Давид Розенсон: «Надеюсь, это не было очень грустно, ведь я оптимист»
Глава культурного центра «Бейт Ави Хай» в Иерусалиме размышляет о том, что такое культура после 7 октября и как еврейская история может помочь людям за пределами Израиля.
ЕКАТЕРИНА КРОНГАУЗ ← Как прошло ваше 7 октября?
ДАВИД РОЗЕНСОН → Был шабат. Мы проснулись и не могли понять, что происходит. Я не смотрел новости до исхода субботы, поэтому просто осознал, что случилось что‑то очень серьезное. Напротив нашего дома находится большая англоязычная синагога, где молится много людей, сделавших алию 15–20 лет назад. Их взрослые дети на праздники приезжают к родителям. И вот между сиренами я выглянул на улицу. В Израиле есть ранние миньяны, они начинают молиться в 6.30, мы молимся позже — в 9.30–10. Я увидел толпу, выходящую из синагоги. И по тому, как они выходили, сразу понял: что‑то не так. Потом я узнал, что раввин сообщил молящимся о происходящем и попросил всех, у кого есть оружие, идти домой. Также он разрешил всем, кто служит, в том числе резервистам, пользоваться телефонами.
ЕК ← Что изменил для вас этот день?
ДР → За все время в Израиле я не видел ничего подобного. Люди утратили доверие к политической системе и веру в израильскую армию. До войны были масштабные забастовки против правительства, против судебной реформы. Перекрывали улицы. Это всё серьезные проблемы. Но после 7 октября они отошли на второй план. Всех объединил шок. Никто не мог понять, как израильская военная разведка и армия могли такое допустить. И еще, Израиль очень доверял технологиям, мы считали, что они существенно меняют ситуацию. Например, все думали, что забор на границе достаточно хорошо оснащен и можно положиться на электронику.
ЕК ← То есть вы утратили чувство безопасности и веру в то, что эта безопасность вообще существует в Израиле?
ДР → В первые дни после начала войны Иерусалим стал таким ghosttown . Я гулял с собакой по пустым улицам. Надо понимать, как устроен наш город. В магазине арабы покупают продукты вместе с нами, мы ремонтируем у них свои машины, они строят нам дома, лечатся в наших больницах, мы живем с ними бок‑о‑бок. Но теперь люди стали бояться.
Нетаньяху утверждал, что лучше всех знает, как защитить евреев и что катастрофа никогда не повторится. Все считали, что израильская армия — это необычайная сила. И вдруг не только Израилю, но всему миру стало ясно, что израильская армия не такая сильная. Что это не оправдавший себя миф.
ЕК ← Если говорить конкретно о вас, то вы «человек с историей». Ребенком вас увезли из Советского Союза в Америку. Во взрослом возрасте вы вернулись в Россию, а потом уже приехали в Израиль. Почему вы приехали? Израиль же никогда не был самым безопасным местом.
ДР → Нет, я уверен, и моя семья уверена, что до сих пор самое безопасное место для евреев — это Израиль. Есть такая молодая писательница, Дара Хорн, она написала книгу под названием «Люди любят мертвых евреев» (Речь идет о книге: Dara Horn. People Love Dead Jews: Notes from a Haunted Present. W. W. Norton & Compann, 2021. См. рецензию в «Лехаиме» – ред.). В тот момент, когда евреи умирают, их начинают сильно любить. Она приводит много примеров, начиная с Анны Франк. Тогда начинают звучать лозунги: Holocaust never again .
Богатые американские евреи с удовольствием жертвуют на Израиль: они полагают, что будут оказывать помощь, ездить сюда в отпуск, но жить будут в Америке, где им ничего не угрожает. Сейчас все изменилось. Буквально вчера в Нью‑Йорке на Статен‑Айленде неизвестные проникли в квартиру, где находилась женщина с четырехлетней дочерью, и избили обеих. Когда я рос в Америке, я такого представить себе не мог.
Каждый образованный человек в Америке получает гуманитарное образование в первые два года обучения [в университете]. Ты изучаешь вещи, которые должен знать как гражданин мира. Это зарубежная литература, культура других стран, история. Ты должен получить представление о том, как устроен мир и как устроен ты сам, откуда ты, что за тобой стоит.
И после всего этого, через столько лет после окончания Второй мировой войны, люди должны были бы измениться. В мире есть разные другие анти‑, но сейчас мы говорим об антисемитизме. Как это может существовать сегодня? Мы должны были стать совсем другими людьми. Я не мог себе представить, что люди, получившие гуманитарное образование в Гарварде, Йеле, Коламбии, Пенсильванском университете, смогут говорить такие вещи.
ЕК ← Видимо, это стало возможным, когда ректоры этих университетов допустили, что серьезность призыва к геноциду «зависит от контекста»?
