ВРЕМЯ ПРИДЕТ рассказ

Верочке и Нюме под пятьдесят. Нюма — мужик большой, объемный, а Верочка — существо хрупкое, с то­неньким голоском. Все как положено. Нашли они друг друга по любви много лет назад. Сразу же родили двойню — мальчиков и тихо жили при хлебном деле в своем райцен­тре Н. Потом почти все евреи из этого городка снялись с места, и они уехали вместе со всеми, В Израиле продолжали жить семейно и дружно до самого ухода мальчиков в армию. Но как только остались одни, начались совершенно не желательные разговоры. Нюма стал говорить не то, что хотела слышать Верочка, а Верочкины тирады наводили тоску на бедного Нюму.

Тишина наступала, когда близнецы приходили домой на побывку. То есть не тишина, конечно, а визги музы­кальные, вопли и топот. Но все это было нормой и случа­лось раз в две недели, а все остальное время Нюма и Ве­рочка терзали друг друга совершенно ненужными разговорами.

Им постоянно было жарко — и они открывали для сквоз­няка дверь из холла на лестницу. Вот почему разговоры эти и меня невольно касались — соседа. Жили мы дверь в дверь.

Утром Нюма собирается на работу. Он по специальнос­ти трудится — в типографии.

- Куда ты меня привез?! — кричит своим тоненьким голоском Верочка.

— В Израиль, — басит Нюма.

— Послушайте его, а я думала в Америку или Канаду, — с тем же злорадным напором продолжает Верочка. — Тебе бутерброды  с колбасой или сыром?

— С тем и другим, — сухо просит Нюма.

— Может, тебе еще и паюсной икры намазать?

- А она у нас есть? — невинно интересуется Нюма.

Следует смех саркастический.

— Послушайте нашего миллионщика. На твою зарплату как раз и можно купить одну баночку в месяц.

— Это клевета, — басит Нюма и старается свести все к шутке. — Не одну, а целых две.

Но и шутка оказывается неуместной. Следует смех издевательский, въедливый.

— Чао! — торопится смыться Нюма.

— Что за человек?' — напутствует его Верочка. — Даже попрощаться не может по-человечески.

Я догоняю соседа у автобусной остановки.

— Слышал? — спрашивает он.

— А куда денешься, — отвечаю я.

— Вот скажи, — говорит он, — почему люди так меняются. Моя Веруня — тишайшей души была человек, а теперь как с чертом спелась, Пилит и пилит.

— Раньше терпела, а теперь больше не желает, — говорю я. — Нас по молодости терпят, а потом за этот терпеж мстят.

- Чего ж будет? - спрашивает Нюма.

- У всех по-разному, — говорю я.

- Вот ты один живешь, — говорит Нюма уже в автобусе. — Лучше одному-то?

— Тоже не сахар, — вздыхаю я.

Домой возвращаюсь через сквер. Знаю, что на третьей скамейке от угла сидит Верочка в компании с «подшефной» старушкой. Эта старушка  и есть Верочкина работа. Она с ней гуляет, прибирается в доме, готовит еду...

Старушку зовут Магдой. Ходит она очень плохо, и с головкой у Магды тоже не все в порядке. Задумчивая она очень, и беседовать с ней можно только на одну тему.

- Время придет, — тихо говорит Магда.

— А куда денемся, — отвечает Верочка.

— Придет время, — радостно улыбается Магда.

— Непременно, — зевнув, отвечает Верочка, поворачиваясь ко мне. — Привет, сосед, сядь, отдохни.

Присаживаюсь.

— Время придет? — спрашивает Магда, внимательно посмотрев на меня.

— А как же, — привычно подхватываю я.

— Ты слышал, что он мне утром сказал? — спрашивает Верочка,

— Он сказал «чао», — вспоминаю я.

— Придет время, — говорит Магда.

— В свой час, — торопливо, скороговоркой отзывается. — А про икру не слышал?

— Нет, — говорю я. — Кстати, я за хлебом, тебе не нужно?

— Да вроде все есть, — говорит Верочка. — Через три дня мальчишки приедут. Ты знаешь, как они растут? Каждый месяц по сантиметру.

