Если пересекать Израиль с юга на север или с севера на юг, то почти невозможно миновать пригород Хадеры Гиват-Ольга — «Холм Ольги», названный так в честь жены Иехошуа Ханкина. Но если о том, кто такой Иехошуа Ханкин вам расскажет почти каждый израильский школьник, то вот об истории его любви к Ольге, как выяснил недавно автор этих строк, знают очень немногие. А жаль — эту историю следовало был почаще рассказывать юному поколению. Хотя бы для того, чтобы оно знало, что такое любовь и на что бывает способен мужчина ради любимой женщины...
Но начать рассказывать эту историю, пожалуй, придется издалека, с холодного зимнего вечера в российской глубинке начала 1880-х годов, когда дверь городской почты распахнулась и в ее промерзлый зал вошел бравый молодой полковник метра под два ростом.
— Срочно отправьте в Петербург! — бросил он на стол перед телеграфисткой Ольгой Белкинд целую пачку документов.
Ольга приступила к работе. Задание было необычным — еще никогда ей не приходилось отправлять такие длинные тексты, работа шла медленно.
Полковник стоял рядом и нервно барабанил пальцами по столу.
— Слушай, ты! — сказал он. — Неужели ты не можешь передавать побыстрее?!
— Если вы можете быстрее, то садитесь и телеграфируйте вместо меня. И не смейте мне тыкать! — ответила Ольга, взглянув в глаза ночному визитеру.
Видимо, было что-то такое в его взгляде, что заставило полковника, явно не привыкшего к такому отпору, смутиться. То, что он произнес в последующую минуту, было явно неожиданным для него самого.
— Извините за резкость, — сказал он. — Нервы... Да и дело срочное... Кстати, когда вы заканчиваете работу?.. Так поздно?!.. А потом пешком домой, по этому морозу?.. Позвольте, я пришлю за вами пролетку, чтобы загладить вину...
Затем, козырнув, все еще не понимая, что за чертовщина с ним происходит, он направился к двери.
Когда Ольга, окончив смену, вышла из здания почты, полковник топтался возле экипажа. Он не приехал за ней — он просто никуда не уезжал, простояв часа четыре на морозе.
Думается, читатель уже обо всем догадался. Да, это была любовь. Та самая — с первого взгляда, взаимная и неоглядная. Любовь русского офицера и еврейки, подобная той, о которой в свое время рассказал Борис Лавренев в своем замечательном романе «Синее и белое». И так же, как лавреневских Глеба и Мирру, их разделяла пропасть — национальная, религиозная, сословная, идеологическая. Но если у Лавренева Глеб и Мирра еще совсем юны, то эта пара влюбленных находилась по понятиям того времени во вполне зрелом возрасте — обоим было за тридцать.
История не сохранила для нас имени того полковника, но известно, что его звали Сергеем и что он носил титул князя. Ольга тогда жила одна: вся большая семья Белкинд в 1882 году уехала в Палестину, Землю Израиля. Но сама она связывала свое будущее с Россией, с революцией, призванной покончить с самодержавием и установить власть рабочих и крестьян, и потому отказалась ехать вместе с семьей. Работу на телеграфе Ольга совмещала с работой акушерки в больнице: она была одной из выпускниц первого в России официального курса акушерок.
Ее отношения с князем Сергеем развивались стремительно — у них оказалась бездна общих интересов и, прежде всего, любовь к музыке и литературе. Молодой князь готов был бросить вызов своей семье и жениться на Ольге Белкинд. Он готов был уйти в отставку, понимая, что после такого брака уже не станет генералом. Дело оставалось за малым: чтобы они могли обвенчаться, Ольга должна была креститься. И тут выяснилось, что, будучи революционеркой и атеисткой, любя князя всем сердцем, через этот барьер она переступить не могла. Сергей горячился: он уверял, что речь идет о пустой формальности, что он никогда не потребует от жены, чтобы та ходила в церковь, но Ольга все тянула и тянула с ответом... Все, как всегда, разрешилось само собой. Фаня, младшая сестра Ольги, вышедшая замуж за Исраэля (Лелика) Файнберга, забеременела, но беременность протекала необычайно тяжело, да и роды грозили быть нелегкими. Нужна была опытная акушерка, и старый Меир Белкинд написал дочери, что было бы неплохо, если бы та бросила все и приехала в Эрец-Исраэль.
И Ольга приехала. Она уезжала от столь любимой ею русской литературы. От революции. Но самое главное — от своего Сергея, окончательно решив, что им не суждено быть вместе.
Там, в Палестине, бушевали в это время свои страсти. Три семьи выходцев из Российской империи — Ханкины, Белкинды и Файнберги — подняли бунт против произвола чиновников барона Ротшильда, за что и были изгнаны из Ришон ле-Циона. Когда прибыла Ольга, бунтовщики как раз обосновались в Гедере и начали все заново, с «нуля». Но роды у Фани, к счастью, прошли вполне благополучно и все были счастливы. На обрезании новорожденного они и встретились — Иехошуа Ханкин, один из десяти детей Исраэля-Лейба Ханкина, и Ольга Белкинд. Ей было в те дни 35. Ему — 23. Но и лицом, и огромным ростом, и всей своей мужской статью Иехошуа Ханкин так напоминал Ольге ее Сергея!
