СНОВА БЫКОВ, К ШТЫКУ ПРИРАВНЯВШИЙ ПЕРО

Дмитрий Быков 

Европа пыжится, зараза,

нам продавать мешая газ.

Но у Европы нету газа —

он сконцентрирован у нас!

Он вызревает в зыбкой топи,

где свет потух, а люд протух:

его не может быть в Европе,

поскольку это русский дух.

Он вроде местного спецназа,

и вы задумайтесь сперва:

когда у вас не будет газа,

вы перейдете на дрова.

Тогда вам станет очевидна

несправедливость ваших слов,

вам станет больно и обидно,

к тому ж у вас ведь нет и дров!

Вы все там дружите домами,

бабла полно, но дров-то нет, —

а мы их столько наломали,

что можно греться двести лет.

Об этом вам не ради фразы

сказал правительства глава:

у вас там дух — у нас тут газы,

у вас права — у нас дрова.

Мы, может, звери перед вами

и все живем не по уму,

но до сих пор топить правами

не удавалось никому. 

Дрожи, голодный и раздетый

Европы Западной жилец.

Раз нету дров — топи газетой…

Но нет и прессы, наконец,

за чечевичную похлебку

твердящей наглое вранье,

такой, чтоб захотелось в топку

швырнуть немедленно ее.

Приятно русскую газету

швырнуть в печной уютный ад.

У вас подобной прессы нету —

и разве ваши так горят?!

А наши так наглы и робки,

в них так цветет белиберда,

что иногда без всякой топки

они сгорают со стыда.

И хоть ума у вас палата,

он не поможет в этот раз —

похоже, топливо, ребята,

вам брать опять-таки у нас. 

Нам не обидно, мы привыкли,

что нет почтения ни в ком…

Но если нет газет — то фиг ли:

иные топят кизяком.

Простите, что такая проза

нам служит пищей для ума:

кизяк — особый вид навоза,

кирпич сушеного дерьма.

По воле праведного Бога,

что нас хранит на этот раз,

у нас его настолько много,

что отдыхает даже газ.

Оно растет, оно не тает,

оно буквально застит свет —

у вас самих его хватает,

но столько не было и нет.

Универсальная приправа,

национальная черта —

оно налево и направо,

на всякий вкус, на все сорта,

и в нашем рвении холопьем,

под стоны местных Диотим,

мы всех натопим, всех затопим

в два счета, если захотим. 

Что ж, недалек конец рассказа.

Распорядился ход планет,

что там, в Европе, нету газа,

и нету дров, и прессы нет —

такой, которая бы в топку

просилась русским языком, —

и наконец ее, холопку,

Господь обидел кизяком.

Ей-ей, пора бежать оттуда.

Ее, с мошной ее пустой,

спасла бы только диктатура —

но ведь, похоже, нет и той.

Она дивила всю планету,

но, проиграв, пошла на дно:

ее в Европе больше нету,

зато у нас ее полно.

Сегодня, в двадцать первом веке,

мечте фантастов голубой, —

у нас диктатор в каждом ЖЭКе

и в поликлинике любой;

накачан бешеным откатом,

безмерной властью облечен, —

у нас в любом сидит диктатор,

не понимающий ни в чем,

и каждый дурень — спору нету,

все дурни грамотны уже, —

готов немедля сжить со свету

другого дурня из ЖЖ.

Народ у нас довольно хмурый,

ему ли злобу побороть?

Мы все набиты диктатурой,

она буквально наша плоть;

наш опыт ничему не учит,

а если учит, то не нас;

нас диктатура так же пучит,

как нашу землю пучит газ;

она корежит наши лица

и отравляет мирный труд,

и мы готовы поделиться —

но почему-то не берут. 
Когда б пришла такая фаза,

что мир и вправду был готов

забрать у нас избыток газа,

вслед за ним избыток дров,

и государственную прессу,

что понимает все сама,

и вслед за ней, для интересу,

избыток местного дерьма,

и диктатуру, что под старость

преобразилась в рококо, —

не знаю, с чем бы мы остались. 
Но как вздохнули бы легко!