Совет жён в борьбе против аморализма писателей
В 1936 году был создан Союз жён советских писателей. Он в том числе был призван бороться за моральный облик литераторов. Союз жён был сразу завален заявлениями супруг писателей, в которых они жаловались плохое обращение с ними, вплоть до побоев. Общественницы довели несколько этих дел до суда.
Союз советских писателей в 1930-х был по-настоящему элитной организацией. Государство выделяло литератором квартиры, дачи, платило им пособия и большие гонорары. К примеру, в конце 1930-х более ста писателей зарабатывали свыше 3 тысяч рублей в месяц (в 10 раз больше, чем средняя зарплата по стране). Всё это не могло не отразиться на моральном облике значительного числа литераторов: нормой для них стали пьянство, загулы, семейные измены.
Супруги советских писателей активно включились в так называемое «движение общественниц», зародившееся в СССР в июне 1936 года. В литературной среде это движение было развивалось с благословения Максима Горького. Он писал Т.Ивановой: «Весьма советую вам, принимайтесь за это дело немедленно. Организуйте сначала небольшой кружок жён, сестёр, матерей и выработайте с ними план драки. Драки против бессмысленной жизни с пьянством, распутством, с мелочной вздорной завистью, жадностью, сплетней, пошлостью».
О том, какие дела пришлось распутывать Союзу жён писателей, рассказывается в книге Валентины Антипиной «Повседневная жизнь советских писателей. 1930–1950-е годы».
Первыми на это начинание откликнулись жены писателей Ленинграда. 2 июня 1936 года в Доме писателей имени Маяковского они организовали обсуждение правительственного законопроекта о запрещении абортов, помощи роженицам, расширении сети родильных домов и детских учреждений. 10 июня на общем собрании жён писателей Ленинграда состоялись выборы Совета жён.
В Москве в сентябре 1936 года также состоялось собрание жён писателей. На нём были поставлены задачи этого общественного движения: «Помочь преодолению пережитков мелкобуржуазной, анархиствующей богемы в литературной среде, замкнутости быта писателей, борьбе за высокоморальный облик инженеров человеческих душ». Среди тех, кто вошел в Совет жён, были З.Васмериан, Э.Финк, Е.Паустовская, Т.Иванова, Б.Сельвинская, Е.Златова, Е.Афиногенова, С.Либерман.
Специфика писательского труда и быта определила ещё одну важную особенность движения жен литераторов: попытки вмешиваться в разрешение семейных конфликтов.
К примеру, 1936 году в Совет жён обратилась бывшая жена В.Киршона с жалобой на тяжелое моральное и физическое состояние, до которого тот её довел. Между бывшими супругами шла судебная тяжба о праве на воспитание детей. Совет жён выделил своего представителя для участия в суде, но по требованию Киршона он был отведён. На суде выяснилось, что из своих больших гонораров писатель алименты не платит, а выдает жене продукты. Как указывалось в письме жен писателей, направленном в Президиум ССП, в «писательской среде было известно, что он отдавал паек, который получал от комиссара НКВД Ягоды». По этому факту жёны писателей обращались в партгруппу Правления ССП, но там им отказали в разборе дела.
За неполный 1936 год в Совет жён поступило 8 жалоб от спутниц жизни писателей на недопустимое поведение своих мужей.
Но не все жёны решались или хотели жаловаться. Совершенно случайно, например, Совет жен столкнулся с ситуацией, которая сложилась в семье Гарри. По поручению Литфонда женщины проводили жилищно-бытовое обследование писателей, и во время визита в квартиру писателя А.Гарри они застали «омерзительную пьянку средь бела дня». Там находился П.Васильев в одном грязном белье, был он «вдребезги пьяный и ругался площадной бранью». Сам Гарри зашел за перегородку, где, по его словам, находилась больная жена. По свидетельству проводивших обследование, из-за ширмы тут же послышались шум борьбы и женский крик: «Пашка, он меня бьет!» Об этом случае также сообщили в партгруппу ССП, но с её стороны опять никаких действий не последовало. Жёнам писателей в который раз заявили, что частная жизнь писателя — это его личное дело.
Случай с писателем Гарри получил огласку в заметке на страницах «Правды», опубликованной 15 мая 1937 года. В тот же день писатель направил ответ редактору «Правды» Л.Мехлису, а копии разослал редактору «Литературной газеты» Л.Суббоцкому, в ССП — В.Ставскому и в ЦК ВКП(б) — А.Ангарову. Гарри настаивал на тщательной проверке самого факта, упомянутого жёнами писателей. Он утверждал, что со своей женой Верой Григорьевной он не живет больше года, а прописан и живет за городом, на даче члена ЦИК СССР Гольдберга. По его словам, он снабжал свою бывшую жену деньгами, для чего, собственно, и приезжал к ней. Он, также как и жёны писателей, застал её за завтраком с П.Васильевым и также видел водку на столе. Гарри объяснял свой уход от жены тем, что она являлась «психически ненормальным человеком», к тому же болела алкоголизмом. Слова своей бывшей жены он объяснял тем, что, когда пришли жёны писателей, он за ширмой уговаривал её не выходить и удерживал, так как она была не одета. Особенно возмущен был Гарри тем, что его шельмовали в прессе, даже не проверив факты, а из десяти жён писателей, подписавших письмо, на квартиру приходили только две. Он просил создать авторитетную комиссию для проверки обстоятельств дела.
Мало того, что жёны жаловались на мужей по месту их работы, но и общественные деятели считали, что именно там должно искать правду и разрешать семейные конфликты. В 1939 году депутат Верховного Совета РСФСР З.Федорова переслала в Союз писателей письмо, полученное от В.Матвеевой. В нём шла речь о личной жизни члена ССП Н.Беренгофа. Автор письма, девятнадцатилетняя девушка родом из Ленинграда, познакомилась с Беренгофом и вышла за него замуж спустя лишь несколько дней после знакомства. При этом она якобы не знала, что он был до этого несколько раз женат. Через короткое время брак распался. Причиной этого, по словам В.Матвеевой, стало то, что она увидела в муже «гражданина как бы не нашего времени. Он мне не давал ни копейки денег, сидела я целыми днями голодная». Она обращалась к депутату за помощью, так как у неё не было ни денег, ни еды, ни ночлега в течение трёх дней.
Данный факт был проверен руководством ССП — в архиве сохранились письменные объяснения по данному поводу незадачливого мужа. Он утверждал, что его жена сразу же, в день получения паспорта с московской пропиской, даже домоуправление поставила в известность, что жить с мужем она не желает и просит выделить ей половину его жилплощади. Ей было в этом отказано, и она стала возвращаться домой ежедневно в два часа ночи, пока соседи не сделали ей замечание. На следующий день после этого она выписалась из квартиры. Муж дал ей денег на дорогу. Правдивость своих слов автор заверил подписями соседей.
Ещё об одной семейной истории рассказывается в письме А.Ковалёвой, которая жаловалась на поведение В.Гладкова — сына писателя Ф.Гладкова. По словам автора письма, В.Гладков женился на ней по настоянию своих родителей. Через три года совместной жизни у них родилась дочь, также против его желания. Поэтому спустя всего лишь шесть недель после рождения ребенка он подал заявление на развод. Теперь А.Ковалёва вместе с дочерью и родителями живёт в трёхкомнатной квартире, предоставленной отцом мужа. Муж оказывает ей с ребенком материальную помощь всего лишь в размере 150 рублей — минимальной суммы, предусмотренной законом, и они живут за счёт родителей жены.
Претензии Ковалёвой состояли в том, что её дочь не пускали на лето на дачу к деду и что размен квартиры, предложенный бывшим мужем, её не устраивал. Она написала не одно письмо в ССП, но дело осталось без решения.
Между тем и безо всякого движения общественниц жёны оказывали своим мужьям неоценимую помощь. Первая жена М.Пришвина вспоминала: «Где бы мы ни жили, порядок бывал примерно один и тот же. Михаил Михайлович вставал с рассветом, в летнюю пору иной раз часа в три. Ему с вечера заготавливался самовар: вода налита, угли засыпаны и сухие лучинки приготовлены. Ему только поджечь и под трубу поставить. Михаил Михайлович сам себе чай заваривал (пил только свежий и крепкий), завтракал и тут же в лес шёл или дома за работу садился. К 12 часам должен быть готов обед. После обеда Михаил Михайлович ложился отдыхать и вставал часа в четыре, к чаю.
Прислуги настоящей у нас не было. Жили всё больше в тесноте. Да и платить дорого. Я брала себе в помощницу какую-нибудь девчонку из деревни, но самое главное сама делала. Да и что же мне делать было? Какая от меня польза? Я ведь неграмотная, только в Петербурге недолгое время ходила в воскресную школу — вот и всё мое образование. Я и старалась делать, что могу. Муж мой не простой человек — писатель, значит, я должна ему служить».
Но одна лишь забота жены о быте писателя не спасла их брак. Ему были необходимы ещё и духовное взаимопонимание, и возможность обсуждать творческие вопросы. В 1940 году 67-летний литератор встретил свою позднюю любовь, женщину, которая стала его женой и другом последних четырнадцати лет его жизни. В.Лебедева была младше своего избранника на 27 лет. Ситуация осложнялась тем, что оба состояли в браке. В.Лебедева быстро решилась на развод с мужем, несмотря на то, что очень сильно переживала и не желала причинять ему боль.
Более серьезное положение было у М.Пришвина. Он был женат уже более двадцати лет, имел двух взрослых сыновей и осознавал свои обязательства перед семьёй, отношения в которой, несмотря на видимость благополучия, были не простыми. В течение долгих лет он был душевно одинок. То, что Пришвин, по выражению З.Гиппиус, стал «бесчеловечным писателем» (в его произведениях действительно практически нет людей), стало следствием, как он сам позднее осознал, отсутствия подлинных человеческих отношений в жизни. Острое ощущение одиночества пронизывает его дневниковую запись от 1 января 1940 года: «Мгновенно пронеслось во мне через все годы одно-единственное желание прихода друга, которого отчасти я получил в своем читателе. Страстная жажда такого друга сопровождалась по временам приступами такой отчаянной тоски, что я выходил на улицу совсем как пьяный, в этом состоянии меня тянуло нечаянно броситься под трамвай. В лесу во время приступа спешил с охоты домой, чтобы отстранить от себя искушение близости ружья. Нередко, как магическое слово, заговор против охватывающей меня не своей воли, я вслух произносил неведомому другу: «Приди!», обыкновенно на время мне становилось легче и я некоторый срок мог пользоваться сознательной волей, чтобы отстранить от себя искушение».
В 1940 году писатель переехал в квартиру в Лаврушинском переулке и жил в ней с помощницей по хозяйству Аксюшей уже в течение трёх лет, а его жена поселилась в доме в Загорске. Хотя настоящих отношений между ними уже не осталось, сразу, после того как стало известно о желании М.Пришвина уйти из семьи, Е.Пришвина и дети писателя стали делать всё возможное, чтобы не допустить этого. Они не хотели развода и новой женитьбы писателя, боясь потерять права на его имущество. Кроме того, они считали, что В.Лебедева преследует меркантильные цели. Так началась, по выражению самого писателя, «война».
Дополнительную остроту конфликту придавало наличие имущественных претензий: «Выяснилось, что и Аксюша имеет претензии на комнату, и Павловна, и Петя [П. Пришвин], и нам с В. надо идти вон, — что я гол как сокол». Жена писателя также просчитывала возможные последствия развода для своего материального благополучия. Об этом рассказала литератору Аксюша.
Отчаявшийся писатель решил искать правды у бывшего руководителя писательской организации и пошёл к нему домой. Он рассказал В.Ставскому о своих проблемах, о том, с каким он столкнулся мещанством, воюя со своей семьёй. В.Ставский поправил литератора, сказав, что его родственники не мещане, а просто ограниченные люди. Причину такого глубокого понимания его проблем посторонним в общем-то человеком писатель понял после того, как в комнату вошли трое детей хозяина дома. Оказалось, что они от трёх, сменивших одна другую, женщин. В.Ставский пообещал оказать М.Пришвину помощь, если она понадобится.
Весной писатель вместе со своей возлюбленной уехал в Тяжино, а его жена осталась в Лаврушинском. Он попросил своего знакомого зайти туда, чтобы забрать почту. Приятель столкнулся с Е.Пришвиной: «Она в крайнем возбуждении советовала «сушить сухари на дорогу в Сибирь вместе с В. Д.; она, жена орденоносца, постарается сделать им это удовольствие». К власти апеллировала не только жена писателя, но и его сын: «Лева [Л. Пришвин-Алпатов] кричал на меня в своём безумии, что «жёнку» мою посадят, а с меня ордена снимут. Это было так непереносимо больно и ужасно, что во мне что-то оборвалось навсегда».
М.Пришвин вновь обратился за помощью к В.Ставскому, который пообещал прекратить «происки» родственников писателя в различных учреждениях и вызвать для внушения старшего сына писателя. Он посоветовал также побыстрее оформить отношения с В.Лебедевой. В итоге дело об имущественном споре разбирал суд.
В 1937 году в Президиум Правления ССП пришло открытое письмо из Совета жён писателей, подписанное десятью активистками (Т.Ивановой, З.Финк, Ф.Лейтес, А.Нейштадт, А.Стоновой, Г.Макаренко, Л.Лежневой, Л.Треневой, Л.Файко, Е.Билль-Белоцерковской). В нём сообщалось о поведении члена ССП, кандидата в члены партии писателя И.Шухова, который «окружил себя компанией пропойц и насильников, издевался над своей женой, глумился над ней, избивал её, таскал по полу за волосы, заставил сделать аборт, сжил со свету одного ребёнка, инсценировал «общественный суд» над вторично забеременевшей женой, бил её, беременную, по животу, так что новый ребенок умер через 30 минут после рождения».
Как утверждалось в письме, И.Шухов мотивировал своё поведение тем, что он «талантливый известный писатель» и его «жизнь нужна больше», чем жизнь его ребёнка. 9 мая 1937 года в «Комсомольской правде» появилась статья о недостойном поведении Шухова, а 15 мая в «Правде» — публикация авторов из Алма-Аты, которые назвали обращение Шухова с женой и детьми «преступным и гнусным». Говорилось и о том, что поведение писателя встревожило всю общественность Казахстана, но оставило равнодушным казахское отделение ССП и его председателя Муханова. Тот, в частности, заявил корреспонденту газеты: «Мы не намерены созывать в ближайшие дни Правление Союза. Подождём окончательного решения Москвы. Я знал о всех проделках Шухова, знал о его пьянстве и развратной жизни, о его издевательствах над женой. Я знал, как Шухов отправлял в Москву свою жену и, не разводясь с нею, женился на учительнице из села Петровки Тютиной, которую вскоре выгнал, чтобы снова жениться в третий раз. Я молчал о поступках Шухова, так как не хотел подрывать его авторитет. Нельзя было компрометировать нашего классика». В статье говорилось также о том, что были случаи, когда Шухов пытался изнасиловать женщин, но они не расследовались и судебного решения по ним не выносилось. Тем не менее авторы упоминали об этих эпизодах как доказанных.
В то же самое время в «Литературной газете» была напечатана статья от имени Совета жён писателей. В ней, помимо рассказа о Шухове, отмечалось, что руководство ССП не реагирует на сообщения о поведении в быту писателей. Так было в случае с судебным делом В.Киршона, которое тот возбудил против своей жены Корнблюм с целью отнять у неё ребенка, то же самое произошло после сообщения об избиении жены писателем А.Гарри. С гордостью жены писателей сообщали о том, что был случай, когда они помогли женщине (её имя не упоминается). Теперь она развелась с мужем, занимается ответственной работой и одновременно учится.
22 мая 1937 года состоялось совещание Совета жён писателей с А.Лахути, на котором разбирались результаты проверки информации по Шухову. Станицу Пресновскую посетили старший следователь прокуратуры Шаблев, корреспондент «Московского комсомольца» и представитель ССП Бровман. Именно Бровман сообщил на совещании, что отдельные детали дела не соответствуют действительности, а в сообщении Совета жён много преувеличений.
Подтвердился тот факт, что Шухов был пьяницей. Выпивал он вместе с секретарём райкома Конюховым. С наступлением летнего сезона они вдвоем отправлялись в степь, взяв безвозмездно государственных кобыл, и в юртах устраивали пьянки.
При этом Бровман описал обстановку преклонения перед Шуховым, которая царила в станице. Она сложилась из-за дружбы Шухова с областным чиновником Амосовым, благодаря чему он мог пробить для станицы любые стройматериалы, которых даже районное начальство добиться не могло.
На следующий день, 23 мая, вновь состоялось заседание у Лахути, на котором выяснялись обстоятельства, связанные с личной жизнью Шухова, в присутствии его жены. Она была студенткой Литературного института и должна была уже заканчивать его, но помешала болезнь. Заместитель директора Литературного института Андреев дал ей такую характеристику: «Шухова способный человек, но оценки ей как молодому автору нельзя дать, потому что она ни одного доклада за всё время учебы не подготовила».
Со слов самой Шуховой, ситуация выглядела следующим образом. Она познакомилась со своим будущим мужем в шестнадцать лет у себя дома во время встречи Нового года. Он был коллегой её отца и двоюродного брата и работал в газете «Батрак». После этого он стал бывать у неё дома, посвящать ей стихи, а вскоре предложил выйти за него замуж. Но родители Шуховой были против из-за юного возраста невесты, и знакомство на какое-то время прервалось. Но очень скоро их встречи возобновились, а Шухов продолжал настаивать на браке, который через некоторое время и состоялся. Вскоре начались скандалы, толчком к которым послужил переезд матери и сестры Шухова в их небольшую комнату.
