ПИНЯ ГОРОВЕЦ - ПАЛАЧ СЕРДЕЦ рассказ

 Он прибыл на постоянное место жительство в Израиль три месяца назад, когда вышел на пенсию в семидесятилетнем возрасте. Пиня, в результате разного рода размышлений, решил, что Еврейское государство обязательно спасет его от неизбежной скуки праздного существования. 

-          Новый дом, - подумал Пиня Горовец. – Требует труда и труда немалого.

А труд новый репатриант любил всю свою жизнь. Образцовый был трудяга. В пятнадцать лет встал он к токарному станку, а потом лишь менял иногда резец на фрезу, фрезу на рубанок, рубанок на мастерок и так далее.

 В ремесле всевозможном талантливый был человек Пиня. За что не возьмется – все ладит отлично. Золотые, в общем, руки. 

 По этой причине жил он в ладу с миром и людьми. Ни разу, ни от кого, не слышал злого слова и видел от людей одну благодарность. Был Пиня немногословен, терпелив и улыбчив. Что еще нужно, чтобы прожить жизнь без особых хлопот. 

 Прибыл Горовец в Израиль не просто так, а по наводке закадычного друга детских лет – Валентина. Друг здесь стал Велвелом, а, в остальном он мало изменился, сохранив к новоприбывшему теплое и радостное чувство.   

 Теперь о семейном положении нашего героя. Есть у Пини жена – Сима,  двое, теперь уже взрослых разнополых детей и четверо внуков. Так получилось, что жили они всегда вместе в большом доме. 

 И в Израиле Велвел нашел им жилье из шести комнат с холлом и даже небольшим садиком под окнами. Взрослые дети пошли в ульпан - учить иврит, малыши – в школу, а Пиня решил отправиться в путешествие по Израилю. 

 Симе он сказал так: 

-          Надо иметь представление, куда нас занесло на старости лет?

-          Надо, так надо, - пожала плечами Сима. Она не имела дурной привычки – спорить с мужем. 

 Друг - Велвел пробовал возразить, напомнив новоиспеченному оле, что языка он не знает, обычаев и правил общежития тоже. И в результате могут случиться разного рода неприятности. Следует также учесть, что Пиня – не мальчик резвый, а мужчина в летах. Так что и со здоровьем может случиться неожиданная неприятность. А потом, по незнанию, можно забрести к арабам, а это совсем нежелательно. 

 Пиня ответил, что в Израиле, как он уже убедился, значительная часть населения говорит по-русски, и понимает русскую речь. Обычаи он всего быстрее усвоит в ходе путешествия. На здоровье он никогда не жаловался, как раз по причине любви к пешим прогулкам. Да и арабы не причина сидеть дома. На родине он никогда не боялся русских, и здесь не намерен шарахаться от арабов. /

 Велвел, добрая душа, тоже пожал плечами, а Пиня сложил в рюкзак самое необходимое, захватил спальный мешок  и отправился в путь. Первым делом, новоприбывший решил совершить переход от Пятах-Тиквы, где он поселился, до Тель-Авива.

 Ну и пошел. Отправился он в свое путешествие в конце ноября. Солнце в это время не так беспощадно сжигает землю. Даже мелкий дождик обрадовал  Пиню неожиданным душем где-то посреди дороги./

 Двигался наш путешественник, не спеша, для ночевок, а было их четыре, выбирал укромные места, чаще всего, – развалины. И увидел много всякого интересного и даже удивительного за время своего похода. /

 Его потом все спрашивали: ну как? А Пиня отвечал односложно: « Страна, как страна. Люди, как люди. Много хорошего, но многое и поправить можно». /

 О том, что нуждается в «поправке», Пиня не пожелал распространяться. Некогда ему было болтать, потому что он сразу преступил к делу. /

 Жилье они сняли с мебелью. Но к мебели этой предыдущие жильцы относились, как водится, варварски. Они будто мстили безответным предметам быта за необходимость оплачивать крышу над головой огромными деньгами. /

  Пиня осмотрел мебель и тяжко вздохнул. Главный его багаж, привезенный с собой, состоял из разнообразных инструментов. Семь дней Горовец возился с мебелью, сделав по настоянию Велвела, перерыв только на субботу, а на восьмой день счел столярную работу завершенной. От реставрированной мебели глаз нельзя было отвезти. /

