НОВОДВОРСКАЯ О ЕГЕНИИ ШВАРЦЕ
Возвращение короля. Валерия Новодворская – о Евгении Шварце
- 14.11.2013
- автор: Валерия Новодворская
- смотрели: 2654
Тэги:
У Толкиена третья книга его великой трилогии «Властелин колец» называется «Возвращение короля». В мир, где только что царило Сауроново зло, где только что закончилась Великая война между Мордором-Востоком и Гондором, столицей Запада, возвращается полузабытая королевская власть дунаданов, любимцев валаров (Богов и Стихий), некогда владевших Нуменором.
Арагорн, вернувшийся наследник древних королей Запада, силен и добр, и люди и эльфы надеются, что он сумеет вернуть в мир атмосферу чести, достоинства и Добра – вернуть из древних, легендарных эпох.
Уже много месяцев подряд мы рассказываем здесь о поэтах и писателях, едва глотнувших дивного напитка Серебряного века и тут же захлебнувшихся на остаток жизни нечистотами века Железного (и советской власти). В наш Храм пришел полумрак, ибо писателям, чтобы выжить, надо было лгать, выкручиваться, приспосабливаться, и это гасило чистый свет солнца Русской литературы. А иные авторы и вовсе не попали в Храм, обретя вечный покой на зеленых лужайках за его стенами, хотя и в ограде.
Тем удивительнее феномен Евгения Шварца, скорее эльфа, чем человека, но, увы, лишенного бессмертия. Он вернулся в неласковый мир советской эпохи как король, наследник древнего прекрасного Царства, населенного феями, рыцарями, принцессами, говорящими котами и умными свинопасами, где Добро рискует жизнью, иногда идет на смерть, но, теряя оптимизм и невинность, в конце концов побеждает. Как и положено в сказках. Кто в замке король? Волшебник, добрый, усталый и гневный волшебник. Митрандир. Гэндальф Белый. Белый Евгений Львович Шварц, который, в отличие от валара Гэндальфа, не мог вернуться в Валинор. Но он вернулся, как король, жил, как король, писал, как король, победил свое жалкое Время и умер, как король. Он шел сквозь Эпоху без страха и сомнения, он дрался с ней – один «за всех – из всех – противу всех» (по рекомендации М. Цветаевой), и Время сдалось, и не тронуло его, и легло покорным щенком у его ног. Ну начнем, как и полагается, с заклинания, любимого заклинания Евгения Шварца: «Снип, снап, снурре, пуре, базелюрре!»
Вода – ледяная. И Шварц прыгает в Дон в чем есть: в шляпе, в теплом пальто и калошах |
Евгений Шварц. 1899. Екатеринодар
Король против Снежной королевы
Принято считать, что Шварц написал «Снежную королеву» в 1939 году. Но он столкнулся с ней гораздо раньше, в 1918-м, и ушел от нее непобежденным. А началось все в Казани, в октябре 1896 года. Серебряному веку оставалось еще доживать 21 год. Женя успел родиться в семье медиков, людей культурных, прогрессивных взглядов, республиканцев, но без партийной принадлежности и радикальной одержимости. Отец Жени, Лев Борисович, учился на медицинском факультете Казанского университета, мать, Мария Федоровна Шелкова, окончила акушерские курсы. Отец выучился на хирурга. Врач, акушерка – вполне народническая семья. Но они предпочли служить народу не на ниве грошовой социалистической пропаганды.
