КЛАССИКИ О РЕВОЛЮЦИЯХ

Прав Ортега-и-Гасет: все революции и контрреволюции стоят друг друга просто потому, что совершают и то и другое вожди и масса.

"Любая революция настояна на зависти бездарности к таланту, но, увы, только одной завистью ее кровожадный характер не объяснишь. Здесь еще и ужас перед осознанием своей ничтожности. Ужас понятный и, увы, простительный, как способ бегства от суицида.

Гений - всегда был вызовом, вызовом оскорбительным. Живой гений - "белая ворона". Царей и поэтов чернь всегда ненавидела, причем ненависть эта была решкой, подброшенной вверх монеты, а орел - преклонением, обожествлением. Заодно массы всегда ненавидели удачливых и благополучных граждан, а в результате уничтожали тех, кому были обязаны сравнительным благополучием". (Евг. Замятин).

Языческий культ личности легко побеждает революционное словоблудие. Косноязычно по обыкновению, но верно об этом в "Подростке" Федора Достоевского:

"Была во Франции революция, и всех казнили. Пришел Наполеон и все взял. Революция - это первый человек, а Наполеон - второй человек. А вышло, что Наполеон стал первым человеком, а революция стала второй человек".

"О, эта ужасная тирания большинства!" - писал Рей Бредбери в своем пророческом романе "451 по Фаренгейту".

Не было никакой революции или переворота в октябре 1917 года, а была самая настоящая контрреволюция черни, вернувшая огромную державу к худшему виду монархии - тоталитаризму. Вместо династии Романовых к власти пришла династия большевиков-бюрократов. Революция в России случилась в феврале-марте 1917 года, и демократический эксперимент продолжался всего 8 месяцев.

Мудрец Франц Кафка знал, чем пахнут все революции. Текст из разговоров Г.Янауха с писателем:

"Встретив большую группу рабочих, направляющихся со знаменами и плакатами на собрание, Кафка заметил:

- Эти люди так уверены в себе, решительны и хорошо настроены. Они овладели улицей и потому думают, что овладели миром. Но они ошибаются. За ними уже стоят секретари, чиновники, профессиональные политики - все эти современные султаны, которым они готовят путь к власти.

- Вы не верите в силу масс?

- Я вижу ее, эту бесформенную, казалось бы, неукротимую силу масс, которая хочет, чтобы ее укротили и оформили. В конце всякого подлинно революционного процесса появляется какой-нибудь Наполеон Бонапарт.

- Вы не верите в дальнейшее развертывание русской революции?

- Чем шире разливается половодье, тем более мелкой и мутной становится вода. Революция испаряется, и остается только ил новой бюрократии. Оковы измученного человечества сделаны из канцелярской бумаги".

Кафке вторит Сальвадор Дали:

"Революция как таковая меня вообще не интересует, потому что обычно завершается ничем, если не оказывается прямой противоположностью тому, что прежде провозглашала".

То же пророчил Гейне задолго до Дали:

"Только дурные и пошлые натуры выигрывают от революции. Но удалась революция или потерпела поражение, люди с большим сердцем всегда будут ее жертвами".

Один из большевицких активистов - Георгий Соломон, сбежавший на Запад еще в 1923 году, писал в мемуарах со слов другого активиста и экспроприатора - Леонида Красина:

"Право, в самые махровые царские времена со всеми их чиновниками и дрязгами не было ничего подобного... Но ведь то были чинуши, бюрократы, всеми презираемые, всеми высмеиваемые, а теперь ведь у власти мы, соль земли!.. Ха-ха-ха! Посмотри на нас как следует, и окажется, что мы превзошли всех этих героев старого времени".

Разговор Соломона (Исецкого) с Леонидом Красиным состоялся в 1922 году. Беседа Кафки с Густавом Яноухом произошла весной 1920 года. Русский Бонапарт оказался настоящим чудовищем, по сравнению с "корсиканским тираном", хуже "всех этих героев старого времени". Вместо "свободы, равенства и братства" - тоталитарный режим, возвращение крепостного права, милитаризм с теми же имперскими амбициями. Кровавый реванш продолжался до начала девяностых годов, затем последовал восьмилетний период неуклюжей попытки демократического развития страны, но Россия, как и в 1917-м году, отторгла демократию, как неестественную для себя форму правления, не способную обеспечить в стране хоть какую-то видимость порядка и уверенности обывателя в завтрашнем дне. Реванш не заставил себя ждать. Россия вновь стала искать национальную идею в новой монархии.

Еврей в революции - губитель, предатель самого себя и своего народа. Точен здесь Георгий Федотов в статье "Новое на старую тему":

"Русская революция с одной стороны, удушившая национально-религиозную культуру еврейства, с другой, облегчившая его ассимиляцию, сделала больше для уничтожения народа, чем Гитлер со своими лагерями и палачами".

Разбить стакан - дело секунды. Сделать его трудно. Так и со всеми революциями. Как правило, революционер - разрушитель и убийца. На осколках от стакана все, как правило, и кончается. Пить приходится из грязной, окровавленной ладони, да и то тухлую воду. Малые дети любят ломать игрушки - это доступный им вид творчества. Трагическая инфантильность революционеров очевидна. В этом смысле, все господа-товарищи "передельщики" были психически больными людьми.

Кажется, публицист Григорий Померанц писал о революционерах, как об ангелах с пеной безумия на губах, которые постепенно превращаются в дьяволов. Точное определение. Говорят, что случались революции со знаком плюс: например, американская, в конце восемнадцатого века, но, как известно, нет правил без исключений.

Все революции (особенно последние: нацистов и коммунистов) - это движение от "праведных" причин мести и неправедному отмщению. То же случится и с революцией ислама. Причины такой революции есть, не станем отпираться, только вот о последствиях даже думать не хочется. Чем кончилась законная месть Гамлета, говорит в финале трагедии светлейший и умнейший Горацио:

"Как все произошло; то будет повесть бесчеловечных и кровавых дел, случайных кар, негаданных убийств. Смертей, в нужде подстроенных лукавством и, наконец, коварных казней, павших на головы зачинщиков".

"Коварные казни, павшие на головы зачинщиков". Господи, да это же о "врагах народа" 1937 года.