В два часа ночи Вениамин Липшиц
проснулся от брезгливого чувства к самому себе. Температура неподвижного
воздуха за распахнутыми окнами поднялась, несмотря на отсутствие солнца и
холодный свет луны, и все большое тело Вениамина покрыла влажная испарина.
Некоторое время он лежал
неподвижно, ошибочно подозревая свой организм во внезапной вспышке болезни.
Потом, услышав панический и короткий вопль случайного автомобиля, очнулся, все
понял, вскочил и, снимая на ходу трусы, отправился в душ.
Пока Липшиц стоит под сладостными,
холодными струями воды, чуть попахивающими хлором, я попытаюсь нарисовать
портрет этого человека.
Вениамин Липшиц родился на свет,
унаследовав некоторые особенности своего деда и матери. Дед Липшица владел
внушительным ростом и огромной мышечной массой. Еще до войны с Гитлером, он
выступал на арене цирка нижним в пирамиде, а каждый знает, что хлюпику на этот
пост не пробиться.
Мама Вениамина была женщиной
весьма миловидной, но небольшого роста и с «птичьими», тонкими, ничего, как
будто, не весящими костями.
Липшиц унаследовал физическую
«форму» деда, но «содержание» этой формы взял у мамы. Получилась шутка природы,
самый настоящий обман зрения.
Отец Липшица, человек деловой и
энергичный, говорил своему сыну-подростку так: « Веня, каждому надлежит
пользоваться тем, что дала ему природа. Это залог успеха. Иди в секцию
баскетбола».
Липшиц послушно шел. В секции
обрадовались парню гренадерского роста, но со временем радоваться перестали.
Веня так и не научился играть в баскетбол. Талантливая форма не могла
компенсировать бездарное содержание.
Под знаком этого противоречия и
прошла вся дальнейшая жизнь Вениамина Липшица. Особенно семейная жизнь. До
переезда в Израиль он был трижды женат. Не очень опытные дамы восхищались
могучей статью Вени, брали его, покорного, за руку и вели в ЗАГС. Но очень
скоро выяснялось, что внутри огромного тела сидит маленький и очень слабый
человечек. Вынести такое разочарование женщины не могли и бежали от бедного
Липшица, сломя голову.
Если честно он бы мог поправить
положение, если бы хоть раз сделал попытку вернуть кого-либо из жен, но Веня и
в суд-то за разводом шел с большим трудом, нехотя и зевая от скуки.
Однако, последнее поражение на
семейном фронте подействовало на Липшица странным образом: он решил переместить
себя в пространстве, то есть воспользоваться национальностью своей мамы.
Липшиц бросил скромную должность на картонажной фабрике,
продал однокомнатную квартиру в городе Серпухове, оформил документы на выезд, и
летом 2002 оказался в Израиле.
Знакомые отговаривали Вениамина,
пугали его волной арабского терроризма, но Липшиц всем отвечал привычной
шуткой:
-
Я
мужичонка маленький, в меня не попадут.
Знакомые посмеивались, глядя на огромного, под два
метра, Липшица, и в глубине души не считали, что Еврейское государство в чем-то
выиграет, взяв на прокорм такого верзилу.
Надо сказать,
что после последнего развода Липшиц твердо решил в брак больше не вступать. Его
мнение о слабой половине рода человеческого с каждой очередной неудачей все
ухудшалось и ухудшалось.
Вениамину не
было еще и сорока лет. Женщины в Израиле интересовались им не меньше, чем в
России. Веня, как и раньше, не сопротивлялся, когда его брали за руку, и вели в
укромный уголок, но в остальном проявлял упрямство, так как иллюзиями насчет
счастливой семейной жизни уже не страдал.
Необходимо
отметить, что при всей своей заурядности Липшиц был удивительно пунктуален,
подробен и даже въедлив. Еще в России он слышал разные байки о
недобросовестности хозяев на рынке жилья в
Израиле, а потому, когда нашел подходящую квартиру на съем, долго и
внимательно проверял качество сантехнического, электрического и газового
оборудования, окон и дверей в квартире. После проверки остался всем доволен, и только тогда подписал договор на
аренду маленькой клетушки в Бат - Яме с
исправным душем, но без кондиционера.
И вот теперь
Липшиц охлаждал свое горячее тело, и с грустью думал о неизбежном возвращении к
влажным простыням и отвратительной подушке, хранящей застарелый запах пота.
Он долго
обтирал свое большое тело маленьким полотенцем, но, наконец, вздохнул тяжко и
взялся за ручку двери дешевой. Что-то звякнуло в замке, и дверь не открылась.
Вениамин нажал еще раз, но безуспешно. Судя по всему, механизм запора сломался,
и язычок замка превратился в засов, отодвинуть который Липшиц никак не мог.
Так он оказался
в заключении. Но понял он это не сразу и легкомысленно отнесся к бытовой, как ему показалось, неурядице.
Он стал
копаться с предательским замком. Даже попробовал справиться с запором с помощью
зубной щетки - других инструментов в душевой не оказалось. Вышибить створку он
не мог, так как дверь открывалась во внутрь ванной…. И вдруг Веня понял, что
попал он в положение незавидное, и ему не выбраться из душа среди ночи ни при
каких обстоятельствах. И событие это может сказаться на всей его судьбе в новой
стране.
В Израиле никто
не стал бы искать Липшица, и он никого не знал даже в том доме, где поселился.
Вениамин не
страдал в мыле на лестничной площадке, как инженер Щукин из знаменитого романа
Ильфа и Петрова. Он стоял относительно сухой, но тоже совершенно голый в
душевой комнате арендованной квартиры, ясно сознавая всю унизительность своего
положения.