 Вот сели Пиня  с другом рядом на кожаный диван в холле с разговором. Горовец, а надо признаться к родному языку  относился также внимательно и бережно, как и к вещам, читал много и не терпел в речи грубых слов и вульгаризмов. /

-          Валя, - сказал он. – Горько мне и стыдно за еврейский народ. Перестал он понимать цену предметов труда. Это меня тревожит безмерно. Природу берегут. Это замечательно, потому что любая травинка – это плод долгого и тяжкого труда этой самой природы. А вот к труду человеческому относятся с равнодушием позорным. Я много что увидел в пути, но больше всего поразили меня разного рода свалки. Пойми, Валя, в каждой вещи, человеком сделанной, есть энергия солнца, богатство земли и тепло рук. И вот эта вещь, слегка состарившись, безжалостно выбрасывается, а вместе с ней человек выбрасывает радость созидания, сокровища своего труда. Я видел стиральные машины, способные трудиться и трудиться, компьютеры и телевизоры, требующие легкого ремонта…. Я видел все это в молчащем, заброшенном и страшном виде./

-          Пиня, - сказал другу Велвел. – Хочешь, я тебе скажу, в чем тут секрет? Ты приехал в богатую страну, где главная ценность работа, как таковая. Все остальное цены не имеет. Ты выбросил старый телевизор, купил новый – значит дал работу изготовителю, перевозчику и продавцу. Отремонтировал старый – предоставил, как эгоист, работу только себе, а всех остальных обрек на голод и нужду. Я тебе понятно объяснил положение дел?/

-          Нет, - покачал головой Пиня. – Я вижу неразрывность человека и мира, им созданного. Качество и долговечность вещи делает и нашу жизнь качественной и долговечной. Работа – ради одной работы – грех перед Богом. Это понимаю даже я – наследственный атеист. Но главное, в другом. Даже энергии солнца, рано или поздно, придет конец. А что уж говорить о богатствах земли. Выходит мы, в трудовой горячке, стремимся себя же обобрать невосполнимо. Что станем делать, когда иссякнет руда, нефть, газ, дерево….

-          Пиня, не волнуйся, - сказал Велвел. – К тому времени люди научаться делать необходимое из ничего: из воздуха и песка пустыни. А потом, кто тебе сказал, что жить на других планетах нам заказано? Вырубим леса на земле, выпьем всю воду – переселимся туда, где этого добра хватает. /

-          Что ты говоришь, Валя!? – ужаснулся Горовец. – Выходит, трудовому человеку без разницы: работает, сделанная им вещь, или валяется на свалке. Нет, дорогой, думаю, это ради прибыли жирных и равнодушных все так устроено, а не ради простого человека. /

-          Пиня, - удивился Велвел. – Ты был в компартии? /

-          Я ни в каких партиях не был и не буду, - поморщился Горовец. – Я просто вижу то, что вижу, и слышу то, что слышу. Давай дальше разберемся. По-твоему, человек родился истребителем, а не созидателем? Выходит, мы, как моль, сожрем все свитера в шкафу и перелетим в другое место – искать новый корм. Нет, мне такая жизнь не нравится.  /

-          Другой нет, и не будет, - поднялся Велвел и раскрыл шахматную доску. Набор фигур оставили прежние жильцы. Утерянную белую королеву заменяла в нем щербатая катушка, черного коня – спичечный коробок, а вместо трех утраченных пешек двигали игроки по истертой доске пуговицы./

 Горовец, ремонтируя мебель, в виде развлечения отлакировал доску и выточил недостающие фигуры. Теперь можно было играть в шахматы без равнодушного отношения к силе ферзя или пешек. /

 Друзья приступили к игре, и больше о проблеме использованных вещей не заговаривали. Каждый из них остался «при своем». Велвел понял и простил всю сложность современного мира. Пиня не желал понимать под сложностью потворство алчности и глупости./

 Был Горовец, как уже отмечалось, человеком дела. Делом он и занялся…..

