ИЗРАИЛЬ. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА И ХИМЕРЫ

Израиль переживет Европу и дряхлеющий арабский мир. После двух «интифад» и трех военных кампаний европейцы обнаружили, что Израиль «имеет право на самооборону» В 2001 году, в разгар «интифады», с визитом солидарности в Израиль прибыл премьер-министр (ныне президент) Чехии Милош Земан. Ясера Арафата сравнил с Гитлером, а палестинцам предложил выбирать между израильскими условиями и трансфером. Разумеется, в тот же день он был заклеймен всеми, без исключения, европейскими  деятелями. После операции «Защитная стена» в 2002 году бывший премьер-министр Дании, а ныне генсек НАТО, Андерс Фог Расмуссен, посмел сказать, что «Израиль имеет право на самооборону». Это было воспринято едва ли ни как призыв использовать кровь палестинских мальчиков для приготовления мацы. В 2006 году, во время второй ливанской компании, премьер-министр Великобритании Тони Блэр позволил себе непозволительное: сказал, что «Израиль подвергся агрессии».   За это его чуть не «сожрали с потрохами» СМИ и товарищи по партии. Те единичные европейские политики, которые высказывались в поддержку Израиля, неизбежно превращались в изгоев в собственном доме - это все казалось данностью  столь же печальной, сколь и необратимой. Сегодня 2014 год, и очередная контр-террористическая операция в Газе. Позиция Европы? Канцлер Германии Ангела Меркель заявляет, что «Израиль имеет право на самооборону». Министр иностранных дел Франции социалист Лоран Фабиус грустно констатирует,  что «усилия по достижению скорейшего прекращения огня провалились»; его босс,  президент Франсуа Олланд, выступает за запрет манифестаций солидарности с палестинцами; парламент Нидерландов единогласно требует прекращения перевода средств ПА за поддержку ею террористов. Что происходит «со старушкой Европой»? Изменила ли она себе? Забыла о своих  принципах? Прониклась сочувствием к Израилю? Вряд ли. Просто, как сказал герой  Оскара Уайльда:  «Я не изменился. Но обстоятельства иногда сильнее человека». С 60-х годов Западная Европа взяла курс на сближение с арабским миром.  Во главе этой политики стоял Шарль де Голль, полагавший, что «союз цивилизаций» укрепит положение Франции и позволит ей стать «третьей силой», независимой ни от Вашингтона, ни от Москвы. Именно эта политика, по мнению английской писательницы и историка Бат Йеор, положила начало «Еврабии» - превращению Европы в придаток исламского мира.  Поскольку главным соперником были США, то острие атаки на Ближнем Востоке было направлено против их союзника – Израиля. В самой Европе концепции политкорректности и мультикультурализма должны были  привести к имплантации ислама в европейскую культуру. Любая критика ислама подпадала  под «статью» «исламофобия», а делегитимация Израиля виделась, как кратчайший путь  к сердцу араба.  Кроме того, европейцы были убеждены, что с арабами им соседствовать вечно, а Израиль – случайное и искусственное образование, которое вот-вот прекратит существование. Апогей проарабских настроений пришелся на «арабскую весну». Захлебываясь  от восторга, европейцы сравнивали арабские «революции» с демократизацией Восточной Европы в 90-х и трубили об эре «либеральной демократии» на Ближнем Востоке.   Британский журналист Роберт Фиск объявлял, что «Израиль уже вовсе не единственная демократия в регионе». Воздушные замки не устояли под горячими ветрами хамсинов.  «Арабская весна» залила кровью арабский мир, а там, где этого не произошло, то только благодаря появлению «сильного человека», как генерал ас-Сиси в Египте, или устойчивости монархий,  как в странах Персидского залива и Иордании.  Хуже того, оказалось, что «власть народа» на Ближнем Востоке – не что иное, как власть политического ислама в разнообразных его формах, но всегда организованного, мотивированного и необычайно агрессивного.   С удивлением европейцы узнавали, что есть сунниты, и есть шииты.  И ненавидят они друг  друга больше, чем сионистов и собственных диктаторов вместе взятых.  Что массовые убийства осуществляются не во имя плюрализма и прав человека, а по поводу того, кого считать приемником пророка Мухаммеда; что халифат – не исторический термин,  а – политическая реальность. Что, наконец, Израиль, который они считали историческим казусом, – единственное устойчивое и жизнеспособное образование на Ближнем Востоке. Хуже того, в самих европейских государствах приверженцы «религии мира» вели себя,  как откровенные нахлебники, да к тому же еще истеричные, наглые и неконтролируемые. Пока мультикультурализм подкреплялся экономическим благоденствием, с их выходками  еще можно было мириться. Но чем туже приходится затягивать пояса, тем меньше  возникает желания делиться сокращающимися как шагреневая кожа социальными благами. Европейцы – в массе своей социалисты.  Они привыкли к опеке государства и к необычайно высокому уровню жизни.  Любопытно, но многие так называемые «ультраправые» партии Старого Света в социальной сфере стоят на позициях социалистов.  Но оставаться социалистом хорошо лишь, когда казна ломится от золота, в противном случае нужно выбирать: или жить привычно и «красиво», или кормить многочисленных и вечно голодных гостей в ущерб себе.  Идейные левые готовы затянуть пояса во имя идеи, но их – меньшинство.  Обыватель предпочитает первый вариант. Тем более, что он сыт по горло «культурным многообразием»,  проявляющимся в том, что смуглые и крикливые подростки поджигают его машину,  называют его жену шлюхой, продают наркотики сыну, а его самого заставляют  отказываться от свиных сосисок с кислой капустой.  Социализм вошел в противоречие  с идеологией мультикультурализма. На первый взгляд, что должны были сделать Олланд и Фабиус после массовых протестов сжигающих израильские флаги мусульман? Осудить Израиль, само собой, причем в самой жесткой и категорической форме.  Ибо мусульмане – их надежные избиратели.  Что они делают? Запрещают массовые протесты. Почему? Потому что осознают, что поддерживая вандалов из Марокко и Алжира, подтолкнут миллионы соотечественников в объятия  Марин ле Пен.  Привычная парадигма рушится и сменяется новой.  Есть ли смысл возмущаться в этой ситуации Израилем? Не особенно. Раньше Европа находилась в экономической и политической зависимости от арабского  мира, его нефти и политической мощи.  Но где он, этот арабский мир?  От него остались  лишь руины.  Сирия, Ирак, Ливия существуют только на карте, а те, что уцелели,  как Египет и Саудовская Аравия, не скрывают, что жаждут разгрома ХАМАСа.   Но если так, стоит ли метать молнии в адрес Израиля? Мир меняется настолько быстро, что мы не успеваем осознать масштабы перемен.   Но один вывод напрашивается сам собой:  Израилю надлежит руководствоваться исключительно собственными стратегическими и национальными соображениями.   Время привычных схем и представлений уходит в прошлое, а вместе с ним и нелепое словосочетание «мнение международного сообщества».  Мир медленно, но верно возвращается к древней формуле:  «каждый сам за себя».  И самая большая опасность для Израиля – это остаться заложником отживающих свой век химер