Эмма Гольдман: Мать анархии
Эмма Гольдман – одна из самых ярких представителей мирового анархического движения. В отличие от Кропоткина и Бакунина, она не оставила больших теоретических трудов, зато осталась в памяти как активист прямого действия. Гольдман родилась в России, эмигрировала в США, там и сделала себе имя. Человек трудной судьбы, её действия часто объяснялись сексуальной мотивацией.
Друг Блога Толкователя Борис Тарасов даёт краткий пересказ биографии знаменитой анархистки.
Как сама Эмма Гольдман (1869-1940) в своей автобиографии, так и все её биографы признают сексуальную мотивацию в её действиях, сама она говорила, что синоним Революции – Эрос.
Эмма росла нелюбимым ребёнком в семье, где отец был одержим сексуальной страстью (Эмма позднее подозревала у него приапизм), а мать — боязнью новой беременности. Эмму частенько поколачивали. Так было и в Ковно (ныне Каунасе), где она родилась, и в Петербурге, куда семья переехала, пользуясь либеральными реформами Александра Второго. Сначала переехал отец, представив справку о большой зарплате (разумеется, фиктивную), за ним на лодке по Финскому заливу последовала семья. Дело отца в Петербурге шло плохо — евреи облагались дополнительным налогом. Поэтому вместо гимназии, где Эмма выбыла из конкурса ещё до вмешательства процентной нормы, и из-за плохой религиозной характеристики раввината, она устроилась работать в мастерскую, производящую перчатки.
Чернышевский, русские нигилисты и изнурительный 10-часовой рабочий день подготовили её к восприятию самого крайнего европейского политического движения того времени — европейского анархизма. Но это произошло уже в Америке, в Рочестере, штат Индиана. Она осела там в 20 лет, в 1889 году: после двух коротких браков с эмигрантами она наконец встретила главного человека своей жизни. Но это был не анархистский лидер Иоганн Мост, преподавший ей основы анархизма и публичного красноречия. Мост, в прошлом депутат германского рейхстага от социал-демократической партии, в США увлёкся анархизмом и Эммой, вознамерившись создать семью. Собственно, семья уже была, но в ней состоял ещё и сожитель Александр Беркман, земляк Эммы, тоже родом из Литвы. Так они и жили некоторое время втроем. Но затем Эмме пришлось делать выбор между чистым русским анархизмом Беркмана и противоречивыми немецкими матримониальными устремлениями Моста. И ее выбором стал Беркман.
Она стала выступать с лекциями об анархизме на английском и немецком (его она знала лучше) в американских городах. Эмма проповедовала порочность всех государственных институтов, начиная от частной собственности и кончая браком и семьёй и включая сюда свободу артистического выражения, свободу абортов и политическое равенство полов. Большое место отводилось антирелигиозной пропаганде.
Это очень раздражало широкие круги эмигрантов, в том числе и религиозных евреев, хотя в США почти все руководители анархистского движения и большинство участников были эмигрантами-евреями из России, Германии и Австро-Венгрии.
В этот ранний период своей деятельности Эмма отнюдь не избегала призывов к насильственным действиям. Физическое уничтожение эксплуататоров и подавителей народа считалось благом. Неудивительно, что перед каждой лекцией Эмма не знала, во что она выльется. В лучшем случае её ждали возмущенные выкрики с мест, а в худшем и физическая расправа, иногда с участием полиции и последующей высылкой.
19-летний Саша Беркман не слишком полагался на свои ораторские возможности; он решил действовать иначе. Однажды, достав пистолет, он публично покушался на жизнь капиталиста Фрика, президента крупной промышленной компании. К счастью, Фрик оказался лишь легко ранен, а Саша схвачен и предан суду.
На суде Саша отказался от адвоката и защищал себя сам на немецком языке. Его приговорили к 22 годам тюрьмы. Имя Эммы на процессе не упоминалось, и от неё не потребовали даже публичного осуждения Саши. Прокурорам не пришло в голову, что эта приятная шатенка является если не вдохновителем преступления, то по крайней мере соучастницей. Слово служило лишь целям развлечения, по американским понятиям. Правда, вскоре после Саши и Эмме довелось попасть в тюрьму за призыв к бунту, но её защищал хороший адвокат и дело ограничилось 1 годом городской тюрьмы.
Эмма надолго ездила в Европу. Познакомилась с европейскими коллегами-анархистами, из которых наибольшее впечатление на неё произвел русский анархист князь Петр Кропоткин. В Вене она окончила курсы акушерок и с тех пор зарабатывала себе на жизнь в США и Канаде, помогая роженицам из бедных семей, у которых не хватало денег на врача.
В таких условиях Америка соглашалась терпеть её деятельность, считая, что она приносит не много вреда. Чтобы покончить с этим заблуждением, понадобился серьёзный урок, и Америка его получила.