После гимназии родители настояли на том, чтобы их сын, бредящий театром, типичный гуманитарий (уже в пять лет он твердо заявил матери, что будет «романистом»), поехал учиться на юридический факультет Московского университета. Женя был воспитанным мальчиком и поехал. Проучившись два года, он завалил римское право. Послал родителям телеграмму: «Римское право погибает, но не сдается» – и послал к черту юриспруденцию. Дальше в его биографии есть загадочный пробел в целых пять лет. Что поделывал Е. Шварц с 1914-го по 1919 год? В остросоветский период чисток, анкет и политудочек (и тем более в мрачные, свинцовые сталинские времена) об этом периоде знали очень немногие, родные, самые близкие друзья. А они не трепали языком. Это были смертельно-расстрельные годы, и с такой биографией не было шансов уцелеть. А губить доброго и веселого сказочника, такого щедрого, такого воспитанного, не хотелось никому из его окружения. Конечно, если бы он полез к вождям, как Бабель, или в политику, как Мейерхольд, до этих пяти лет быстро докопались бы. Но сказка, сцена, детская литература – это было надежное убежище, здесь пролетарская бдительность давала слабину, и чекистский маниакал делал сбавку. А потом, к 60-м годам поближе, давать такие сведения о классике детской литературы тоже было нельзя. Здесь бы уже несдобровать цензорам и надсмотрщикам за литературой. Союзу писателей, например. «Куда смотрели, почему не доложили?!» – спросили бы у них. Хотя то, что было надежно скрыто в 20-е, 30-е, 40-е, в начале 50-х, не могло выплыть наружу и потом. Да и многие друзья поумирали, иные – не своей смертью. Валентин Катаев сам придумал себе «красную» биографию, скрыв «белую», пустив последнюю по рассказам и повестям. Евгений Шварц лгать решительно не научился. Но его о таких неслыханных вещах и не спрашивали, а от партии и ответственной работы он держался подальше. Но в позу на площади он вставать не умел. Его вызов тиранам надо искать в его пьесах. Листовки и лозунги он писать не мог. Памфлеты – тоже. Сатирикам пафос противопоказан. А пять потерянных лет выглядят в биографии безобидного сказочника просто фантастически. Его призвали в армию в 1917 году (до этого он играл в разных антрепризах, колесил по провинции, имел успех как актер, пробовал свои режиссерские находки и возился с «театральными» детьми, помогая им готовить роли). Но солдатствовать ему не пришлось, студенты до Октября только офицерствовали. Женю послали в юнкерское училище, он окончил его, стал прапорщиком. Но так было со многими: по инерции, по течению, по классовому признаку, куда несло представителей среднего класса (а интеллигенция в него входила целиком). Для резких шагов влево (как у Бухарина и Лавренева) нужен был сознательный выбор. Сознательный выбор сделал и (21 года от роду) Женя Шварц. Он идет в Белую Армию, он участвует в Ледовом походе Корнилова. При взятии Екатеринодара он получил тяжелое ранение. Отсюда его вечный мучительный тремор рук, скачущий почерк. А ведь это принимали за болезнь. Этот сказочник, этот волшебник тогда впервые схватился со Снежной королевой и остался жив. Чистые русские мальчики из Белой гвардии, из Ледового похода были Каями, которым в глаза не попали осколки пошлого и вульгарного Зеркала, их зрение осталось чистым и незамутненным. Как писала М. Цветаева: «Старого мира – последний сон: Молодость – Доблесть – Вандея – Дон». Мальчики Каи прошли этот путь вместо девочки Герды. Прошел этот путь и главный противник Снежной королевы (равнодушия и бездушной Власти) в СССР, офицер-корниловец Евгений Шварц, верный присяге и в 1917-м, и в 1937-м, и в блокаду в 1941-м (опять ведь поединок со Снежной королевой! В голодном и замерзающем городе). А потом начался театр. Весь мир лицедействует.
Евгений Шварц на репетиции спектакля «Тень» в Ленинградском театре комедии
Кочующий лицедей
Демобилизованный после ранения вчистую, Шварц поступил в университет Ростова-на-Дону, чтобы отдаться любимой словесности, но учиться не пришлось. Театр забрал его в свои шелковые, бархатные, душистые объятия. Еще бы! Отец, Лев Шварц, вечно что-то играл в любительских спектаклях, по дому ходил в римской тоге. Оба сына, Женя и его брат Антон, вступили в маленькую театральную труппу в Ростове-на-Дону. Здесь Женю настигла первая любовь. Он влюбился по уши в хорошенькую, изящную, талантливую актрису. Ее звали Гаяна Халаджиева. Она вполне отвечала вкусам юного романтика («Шаганэ ты моя, Шаганэ»). Тайна, загадка Востока, жгучая брюнетка, актриса и в жизни, и на сцене. Мальчик не знал, что это не любовь, а влюбленность. Откуда ему это было знать? Он ухаживал за кокеткой, а она не верила ему. Он клялся, что выполнит любое ее желание. А Гаяна привыкла к лживым клятвам поклонников и спросила: «А в Дон вы прыгнете?» Заметьте: ночь, ноябрь, даже конец ноября. Вода – ледяная. И Шварц прыгает в Дон в чем есть: в шляпе, в теплом пальто и калошах. Гаяна завопила диким голосом, сбежались люди, Женю спасли. И она не устояла – стала его женой и родила ему очаровательную дочь. И эта дочь была ему очень дорога, и потом от нее у Шварца, обожавшего детей, был внук.
Но веселые времена ростовской «театральной мастерской» закончились для Евгения, хотя критика сулила ему славу Качалова. Он сатирик и подрабатывает фельетонистом в веселой газете «Всесоюзная кочегарка». Там он встретит Николая Олейникова, друга и соавтора, тоже книгочея, но с математическим уклоном. Чтобы обеспечить Шварцу спокойную жизнь, он выдумывает ему шикарную биографию-розыгрыш. Мол, этот самый Шварц работал в продотряде. Это Шварц-то! Он не то что отобрать не мог, он все раздавал, что имел, а когда у самого денег не было, так шел занять, потому что не хотел отказывать тем, кто у него просил, и вечно сидел без копейки, потому что было у него сто друзей, и с ними он не мог скопить даже сто рублей. Но люди поверили в комиссара Шварца, и наш белогвардеец и «контрик» сошел за своего.
И вот труппа из Ростова в Петербурге, и в январе 1922 года они дают «Гондлу» расстрелянного Гумилева. (Женя Шварц потом отомстит за казненного поэта, ведь Ланцелот из «Дракона» во многом списан с него.) В «Гондле» Антон сыграл Гондлу, а Женя – Лагге. Хотя надо было наоборот. Король Женя Шварц, в отличие от окуджавского короля Леньки Королева, не очень-то умел драться, но дух его был высок, и он мог бы повторить слова Гондлы: «Там, в стране, только духам известной, заждались короля своего, мой венец не земной, а небесный, Лаик, терны – алмазы его».
Труппа распадается, и Шварц идет работать к тем, кто ценит волшебников – к детским писателям (К. Чуковскому и С. Маршаку), которые обращаются к детям (кто еще способен понять, кто не забит, не запуган, кто сохранил доброту и чистое сердце?). Это хорошие люди, и они продержались до конца темных времен, не труся, не солгав, не донося. Евгений Львович работает литсекретарем у Чуковского (а это просто гнездо свободомыслия, одна Лидия Корнеевна, дочь, чего стоит). Он находит себя в детских прелестных журналах с крупинкой хармсовских парадоксов, антиподах «Пионерской зорьки» и «Мурзилки» – в «Чиже» и в «Еже». Подвизается и в провинциальном журнал «Забой». Его компания – это М. Зощенко, Д. Хармс, обэриуты, которые поиздевались-таки над советской действительностью в силу полного демонстративного отсутствия идеологии. «Несчастная кошка порезала лапу», и вылечить ее можно было только с помощью воздушных шариков. Походив к серьезным и истовым «Серапионовым братьям», Шварц бросил их ради неформалов обэриутов. Мало кто из них уцелел, и судьба безобидного Хармса оказалась страшной. А вот Шварц вышел невредимым из огня, как и положено волшебнику.
Но прекрасный, интеллигентный Евгений Львович со своими друзьями попал в скверную историю. Каверин познакомил его с братом Александром и его женой, Екатериной Ивановной. И это была судьба. Женя Шварц и Екатерина Ивановна были созданы друг для друга. Пришлось Кате бросить мужа, а несчастный Шварц со слезами и стыдом оставил Гаяну и любимую дочь. И они дожили вместе до старости, были рядом тридцать лет, до конца.