Видимо, именно в этой схожести и следует искать ответ на вопрос, почему Ольга решила ответить на чувство Иехошуа. Что же касается того, почему Иехошуа Ханкин потерял голову от любви к Ольге, то тут, разумеется, можно рассуждать долго. Любой психоаналитик вам объяснит, что в основе случаев, когда мужчина влюбляется в женщину, которая намного старше его, лежит нереализованное влечение к матери. Эдипов комплекс. Фрейд. Азбука психоанализа.
Да и психологи тут же начинают рассуждать о мужском инфантилизме. Но примеров, когда мужчины без памяти влюблялись в женщин намного старше их, известно предостаточно, причем речь идет отнюдь не только о «роковых женщинах» вроде Галы Дали или Лили Брик. Может, все дело в том, что в любви возраст вообще совершено ни при чем? Но вот только как объяснить это окружающим?!
Разумеется, связь Ольги и Иехошуа вызвала осуждение и пересуды как внутри их семей, так и среди всех еврейских поселенцев, которых тогда и насчитывалось-то всего несколько тысяч. А уж когда Иехошуа Ханкин заявил о своем намерении жениться на Ольге, страсти достигли апофеоза. Но самого Иехошуа все это, похоже, не волновало. Он любил Ольгу и, чтобы казаться более подходящим ей по возрасту, отпустил бороду — она и в самом деле его несколько старила.
Тут нужно еще сказать, что долгое время Иехошуа Ханкин считался самым непутевым из всех Ханкиных. Он нигде не работал, так же, как и его жена, бредил социалистическими идеями. И как он собирался кормить семью, было совершенно непонятно.
Наконец, убежденный социалист Иехоша Ханкин решил в 1890 году заняться не совсем подобающим социалисту делом — бизнесом. Нахватавшись арабского языка, он купил у арабов участок земли между современными Нес-Ционой и Гедерой и собирался с выгодой продать ее протестантским миссионерам. Но тут неожиданно Ольга заявила, что лучше она умрет, чем ее муж будет продавать Землю Израиля христианам. В итоге этот участок земли был продан группе евреев и затем на этом месте был построен город Реховот.
С этого момента, собственно говоря, и начинается деятельность Иехошуа Ханкина по «геулат ха-карка» — возвращения в еврейскую собственность земли Эрец-Исраэль. В 1891 году на десятках тысячах выкупленных им гектаров возник другой будущий большой город — Хадера.
Затем он не раз терял все деньги, начинал все заново и снова преуспевал. В 1909 году ему удалось приобрести 12,2 тысяч гектаров в Изреэльской долине, затем последовали другие, еще более грандиозные покупки. В годы Первой мировой войны Ханкин был выслан в Турцию, но, вернувшись, тут же возобновил свою деятельность по покупке земли. Галилея, Хайфский залив, гора Кармель, Иорданская долина, Бейт-Шеан, ха-Шарон, ха-Шфела, значительная часть Негева — все это является сегодня неотъемлемой частью Израиля благодаря именно Иехошуа Ханкину. Суммарно он лично приобрел порядка 60 тысяч гектаров земли, а в 1926 году разработал план приобретения 400 000 га с созданием на них поселений для 200 000 евреев.
Думается, теперь вы понимаете, почему нет в Израиле города, где не было бы улицы имени Ханкина, и о его деятельности вам здесь расскажет почти каждый школьник. Но все эти годы рядом с ним была его Ольга.
Она продолжала работать акушеркой, и не было во всей Палестине места, куда бы она не была готова отправиться, чтобы принять роды. А дороги в то время, надо заметить, были совсем небезопасны (если то, по чему ездили евреи и арабы, можно было вообще назвать дорогами).
И не только из-за террористов. Однажды на Ольгу в пути набросилась стая бродячих собак и сильно ее покусала. Но во всех арабских городах и селах — как мусульманских, так и христианских — Ольга считалась святой. Те огромные связи, которые она обрела в арабской среде благодаря своей профессии, не раз помогали Ханкину заключать крупные сделки.
Но самое главное — все эти годы Иехошуа Ханкин продолжал любить свою Ольгу.
В 1932 году Ханкин загорелся новым проектом — построить на берегу моря возле стремительно развивавшейся Хадеры настоящий дачный поселок. Он был уверен, что выходцы из России, составлявшие большую часть населения города, «клюнут» на этот проект, так как кто-кто, а они-то знают, что такое дача. Но... «не клюнули». На купленном им холме он стал строить дом в одиночку, и однажды привез сюда Ольгу.
— Я строю этот дом для тебя, — объяснил он. — Посмотри, какой отсюда открывается чудесный вид на море. Ты будешь сидеть на веранде, смотреть на море и вспоминать прошлое. А может, однажды мы сядем на пароход и поедем в Одессу, а оттуда уже куда угодно, и ты сможешь встретить там своего Сергея... Ты ведь все еще иногда тоскуешь по нему, не так ли?!..
Ольга Ханкина так и не успела въехать в их новый дом — она скончалась в 1942 году. В память о ней Иехошуа Ханкин назвал холм, где собирался провести с любимой остаток дней, Гиват-Ольга.
После смерти жены жизнь для Ханкина потеряла всякий смысл, он стал на глазах угасать. В 1945 году Иехошуа Ханкин скончался, не дожив трех лет до осуществления мечты всей своей жизни — возрождения еврейского государства. Он был похоронен рядом с женой у источника Харод.
Как видите, не такая уж длинная у нас получилась история. Жизнь вообще, если разобраться, очень короткая штука...
Петр Люкимсон
Петр Люкимсон
Комментариев нет:
Отправить комментарий