Когда выяснилось, что жена беременна, муж заявил ей, что не хочет ребёнка. Он не навещал её в родильном доме и сообщил, что уходит к другой женщине. Однако через несколько дней он вернулся. Вообще на протяжении всего их брака у мужа постоянно были связи с другими женщинами, причём он рассказывал жене все подробности этих взаимоотношений.
Шухов сблизился с плохой компанией, стал играть в карты, а вскоре заявил, что, так как пишет о деревне, хочет туда перебраться. Чтобы уберечь мужа от приятелей, Шухова согласилась на переезд в Пресновку.
Шуховой захотелось вновь иметь ребёнка, и она опять забеременела. Когда муж узнал об этом, то обвинил её в том, что она сделала это с целью получать алименты, и начал опять её избивать. Он принуждал жену к аборту и искал врачей для проведения операции, но все найденные врачи отвечали отказом.
Шухов организовал самодеятельный суд над своей супругой, куда пригласил много народу. Он заставил её идти на это сборище силой, хотя она была на пятом месяце беременности. На суде Шуховой даже не дали оправдаться. Там же муж публично её избил.
Она уехала в Москву, куда вслед за ней прибыл и Шухов. Он продолжал издеваться над женой, в результате чего на восьмом месяце беременности у нее родился мёртвый ребенок.
Выслушав рассказ женщины, Лахути заявил: «Во всем этом виноваты отец и мать и, конечно, виноват Шухов… Ты будешь полезным человеком советской страны и помни, что тебе никто и ничто не угрожает. Когда у тебя будут какие-нибудь сомнения, заходи ко мне, к Ставскому, к Гладкову и расскажи. Если нужно тебе поправить здоровье, когда закончится курс — тебя можно устроить в дом отдыха».
Всё же И.Шухов оказался на скамье подсудимых, о чем «Литературная газета» сообщила 5 августа 1937 года. На суде он описывал свои взаимоотношения с женой так: «частые семейные скандалы, переходившие в мелкие драки». Факт устроенного им самосуда он признал «ошибкой». На суде также выяснились литературные планы писателя: он мечтал о герое, «имеющем 12 жён и тем не менее вызывающем к себе всеобщую симпатию».
На суде выяснилось, что несколько раз И.Шухов избивал свою жену на глазах писателя Е.Пермитина, но тот заявил, что она сама вынуждала мужа так поступать. Пермитин же не считал нужным вмешиваться в происходящее.
Автор заметки о суде С.Ипполитов критиковал также старшего референта ССП Бровмана, который занимался разбирательством этого дела в ССП и занял беспринципную позицию. Даже на суде он заявлял, что Шухов «единственный талантливый писатель Казахстана».
Позднее Шухов писал в автобиографии:
«В июле 1937 года, когда против меня было возбуждено уголовное дело бывшей моей женой, я был заочно исключен из кандидатов КП(б)К по решению бюро Пресновского РК КП(б)К. Как известно, мне было предъявлено ряд тягчайших обвинений. Но в результате обстоятельного расследования моего дела и суда надо мной и благодаря вмешательству прокурора СССР тов. Вышинского было установлено, что все самые тяжкие обвинения, выдвинутые против меня в письме отца моей бывшей жены, оказались неосновательными. Суд присудил меня к двум годам условного наказания, но потом судимость с меня была снята в июле 1938 года Комиссией партийного контроля при ЦК КП(б) и я был восстановлен кандидатом партии».
Постепенно страсти вокруг личной жизни И. Шухова улеглись. В 1939 году по постановлению Президиума ССП он был вызван для творческой работы в Москву.
+++
Ещё в Блоге Толкователя о русской и советской литературе:
В 1934 году партия создала Союз советских писателей. В обмен на правильную позицию писателям было гарантировано прекрасное по тем временам содержание – пособия, квартиры, отдых в санаториях, одежда. Сотни графоманов стремились попасть в ССП, пробивая себе дорогу доносами и истериками. Три примечательных дела в этом ряду – «писателей» Простого, Блюм и Хенкиной.
***
В 2002 году по опросу Нобелевского института была составлена «Сотня лучших писателей мира», в неё из россиян вошли Гоголь, Чехов, Достоевский, Толстой. В 2007-м писатели США определили лучшего писателя мира – им стал Лев Толстой.
+++
Толкователь.ру
Комментариев нет:
Отправить комментарий