Натан Альтман, Евгений Шварц, Илья Эренбург. 1957 г. Ленинград
Убить Дракона
В 1925 году Маршак, которого обрел на свое счастье Евгений Львович, получил от него рукопись в стихах – «Рассказ старой балалайки». И его стихи напечатали сначала в журнале «Воробей», а потом и отдельной книгой. Мир тесен! Шварц поработал даже в журнале «Ленинград», том самом, который будут громить и закрывать после доклада т. Жданова вместе со «Звездой» за то, что они посмели напечатать М. Зощенко и А. Ахматову. А потом он знакомится с Н. П. Акимовым, это сложившийся нонконформист, книжник, юморист. И кончается время тайн, главный клад и шарм Шварца выходит наружу, как алмаз из кимберлитовой трубки. Это сказка, и это пьеса. Однажды Акимов, главреж Ленинградского театра комедии, даже запер Шварца в своем кабинете на пару дней, чтобы он не отвлекался и дописал феерию. Спасибо Акимову, он помог нам получить это полезное ископаемое – сказочника и драматурга Шварца. Сначала шли пьесы-эскизы, оставшиеся во времени, как на дне, нужные только литературоведам, ибо нет в них «нетленки»: первая пьеса «Ундервуд» в 1929 году, потом «Остров 5-К» в 1932-м, потом «Клад» в 1933-м. И вот первая пьеса, где этот мальчик Кай выложил из ледяных обломков холодного времени слово «вечность» и стал сам себе господином и хозяином всего света. Это «Голый король», вроде бы обработка Андерсена. Три новеллы: «Принцесса на горошине», «Принцесса и свинопас» и «Голый король». Но это вам не благостная Христиания. Новый текст, гневный и значительный, антифашистский и антисоветский, рождается под пером Шварца. 1934 год. «Кировское дело», высылают и сажают каждого четвертого интеллигента Петербурга. «Голый король» прошел как чистый антифашизм, но ведь эта пьеса о том, что власть – голая, что обличать ее могут только невинность и чистота (дитя, поэт, идеалист) и что власть падает, когда народ поймет, что она голая. Всевластье, его кольцо – Кольцо Самовластья – вот против чего восстал открыто Шварц. Не поняли, слава Богу. А будущие бестселлеры идут косяком: «Красная Шапочка» (1936), «Снежная королева» (1939), и везде обличаются власть и предательство. О, он не прятался. Он раз двести повторял на людях, что пишет все, кроме доносов – в самые страшные времена. Он подкармливал семью арестованного друга, Заболоцкого. Он не подписывал ничего против «врагов народа». Он никогда не говорил о Сталине. Растущее косо дерево он публично называл холопом. Тихий, рафинированный, изысканный интеллигент, настоящий петербуржец. И вот появляется «Тень» (1940), пьеса настолько откровенная, что ее снимают сразу после премьеры в акимовском Театре комедии. Страшная, убийственная политическая сатира: Тень, порождение ночи, у власти, а люди ей в ужасе подчиняются и льстят. И надо только сказать: «Тень, знай свое место». Ученый побеждает Тень, но после того, как ему отрубают голову. Пьесу в панике сняли, но Шварца не тронули. Никто не поверил, что это он нарочно. Думали, случайно так вышло, опять списали на антифашизм.
Он раз двести повторял на людях, что пишет все, кроме доносов – в самые страшные времена |
Начинается война, и Шварц записывается в ополчение, отказывается от эвакуации, а когда в войска его не берут (все этот тремор рук и глубоко штатский вид), он с Екатериной Ивановной каждую ночь тушит на крыше зажигалки. Они ходят всегда вдвоем на эти дежурства – чтобы если уж бомба, то вместе умереть. И бомбы их обошли. И чуть ли не силой его, погибающего от голода, вместе с женой эвакуируют на самолете Вера Кетлинская и верный Акимов. Киров, потом Сталинабад. Вроде бы советский писатель, блокадник, герой осады в 1943 году пишет свой шедевр «Дракон». Где только фамилии Сталина нет, а все остальное есть: слуги Дракона, люди, которые будут сажать и ссылать и после смерти Дракона (Сталина), все советское время, до самого его конца. Люди, о которых сам Дракон скажет: «Меня утешает, что я оставляю тебе прожженные души, дырявые души, мертвые души…» Верные фюреру немцы, верные Сталину «совки». Имеющие Дракона внутри – как нравственный закон. Вместо Закона. История Власти, Всевластья и того, что они делают с человеком. Воскресший Ланцелот карает преемников Дракона, его приговор суров. Шварц-Ланцелот не любил драконов не потому, что ему нравилась девушка Эльза. А потому, что тираническая власть – всегда Дракон, и разум и совесть с этим не могут смириться. Акимов поставил «Дракона» в 1944 году. Его сняли сразу после первого спектакля. А Шварца не тронули. Он был заговорен. Его пьесы не шли, газеты его ругали, сборники не печатались. А он дожил до 1958 года, до 15 января, и успел увидеть свои пьесы идущими и переведенными. Он не дождался только спектакля Акимова по «Дракону», его поставят в 1962 году; «Тени», фильма с Олегом Далем (1971), и «Каина XVIII», к которому он написал сценарий (1963). Евгений Шварц умер от инфаркта, последние годы он страдал от сердечной недостаточности. Но это все же легкая смерть. Его мужество помогло ему выжить и пережить двух Драконов его эпохи. И победить по рецепту своего Ученого из «Тени»: «Мне страшно было умирать, но я пошел на смерть. Ведь, чтобы победить, надо идти и на смерть. И вот – я победил. Прощайте, господа!»
Опубликовано в журнале «Медведь» №134, 2009
Комментариев нет:
Отправить комментарий