— Время придет, — говорит Магда.

— Ты не помнишь — долго люди растут? — спрашивает Верочка,

— Лет до двадцати, — говорю я.

— Время придет! — нервно и требовательно кричит Магда. — Придет время!

— Придет, придет, — торопится подтвердить Верочка, и старушка успокаивается.

Вечером жду обязательного взрыва. Я думаю — вот тоненький голосок у женщины, нежный, а проникает даже сквозь стены.

— Что ты сказал? Котлеты холодные?! Я же при тебе их грела! Это невыносимо. Не могу больше жить с этим человеком!

Мне не нужна соль, но я иду за солью. Дверь, по обыкновению, открыта. Верочка сидит у телевизора, включенного без звука. Нюма вяло пережевывает остывший ужин.

— Соседи, — говорю я, — сыпните белого яду.

— Мы тебе вчера сыпали, — хмурится Верочка.

— Все съел.

— Садись, — говорит Нюма. — Хочешь котлету? Очень вкусная котлета, только холодная.

— Еще одно слово — и я уйду, — решительно заявляет Верочка.

 Беру котлету, пробую.

— Нормально горячая пища, — говорю я. – Ты не прав.

С дивана доносится всхлип-стон, победительный и страдательный одновременно. Котлета быстро кончается.

— Очень вкусно, спасибо, — благодарю я.

— Хочешь еще одну? — предлагает Верочка.

— Нет, воздержусь. Хватит мозоль отращивать.

— Ты слышал, — говорит Верочка Нюме. — Человек думает о себе, о своем здоровье. Понимает, что обжорство не доведет до добра. А ты на себя в зеркало посмотри. Вот встань и посмотри сейчас же!

— Самый толстый человек на свете весит триста шестьдесят килограммов, — говорю я. — Рекорд Гиннеса.

- Мы скоро перекроем, - усмехается Верочка и тянется за пультом. Телевизор становится говорящим. Сейчас начнется очередная серия «мыльной оперы». Я могу быть свободен. Минут сорок у соседей будет тихо, если не считать страданий экранных. Ухожу.  — Может в шахматишки? — останавливает меня Нюма тихим вопросом.

-   Можно, — говорю я.

Мы странно играем в шахматы. Мы сидим перед доской, на которой расставлены фигуры, не трогая ни одну из них.

- Что делать? — спрашивает Нюма. — Так дальше жить нельзя. Ее все раздражает. Ну, абсолютно все: как я говорю как молчу, как зубы чищу и как одеваюсь— Только иногда ночью, все нормально.

— Значит, уладится, — говорю я. — Есть шанс.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Не надо было нам уезжать, — вздохнув, говорит Нюма.

— И стареть тоже не надо, — говорю я.

— Это точно, — соглашается Нюма. — Вот скажи, зачем человек на свет родится?

—  Чтобы жить, ~ говорю я. - И все? А что тебе еще нужно?

— Ну, не знаю... Все-таки одной жизни человеку мало.

— Хочешь прожить две?

— Да не в этом дело... В радости жить хочется. Жизни вовсе не получается, если в ней радости нет... Вот она не понимает.

— Ей в радость тебя пилить, в удовольствие, — говорю я. — Бывает и так. Ты потерпи.

— Я терплю, — вздыхает Нюма. — Сам видишь... Только опять же в радость жить хочется.

— Тогда давай пива выпьем? — предлагаю я.

— Давай, — соглашается Нюма.

Однажды безумной Магде удалось выскочить из дома без сопровождения. Я встретил ее на автобусной остановке.  Вокруг Магды собрались люди. Они хотели помочь «русской» старухе, но не знали чем.

— Время придет! — отчаянно кричала Магда дрожащим голосом, и по ее морщинистым щекам текли неестественно крупные слезы. — Время придет!

— Извините, — сказал я, протиснувшись к Магде, и сел рядом с ней.

— Время придет?! — с надеждой повернулась ко мне старуха.

— Придет, - сказал я. — Куда мы денемся, обязательно придет.