ДР → Американская конституция гарантирует свободу слова. И теперь такое восприятие идеи свободы слова стало выше идеи защиты еврейских студентов. Я читал текст моего друга [петербургского этнографа и специалиста по иудаике] Валерия Дымшица по поводу погрома в аэропорту Махачкалы . Как это могло произойти? Он писал, что это необразованные люди, они склонны к агрессии, они уязвлены. Даже не зная, что происходит, они бездумно включаются и начинают громить всё вокруг. Но в американских университетах речь идет о людях с хорошим образованием. И они тоже говорят вещи, которые просто невозможно было представить.
ЕК ← Как вы считаете, поменялось ли что‑то всерьез в еврейской диаспоре?
ДР → Я был в Нью‑Йорке через месяц после 7 октября. Присутствовал на встречах, организованных разными фондами. И меня потрясло, что никто не знает, что делать. Все спрашивают: «Where do we go from here? Куда мы идем?» Они спонсировали студии в Голливуде, строили кампусы, поддерживали университеты, но что делать теперь — никто не понимает.
Для всех, кто хоть как‑то ориентируется в ситуации на Ближнем Востоке, 7 октября изменило мир. А для еврейского народа — безусловно и полностью. Мне кажется, сегодня самое важное — понять, как защитить Израиль. Без этого евреи не смогут чувствовать себя в безопасности в любой части света. Посмотрите, что происходит в Америке в последние несколько недель. И речь идет о лидерах, об интеллектуальной элите страны, президентах американских университетов!.. Да, мы победим эту войну, несомненно, но мы заплатим за победу очень большую цену.
ЕК ← Это антисемитизм?
ДР → Да. Я жил в разных странах, в том числе жил в России 13 лет, и я никогда не ощущал антисемитизма. Мне все говорили: «Подожди‑подожди, ты скоро это увидишь!» Мои родители, которые в 1979 году уехали в Америку, говорили: «Не верь, он существует». Но сам я никогда не сталкивался с антисемитизмом! Я читал новости, понимал, что есть некая тенденция и куда все идет.
И вот то, что происходит сегодня в Америке, Европе, Австралии — там живут родители моей жены, — это и есть подлинный антисемитизм.
ЕК ← Помимо того что вы еврей и израильтянин, вы руководите культурной институцией, которая представляет собой классическую организацию, существует на деньги в том числе американских евреев и занимается изучением еврейской истории и культуры. «Бейт Ави Хай» несет такую благополучную идею: вот есть мир, мы все по нему рассеяны, но существует еврейская культура, история. У нас в запасе вечность — и мы спокойно, медленно будем рассказывать о том, что было. Изменилось ли что‑то в видении миссии вашей организации для вас самого в тот момент, когда оказалось, что евреи находятся отнюдь не в таком благополучном положении?
ДР → Все изменилось. Уже 2–3 года, как произошел раскол в еврейском израильском обществе: шли жаркие споры о том, каким должен быть демократический Израиль спустя 5–7–10 лет. Мы были сосредоточены на этом. Но мы думали и продолжаем думать, что через изучение еврейской культуры, классических еврейских текстов, современной израильской литературы мы можем понять самих себя намного глубже. И после 7 октября все это стало еще важнее.
ЕК ← Но что это буквально значит сейчас? Я знаю, что все сотрудники «Бейт Ави Хая» прошли тренинг по посттравме. Но какие именно ситуации, какие звуки могут нанести повторную травму — мы никогда не знаем. Например, песни на Симхат Тора теперь могут оживить «травму свидетеля»…
ДР → После 7 октября мы постарались сконцентрироваться на трех главных направлениях. Первое: адаптировать все программы, которыми мы занимались, к сегодняшней реальности. Мы хотим создать защищенное пространство. Это не только физическое место, где не летают ракеты, но и психологическое: здесь люди чувствуют себя защищенными. Второе направление нашей работы — программы именно для этого периода. Мы довольно быстро стали проводить мастер‑классы для эвакуированных с юга [Израиля] детей и взрослых. И проводили мы их на ‑4 этаже, на парковке, то есть в месте, безопасном во всех смыслах. Таких мероприятий было довольно много — для студентов, эвакуированных, оставшихся без университетов и школ. У нас много онлайн‑программ, проект «Песня надежды», в рамках которого известные музыканты рассказывают и поют о том, что у них вызывает надежду.
И третья категория — «завтрашний день», the day after, и это самое трудное. Что будет, когда все это закончится?
ЕК ← Для вас the day after — это день после победы?
ДР → Да, назавтра после того, как закончится война. Вы в этом сомневаетесь?
ЕК ← Я спрашиваю.