С окончанием короткой испано-американской войны США были окончательно признаны мировой державой, а их президент Мак-Кинли утвердился в своём праве объявлять войны. В 1900 году Мак-Кинли был переизбран на новый срок, но окончить его ему не удалось: 6 сентября 1901 года на Всеамериканской выставке в Буффало в него стрелял террорист-одиночка с неудобопроизносимой фамилией Леон Чолголш – родившийся в Америке сын эмигрантов из Восточной Европы. Через восемь дней президент скончался. Свои мотивы Леон объяснял на суде крайне сумбурно, многие относили его к душевнобольным, но не назначенные судом адвокаты. Известно было, что за неделю до преступления он побывал на лекции Гольдман, и можно было считать, что она инспирировала это убийство. Правда, Чолголш не был членом анархистской организации, и анархисты подозревали в нем агента полиции.
В то же время Гольдман в своих публичных лекциях оправдывала убийц президента и итальянского короля Умберто, хотя со временем она и перенесла центр тяжести на ненасильственные действия. Так или иначе, но Эмма не осудила убийцу, а газеты дружно именовали её вдохновительницей убийцы, просто как самого популярного из лекторов-анархистов.
К тому времени, отсидев 14 лет в тюрьме, Беркман был выпущен на свободу и некоторое время наслаждался обществом Эммы, прежде чем сменил её на другую, на этот раз 15-летнюю любовницу-анархистку.
(Эмма Гольдман и Саша Беркман)
Но это не означало полного разрыва: скоро Эмма и Саша помирились, задав схему своих отношений до конца 1930-х годов. Такие увлечения следовали у каждого из них эпизодически, приводя к бурным приступам любви или ненависти. Это не мешало их деловому контакту в организации лекций и издании анархистского журнала «Мать земля» (Еру). В свою очередь Эмма увлеклась статным мужчиной, Беном Рейтманом, с которым была связана лет пятнадцать с перерывами на другие привязанности.
В 1917 году Эмму посадили за пропаганду против воинской повинности, когда США вступили в Первую мировую войну. А в 1919 году её и Беркмана депортировали в Россию, аннулировав их вид на жительство в Америке как полученный незаконно. Можно спорить о юридической обоснованности такого решения, но ясно было, что терпению Америки пришел конец.
В России Гольдман и Беркману сразу же многое не понравилось. Их поселили в гостинице «Астория» как привилегированных иностранцев, дали хороший паёк. Но люди вокруг жили ужасно по американским меркам. Но главное не это, в стране не было демократических свобод. Анархисты, которые во время октябрьского переворота были главной революционной силой, именно они руководили матросами и рабочими, штурмовавшими Зимний дворец, теперь сидели по тюрьмам или боялись высунуть нос из квартир.
Пётр Кропоткин жил в городке Дмитров под Москвой, и он тоже был возмущен происходящим, но поднять голос протеста против большевиков не решился, когда Гольдман и Беркман предложили ему это сделать. Горький, с которым они встретились, понёс уже совершенную чушь: «Народные массы — это не движущаяся сила революции, а её тормоз. Революция имеет единственный привод: это гений Ленина». Принял их и сам гений, все ещё надеявшийся разбудить весь капиталистический мир – в том числе с помощью иностранных анархистов.
В 1921 году Гольдман и Беркман после подавления Крондштадтского восстания поняли, что сотрудничать с большевиками преступно, и убрались из России в Германию без визы. Там Гольдман написала книгу «Моё разочарование в России», которая передала её ощущение от контактов с большевиками, но это не было разочарованием в революции. Обратно в США Эмму, разумеется, не впустили. В 1926 году она заключила фиктивный брак с английским шахтером Джеймсом Колтоном, что позволило ей осесть в Канаде. Она ездила в Штаты несколько раз и даже выступала с лекциями в американских университетах, прежнего успеха не имела и воспринималась как реликвия…
Личная жизнь Эммы оставалась насыщенной. В 1934 году, 65 лет от роду, она пережила последнее романтическое приключение — роман с 36-летним социологом Фрэнком Хайнером.
Новый приступ активности вызвала у неё война в Испании. Недоверие социалистов всех мастей, возраст и тем более вражда с коммунистами не позволяли ей занять какое-то значительное место в вооружённой революционной борьбе. Но она занималась сбором средств в помощь республиканцам. Политические процессы 1930-х годов в Москве не застали её врасплох: для неё это было естественное продолжение ленинской политики, однако она сотрудничала в коммунистическом Народном фронте, так как находила фашизм ещё большим злом.
Разрешение въехать в США было получено в 1940 году – лишь для праха Эммы Гольдман. Не являясь формальным руководителем анархистского движения, которое всегда было очень аморфно и, по определению, не знало дисциплины, Эмма Гольдман была самой яркой из американских анархистов. На могиле Эммы была выбита надпись «Liberty will not descend to a people, a people must raise themselves to Liberty» («Свобода не снизойдёт на народ. Народ должен сам подняться к Свободе»).
ТОЛКОВАТЕЛЬ
Комментариев нет:
Отправить комментарий