У инженера
Щукина был хотя бы шанс встретить человека на лестничной площадке. Он такого
человека и встретил. У Липшица такого
шанса не было. И тут, после первого приступа отчаяния, он сообразил, что позади
душевой находится небольшой балкон, куда Вениамин сразу же вынес разное
хозяйское барахло, и где стояла старая, проржавевшая стиральная машина. С балкона
этого можно было позвать на помощь.
Но ночью!? И
что кричать в чужой стране. Липшиц к тому времени знал всего лишь несколько
слов на иврите. И тут его осенило. Он собрал в своей памяти школьные знания
английского языка, с большим трудом перепоясал чресла коротким полотенцем,
выскочил на балкон и тихо, придушенно произнес в кромешную темноту: « Хелп ми,
хелп ми».
Никто,
естественно, не отозвался. На балконе было душно и мерзко, близкое море
отдавала бетону домов свою излишнюю влагу, большое тело Вениамина Липшица вновь
покрылось липким потом. Он даже подумал, что хорошо в такую ночь оказаться запертым в душе. Не возбраняется вновь смыть этот мерзкий пот. И вообще, можно
вполне переждать до утра и даже поспать в душевой кабинке, притулившись к
прохладной стене.
Он подумал так,
но почему-то панически испугался образу своих мыслей, снова выскочил на балкон
и, забыв о природной деликатности,
отчаянно заорал в темноту: « Помогите!»
-
Ты чего
орешь! – отозвался почти сразу грубоватый, прокуренный голос. Шел этот голос с
балкона квартиры над Вениамином и, казалось, прозвучал совсем рядом.
-
Замок
испортился! – крикнул Липшиц. – Я выйти не могу из душа.
-
Не ори! –
настоятельно посоветовали ему. – Ребенка разбудишь. Это бывает. Такие у них
замки. Потерпи, я сейчас инструмент найду.
Липшиц терпел
несколько минут в надежде на избавление. И вдруг услышал шорох, а потом увидел
в лунном свете гладкие, пухлые, женские ноги, а за ногами полу халата.
К соседу,
попавшему в беду, цепляясь за толстую веревку, спускалась женщина.
-
Я голый
совсем! – отчаянно заверещал Липшиц.
-
Ну и … с
тобой, - грубо ответила соседка.
Вениамин попытался укрепить полотенце на бедрах, но
сделал еще хуже. Его «фиговый листок» свалился, и Липшицу пришлось закрыть
интимное место ладонями.
Женщина явилась
к нему с мощным молотком и трехгранной отверткой. Сама огромная и голая фигура
Липшица, казалось, не очень ее заинтересовала. Женщина решительно двинулась к
двери.
-
Хорошо,
что не суббота, - сказала она. – Бери, и бей под основание.
-
Я не
могу, - сказал Липшиц.
-
Чего это?
– женщина впервые глянула на беднягу, и все сразу поняла. – Ладно, я на тебя не
смотрю. Тоже мне бык тамбовский. Всяких видела. Работай!
Липшиц тяжко
вздохнул, поставил отвертку и ударил по ней молотком.
-
Да ну
тебя, - сказала женщина. – Ни черта вы, мужики, делать не умеете. Дай сюда!
Последовало
три точных, сильных удара, и дверь распахнулась. Липшиц бросился в комнату, напялил шорты и вышел к своей
избавительнице.
Женщина,
опустившись на табурет в тесной кухне, курила, жадно затягиваясь.
-
Тебя как
кличут? – спросила она.
-
Вениамин,
Веня, - сказал Липшиц.
-
А меня
Ниной зовут. Давно в стране?
-
Три
месяца, - сказал Липшиц.
-
Один
живешь?
-
Один, -
ответил Липшиц.
-
Нельзя
человеку жить одному, - пуская клубы дыма, сказала Нина
-
А вы? –
осмелел Липшиц.
-
Я не
одна, у меня сын есть, - сказала женщина. – Три года исполнилось, Сеней зовут.
-
А муж? –
спросил Вениамин.
-
Выгнала.
Хлипкий был, вроде тебя, - сказала Нина, и Липшиц с радостью подумал, что эта
женщина сразу распознала его суть, и не
будет делать ставку на рост и солидную массу. Ему даже понравилась прямота
Нины, и сама эта женщина понравилась - и лицом, и фигурой.
-
Закуривай?
– предложила Нина, доставая пачку сигарет.
-
Я не
курю, - улыбнулся Липшиц.
-
Пьешь?
-
Только
шампанское на Новый год.
-
С бабами-то
хоть спишь? – нахмурившись, спросила Нина.
-
Это
бывает, - тихо признался Липшиц.
-
Только на
меня не рассчитывай, - сказала Нина. – Мне с человеком хорошо и долго
знакомиться нужно. Я брезгливая, с любым в койку не лезу.
-
Я тоже
брезгливый, - признался Липшиц.
-
Ну,
бывай, - сказала Нина. – Некогда мне, а то Сенька проснется, - и ушла от нового
репатрианта, на этот раз через дверь. Ключ от своей квартиры она
предусмотрительно захватила с собой.
Вениамин Липшиц не смог сразу
заснуть на влажных простынях, но лежал
он в хорошем настроении, улыбался каким-то, внезапно возникшим, теплым мыслям,
и вспоминал слова своей прокуренной соседки: «Нельзя человеку жить одному».
Комментариев нет:
Отправить комментарий