ДР → Я уверен, что Израиль победит в этой войне. И уверен, что сегодня мы не должны говорить, что мы «несчастная нация». Мы не должны участвовать в соревновании на самого обиженного, заявлять, что все нас ущемляют. Так мы никогда не выиграем. Мы сильные, мы должны понимать, как мы сильны и что воюем мы не только ради Израиля, но ради мира на всем Ближнем Востоке.
Вместе с этим мы должны принять тот факт, что руководство Израиля не смогло защитить свой народ. Мы оказались намного более уязвимы, чем думали. Мы должны переосмыслить роль технологий и то, насколько они могут нас защитить. Многое должно измениться.
Есть несколько вещей, которые для меня очень важны, и ощущение силы в их числе. В «Бейт Ави Хае» работает около 70 человек — у всех есть родственники и знакомые, которые служат. У некоторых сотрудников погибли близкие. Если наша команда, наши люди не будут психологически устойчивы, мы не сможем продолжать работу. То же касается армии. Сейчас мы делаем специальные программы для израильской армии.
ЕК ← Что это значит?
ДР → Есть специальное военное подразделение, которое занимается образованием. Почему человек, выросший в Тель‑Авиве, должен воевать в Хевроне или сражаться за какой‑то отдаленный кибуц, в котором он никогда не бывал? Эти вопросы возникают, и на них нужно иметь ответ. У израильской армии есть особая миссия — защищать евреев как внутри страны, так и за ее пределами.
ЦАХАЛ, опасаясь миссионерства, тщательно проверяет организации, с которыми собирается сотрудничать. Этот процесс занимает год‑полтора. Мы получили такое разрешение в 2019 году и начали создавать различные образовательные программы для армии. Раньше мы работали с офицерским составом, а сейчас разрабатываем KIT — «образовательный паек» для солдат, которые идут в Газу, для тех, кто сейчас на войне или в резерве.
ЕК ← То есть это такой обязательный «пакет», как снаряжение?
ДР → Будет и мобильная версия, и распечатанная для тех, кто участвует в боевых действиях и не берет с собой телефон. Там цитаты из еврейских текстов и современной израильской литературы, медитативные практики, головоломки (можно решать их самому, а можно с товарищем), ноты, место для записей и дневника.
Есть люди, которые спрашивают, зачем это нужно. Между тем многие солдаты, которые сейчас воюют, ищут смысл. Почему я это делаю? В чем смысл? Вот я вижу, как падают и гибнут солдаты. Что я защищаю? Стоит ли отдавать за это жизнь? Зачем это?
ЕК ← И ответ на это в культуре и медитации?
ДР → Нет, ответ в том, что есть другие люди, которые уже задавались таким вопросом. В еврейской культуре, в Талмуде, в текстах, которые были написаны после войн, в музыке — повсюду, где ставились эти вопросы. Эти ответы были как‑то забыты. А сейчас они снова актуальны.
Если посмотреть, например, на сельское хозяйство последних 5–7–10 лет, — израильтяне ведь потеряли связь с землей. На фермах и в кибуцах работали люди из Юго‑Восточной Азии, им можно меньше платить. Фрукты и овощи привозили из‑за границы, чтобы было дешевле. Во всем была ставка на технологии. И вот после 7 октября первое, что оказалось разрушено, — это сельское хозяйство. Импорт стал просто невозможен. Если ты перестаешь работать на земле, ты ничего от нее не получишь… И тут вдруг, в один момент, десятки тысяч израильтян стали волонтерами. На иврите «человек» (адам) и «земля» (адама) — однокоренные. И мы видим, что это не просто совпадение.
ЕК ← Получается, все это возвращает нас, и вообще разговор об Израиле и еврейской культуре, в момент создания государства? Мы должны снова укорениться, наша земля — нечто физическое, осязаемое. Здесь некому работать за нас.
ДР → Мне кажется, в последние десять лет чувствовалось разочарование в тех базовых идеологических принципах, на которых зиждется Израиль. А сегодня мы снова к ним возвращаемся. Главный лозунг сейчас: «Вместе победим». И хотя до сих пор мы были далеко не всегда вместе, я очень верю в Израиль, верю в людей.
Да, мне видится, что это единственное место, где евреи могут жить в безопасности. Но без глубоких знаний о своей культуре, истории и литературе мы будем намного беднее и как люди, и как нация. Мы должны быть сильными, должны гордиться нашей историей, нашей традицией, нашей страной и не должны оправдываться за свое существование здесь. Это наша страна, мы должны за нее бороться. Каждый человек понимает это по‑своему. Я не навязываю какого‑то единственного решения, но в итоге мы должны найти общий язык между разными группами в Израиле. Иначе мы опять окажемся слабыми.
Надеюсь, наша беседа не была слишком грустной, ведь я оптимист.
Комментариев нет:
Отправить комментарий