 Все вы, наверно, встречали людей, жалеющих кошек и собак. Добрые эти люди кормят, моют, лечат бездомных животных, и часто устраивают из своего жилища собачий или кошачий интернат. /

 Пиня устроил в своей квартире приемник-распределитель для старых и больных вещей. Горовец рыскал по окрестностям, выискивая бездомные предметы. Иногда он на глаз, безошибочно и сразу определял степень их годности и трудовых затрат при ремонте. Иногда ему требовался «лабораторный» анализ в домашних условиях. /

 Машины у Пини, как вы понимаете, не было. Он соорудил, что-то вроде упряжной тележки. Жители того района Пятах-Тиквы, где живет Горовец, уже не удивляется, увидев, как Пиня рикшой тянет за собой тележку, груженную ржавой стиральной машиной./

 Мастера спас садик перед домом. Садик этот, под навесом, и устроил там Пиня что-то, вроде мастерской. /

 Жене – Симе Пиня доверял самую легкую, но ответственную работу по отмывке и смазке механизмов. Сима справлялась с ней замечательно. Ну, а дети и внуки жили своими интересами, уважая, впрочем, дело рук отца и деда./

 Попал я к Горовцам совершенно случайно, но застрял на добрых три часа для душевного разговора и обхода его сокровищ./

  В доме Пини живут и здравствуют семь исправных телевизоров, пять стиральных машин, две швейные машины, четыре компьютера с мониторами и шесть отдельных экранов, четыре холодильника разной кубатуры и прочее, прочее, прочее. Почти все, как вы догадываетесь, в отличном состоянии. /

 Горовец чинит технику и продает ее желающим с гарантией. Он вычислил, по каким-то своим соображениям, что день его труда стоит 150 шекелей. Потратил Горовец на холодильник рабочую смену –эту цену он и ставит. Потратил меньше – и берет соответственно. Все справедливо, все правильно, все честно…/

 Народ бедный премного доволен, и слава о мастере гремит по всей округе. При мне приезжали к нему заказчики из Тель-Авива и Раананы. /

 Попросил у Пини одну из тетрадей рабочего учета и бухгалтерии. Вот она лежит передо мной. Привожу некоторые записи, сделанные четким, крупным почерком. /

 14. Компьютер, найден 2 декабря 2000 года у дома 7, по улице Жаботинского. Домашний анализ выявил отсутствие материнской платы. Заимствовал последнюю из компьютера, найденного мною днем раньше на улице Бялика./

  15. Стиральная машина из Италии «Самар». Найдена на пустыре в микрорайоне Алеф. Выброшена, судя по всему, по причине ржавого корпуса, остальные системы в порядке. Корпус мною заменен, так как днем раньше обнаружил точно такую же машину с отличным корпусом, но пришедшей в негодность центрифугой. Машина ушла новому репатрианту, проживающему по адресу …. 

 Так и живет Пиня Горовец, возвращая жизнь и здоровье старым и больным вещам. И сам он уверен, что от старости и болезней  может помочь только работа Айболита по излечению «хворого», предметного мира нашего удивительного государства. /

 В тетради учета, показанной мне Пиней, есть и странная запись в столбик: стихи, сочиненные Горовцом. Он сознался, что всю жизнь балуется этим видом творчества. С разрешения автора печатаю это стихотворение: /

 Вот я под звездами хожу,/

 И этим фактом дорожу./

 Вот солнце греет мое темя./

 Счастливое, однако, время./

 Какая все-таки удача/

 Явиться в этот мир для плача,/

 Для смеха, радости и муки,/

 Творить и изнывать от скуки./

 В итоге сладостных страстей/

 Родить на Божий свет детей. /

 Быть богачом, гулякой, нищим /

 Быть жертвой, палачом сердец./

 В итоге, стихнуть на кладбище,/

 Устав от жизни, наконец./

-          Пиня, - сказал я, прочитав эти неуклюжие вирши. -  Ты когда-нибудь «изнывал от скуки»? 

-          Никогда, - честно признался Горовец. /

-          А зачем пишешь такое? И когда ты был «гулякой» и «палачом сердец»? 

-          Знаешь, - сказал Пиня. - Ничего ты в поэзии не понимаешь. Одно дело стихи, а другое – жизнь. 

 Тут я обиделся и показал Пине свою, недавно вышедшую, книжицу рассказов. Горовец осмотрел ее, ощупал и произнес, не читая, рецензию, лучше которой мне не услышать никогда. 

-          Хорошая вещь, - сказал Пиня, поглаживая обложку, – Ладно сделана.

                                            2000 г.