Всего месяц и пара сводок Росстата потребовались для того, чтобы настроения в Москве изменились с убийственных на возбужденные. В середине марта подчиненные министра экономики Алексея Улюкаева, сводившие из предложений ведомств проект документа под названием «Основные направления деятельности правительства» (ОНДП), почти в отчаянии писали про «новую модель роста» российской экономики, которую правительству предстоит реализовать в ближайшие два-три года, чтобы к 2018 году как-нибудь выйти на устойчивую траекторию развития. Ничего принципиально нового или, по крайней мере, того, чего бы правительство не знало последние десять лет, в проекте ОНДП не было, «новая модель» требовала резкого повышения качества госуправления, инвестиционного климата, уважения прав собственности, снижения административных барьеров.
Через месяц, который ушел на согласование этого самого ОНДП в профильных ведомствах, о «новой модели роста», не говоря уже о неэффективности госуправления, в документе забыли — вычеркнули. За месяц изменилось немногое, но этого хватило для того, чтобы Белый дом решил: все возвращается в тяжелые, но прекрасные дни 2009 года, в тот самый момент, когда все поняли — это не катастрофа.
И если это не катастрофа, то можно на время решить, что это победа. Тем более что на дворе как раз она.
Куда кривая вывезла
Для того, чтобы в правительстве и Кремле отменили непрерывные мозговые штурмы с экономистами на тему «Сколько мы еще протянем?» и занялись обычными делами — посевной под руководством нового министра сельского хозяйства (еще неделю назад — главы Краснодарского края) Александра Ткачева, причудливой евразийской интеграцией, ужесточением борьбы с наркооборотом и столетием Константина Симонова, — нужно было несколько компонентов.
Прежде всего — не такое серьезное, чем ожидалось, падение промышленного производства. Сводка Росстата за I квартал 2015 года действительно довольно интересна на фоне всеобщего февральско-мартовского ожидания немедленной гибели. Де-факто на все происходившие в 2014–2015 годы катастрофы в реальном мире — это и украинская война, и санкции, и международная изоляция — собственно экономика ответила обвалом инвестиций на уровне до 10 %, умеренным падением частного спроса и реальных располагаемых доходов (в основном — последствия инфляционного скачка, вызванного девальвацией рубля), снижением оборотов розничной торговли и ростом сбережений. Последнее можно трактовать как признание экономическими агентами кризиса как такового. Хотя истерическая волна потребления в декабре-январе смазала эту картину, и население, и частные компании вели себя в I квартале в целом так, как полагается вести себя перед лицом неизбежного спада: потребление снижается, норма сбережений растет.
Есть несколько объяснений тому, как страна, пережившая сильнейший за последние пятнадцать лет внешний шок, падение на десятки процентов экспортных доходов, не проваливается в острую рецессию. Все они более или менее рациональны, но проверяемы лишь постфактум. Первая и наиболее очевидная история: экономика России слишком инерционна и слишком проста (или деградировала до более простого состояния от сложности десятилетней давности), чтобы быстро и остро реагировать на такие потрясения. В этом случае ответ на шок будет «размазанным» по времени, зато и выходить из такой потери темпов роста придется много лет. Есть еще несколько историй о том, как правительство нашло резервы для роста, но большинство из ресурсов, поддержавших экономику с начала года, разовые.
Во многом предсказания краха российской экономики (в том числе и автором этих строк в первых номерах NT за 2015 год) на весну 2015 года строились на довольно произвольных предположениях о том, что выплаты по частному внешнему долгу $130 млрд в 2014 году и около $60 млрд в 2015 году не по силам ни компаниям, которые лишены возможности занимать за пределами РФ средства для рефинансирования, ни финансовой системе во главе с ЦБ, которые не захотят тратить резервы на спасение промышленности.
Отчасти ожидания катастрофы в российской экономике были вызваны еще и тем, что нефть дешевела. Но затем она стабилизировалась около $60 за баррель. Этот сценарий, как уже писал NT (см. NT № 9 от 23 марта 2015 года), был самым неочевидным в «пучке» сценариев с разной ценой Brent, но именно он и реализовался. Нефтяные цены трудно прогнозировать, но пока видно, что они, с одной стороны, вряд ли будут сильно расти, а с другой — вряд ли сильно падать, ведь до возможного выхода на мировой рынок иранской или американской сланцевой нефти еще далеко — по разным оценкам, в среднем около двух лет.
Впрочем, есть одно обстоятельство, которое перекрывает все скучные и непонятные аргументы пессимистов, поскольку наглядно и неопровержимо — рубль-то вновь растет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий