АВТОРСКАЯ ПЕРЕДАЧА
М.Веллер
― Здравствуйте! Воскресенье. 17-06. «Подумать только…». Михаил Веллер. Как мне надоел этот собственный голос в этой глупой хвастливой шапке, и все руки не доходят это заменить! Что касается острых вопросов, вы не представляете, какие вопросы иногда бывают! Довольно трудно ответить на вопрос типа: «Когда ты наконец повесишься?» Ответ отрицательный, но как правильно сформулировать?
Итак, на прошедшей неделе – хотя мы не занимаемся обзором политических новостей за неделю, но кое-что – состоялся Форум свободной России в Вильнюсе. Это что-то давно у нас не было ничего такого оппозиционного за границей. Это восходит буквально-таки к Герцену, к съездам в Цюрихе, Берлине, к спорам меньшевиков и большевиков далеко за границами Российской империи. Но чем это кончилось, все знают.
Итак, там были – если кто не знает, потому что это событие все-таки сравнительно значительное – Гарри Кимович Каспаров… ну и далее: Андрей Илларионов, Альфред Кох, Константин Боровой, Артемий Троицкий, Евгений Чичваркин, Андрей Пионтковский, Илья Пономарев, еще целый ряд людей. То есть всего там было, по сведениям из сети, порядка 200 человек аж из 24-х стран. То есть это был сравнительно представительный форум, который проходил два дня: 9 и 10 марта. Где в повестке дня было: отчет о проделанной работе, о выборах, о том, как ориентируются русские, русскоязычные жители – граждане и неграждане – в Прибалтике и Белоруссии; то есть, с точки зрения, представителей свободной России на этом форуме, им внушают не то, и как бы это не запахло какими-то провокациями; разумеется, вопрос по Крыму и Донбасс о том, что всех вернуть в первобытное состояние — относится это, разумеется, к целостности Грузии, то есть Абхазия, Южная Осетия, -ввести санкции с самого верха, начиная от Путина и так далее. Ну и, конечно, поголовная поклассовая люстрация, десоветизация и декагэбизация.
По поводу декагэбизации уже выразились… как бы переформулировать… ну, учитывая то, что порядка четверти века назад переименовали КГБ очень быстро в ФСБ, то в принципе уже собираются увольняться из рядов люди, которые поступили на работу после советской власти; 25 лет прошло, но суть, тем не менее, понятна, потому что ГКБ – ну это была серьезная аббревиатура, ее в мире знали более-менее во всех цивилизованных странах.
Что касается люстраций, то это меня чуть-чуть смутило, потому что, с одной стороны, да, конечно – вот кто служил в продажных судах, милиции и так далее – выгнать всех!
Но тогда, получается, независимо от того, как ты работал. Но иногда, понимаете, выгоняют, а потом что? Вот после 17-го года выгнали всех сыщиков, всех полицейских, всех городовых, всех офицеров – потом стали набирать обратно, потому что надо было как-то организовывать все эти деятельности. Но это не важно.
Разумеется, был скандал с телевизионной группой из ВГТРК. Лично смотрел, как они там доставали Каспарова: «Ну почему вы с нами не можете спокойно поговорить? Ну давайте спокойно выйдем… Ну постойте! Куда же вы уходите!? Давайте поговорим!» Надо отдать должное тому парню, который это говорил, я думаю, у него прекрасная нервная система, он прекрасно справлялся со своей задачей.
Но, в общем – мне так казалось – журналист не имеет права хватать кого-то буквально за шиворот и говорить: «Стой! Куда пошел! Сейчас будем говорить!» Нет, за шиворот никого не хватали, но, когда пять раз тебе сказали, что разговаривать с тобой не хотят, а ты настаиваешь: «Нет, сейчас мы будем разговаривать», — ну, разумеется, это все-таки прицел на провокацию, это не есть правильно. Журналист должен быть журналист, хотя представление о профессии давным-давно утеряно отнюдь не только у нас – практически везде. Настоящий журналист — это большая редкость.
Вот этот Форум Свободной России показал, что есть оппозиция несистемная и даже уже находящаяся в эмиграции. Что с этого выйдет, сказать очень трудно. Симптоматично лишь то, что сам факт состоялся. Люди не могут здесь, потому что боятся здесь получить по голове, вот как эти журналисты.
Кстати, журналисты, которых какие-то юные нарушители, как они сами говорили, от 18… кому-то, может быть, до 25 лет, и били просто палками, а если бы не палками, а бейсбольными битами, то убили бы – в Ингушетии – правозащитники и журналисты, в том числе, из Скандинавии.
Я считаю, необходимо, отметить огромный прогресс, потому что, если в 2000-м, 2001-м году – были случаи – им могли бы отрезать головы и положить аккуратно в рядочек у дороги – был такой трагический случай как-то – то сейчас, после 15-ти лет стабильности их всего лишь побили палками. Да, автобус сожгли, да, немножко обокрали, но, в сущности, все целы и практически здоровы – вот это необходимо отметить. Я считаю, что это прогресс. Еще 30 лет стабильности с теми же лицами наверху – ну их просто начнут угощать мороженым на границе. Ну что вы, есть же, чему радоваться, понимаете!
Хотелось бы сказать еще об одной вещи. Это, правда, произошло уже полторы недели тому назад, но вещь мне представляется примечательной, а за профессиональные какие-то заборчики, флажочки информации выходит мало. Состоялось необыкновенно бурное заседание Русского ПЕН-клуба в малом зале ЦДЛ. Числа не помню, но примерно 10 дней назад.
На повестке дня стояло несколько вопросов. Первое: Там должны быть только писатели, или все-таки там должны быть редакторы, журналисты, издатели – люди, которые вносят вклад? Потому что изначально, когда в 1921 году мистер Джон Голсуорси был основателем и первым начальником, директором, президентом этого ПЕН-клуба, то там отмечалось, что другие — тоже могут.
Далее, понимаете, какая история. Людмила Улицкая, когда была членом исполкома, то она… с ее подачи… приняла сколько-то человек, некоторые теперь вышли обратно. И в результате эти человеки успели наломать дров, как-то: первое: они были пару лет назад, полтора года назад – не помню уж, когда – в Киеве на встрече, которую, боюсь сорвать, проплачивал Ходорковский; и там от имени ПЕН-клуба говорили, что, в общем, культуры должны дружить, литераторы должны стараться, чтобы все нормальные люди однако не ссорились, потому что по культуре мы все-таки братья, что мы все вместе за все хорошее: за гуманизм и справедливость. Но вот сказали, что их никто не уполномочивал. То есть, если бы каждый сказал, что «я, как член ПЕН-клуба» — от имени… Это всё не провели.
Второе: вроде бы прикрыли пока, временно Библиотеку украинской литературы. Там нашли книгу – забыл какую, — но книгу неправильную, нехорошую, вредоносную. Библиотеку прикрыли. Та же самая группа во главе с активным человеком, журналистом и издателем Сергеем Пархоменко все это назвала погромом. Нет, ну, конечно, это не погром. Вот если бы зашли, разбили стекла, избили библиотекарш, потоптали и порвали книги, на улицу выкинули – это был бы погром. Ну а просто закрыть…, кого-то временно… как это… изолировать или ограничить в передвижениях – это не погром, конечно, это мягкие меры.
Далее. Вот одни считали, что надо же чего-то делать, а другие считали, что делать не надо, а заниматься только литературой. Здесь возникает один очень интересный момент. Знаете ли, в мировом ПЕН-клубе, который по языкам объединяет в себе порядка 140 ПЕН-клубов разных языков, есть несколько комитетов. Один из этих комитетов называется, как правильно… ну, короче говоря, комитет называется «писатель не должен сидеть», в тюрьме в смысле – «Писатели в заключении». Комитет находится в Лондоне.
И вообще, один из главных пунктов деятельности ПЕН-клуба – это защита свободы слова и всего хорошего. Свобода слова – это категория политическая! Вот, куда ты не денешься, но свобода слова… «Дайте свободу слова!» — это было во всех политических программах в тех государствах, где свободы слова не было или — считали люди – ее недоставало. Никуда ты не денешься от политики: ты не интересуешься ею – так она заинтересуется тобой, как давно отмечено.
Таким образом, ПЕН-клуб должен заниматься свободой слова, и когда ее ограничивают, он волей-неволей, соблюдая свой устав, должен влезать в политику, чего делать хотят отнюдь не все.
Второй момент. Слушайте, обычно – я был на двух заседаниях когда-то, хотя я в ПЕН-клубе, помнится, с 92-го года – там было так тихо, что незачем было и ходить. А здесь было так громко, что не успел я выйти на пару минут, так сказать, перекурить – потому что, продолжалось это более трех часов и, если бы не сказали, что зал занят, то было бы не три, допустим, а 7 часов – как вдруг мне сказали, что я пришел очень вовремя, потому что проход узкий, а там, понимаете, два почтенных джентльмена, оба под 60, собрались якобы дать друг другу по морде. Ну это ужасно! Что это за такой за бред? Вот кипели страсти.
Второй пункт кипения страстей, второй пик: ПЕН-клуб подал заявку на грант и получит его. Я вот только сейчас не могу сказать, от Министерства просвещения, от Министерства культуры… кажется от Министерства культуры он получил 3 миллиона рублей. Ну 3 миллиона рублей грубо – это 40 тысяч долларов. 40 тысяч долларов для одного человека – это сумма достаточно большая, если ты, конечно, не миллиардер, но для организации это сумма не такая большая. За что же 40 тысяч долларов? А за то, что сколько-то лет назад вышел том 1-й «Писатели о войне» — Великая Отечественная война; а теперь том 2-й — другие войны, — куда в перечень включены Крым и Донбасс.
Дальше, как вы понимаете… «кто девушку ужинает – тот ее и танцует». Потому что, ежели тебе дают из министерства, из государственной казны 3 миллиона рублей на сборник «Современные русские писатели о войне», где есть пункты Крым и Донбасс, то в принципе точка зрения может быть, разумеется, только одна – совершенно государственная, официальная – та, которая идет по телевизионным каналам: что «это война с фашистской бандеровской хунтой, что мы правы на сто процентов, без вариантов, а они – это просто какие-то бандеровцы, оуновцы, садисты недорезанные, реваншисты, которые пытаются поднимать голову» – и никак иначе. Иная точка зрения не то чтобы не должна приветствоваться, но в принципе не должна существовать, потому что, если кто хочет написать про то, что вот там, значит, добровольческие — простите, они же карательные – батальоны правы, то это нужно уже просить грант, очевидно, у Киева.
Тут, значит, из зала раздались некоторые реплики: «А это еще что такое?» Это значит, прогнуться перед государством, получить грант и заработать, таким образом, немного денег. По этому поводу мене тоже есть, что сказать. Это очень интересно. Дотаций, грантов требуют книги поэзии, потому что сегодня даже блестящая поэзия, как правило, не оправдывает себя. Ну мало читают стихов. Когда-нибудь — будут. Но может оказаться поздно, если книги не будут изданы.
Литературоведческие работы, серьезные, умные, вдумчивые критические работы, какие-то филологические анализы, то есть книги заведомо ограниченного тиража до тысячи до полутора тысяч, которые издать все-таки надо – вот на них нужны гранты. Потому что тираж 2 тысячи уже самоокупается и приносит издателю хоть небольшую, но прибыль. Если кому говорили иное – не верьте.
Но издавать прозу на полученный грант категорически нельзя, потому что, если эта проза не будет куплена читателем в России сегодня тиражом в 2 тысячи экземпляров, то незачем ее издавать вообще. Я не говорю 20, я не 200 — но если 2 тысячи не купят, то нечего издавать макулатуру.
М.Веллер: С Хиллари Клинтон добра не будет. Это слегка отмороженный продукт неолиберализмаQТвитнуть
В связи с этим могу привести еще один преинтереснейший, на мой взгляд, пример, хотя там литературы, конечно, не было. Лет примерно 5 назад я получил письмо так же, как остальные члены ПЕН-Центра русского, что получен грант на издание книги о Великой Отечественной войне: вот какую книгу я считаю необходимым издать – это вопрос всем.
Я написал, что считаю необходимым издать книгу Николая Николаевича Никулина «Воспоминания о войне», которая до этого была издана лишь Эрмитажем тиражом 1 тысяча экземпляров; висела в интернете. Это самое сильно, что было у нас написано о Великой Отечественной войне. Книги более правдивой, пронзительной, за душу берущей, впечатляющей не существует, на русском языке не написано. Ну я вот примерно так и написал.
В результате издали книгу уважаемого, почитаемого, талантливого, замечательного Виктора Петровича Астафьева «Прокляты и убиты».
В этом хорошо все, кроме одного. Я не помню сейчас, какое крупное издательство незадолго до этого издало книгу Астафьева «Прокляты и убиты» и большим тиражом, и этот тираж еще стоял на полках магазинов. Для чего, спрашивается сжигать деньги? Для того, чтобы допечатать еще несколько тысяч экземпляров.
Мне удалось в издательство АСТ внедрить книгу Никулина, и меня поняли и с удовольствием ее взяли и издали, и в результате допечатали уже четыре раза. Если бы это книгу издал ПЕН-клуб, то он бы заработал свои 20-30 тысяч долларов. От не попросил с протянутой рукой, а честно заработал, сделав бы заодно большое хорошее дело. Но, черт его знает, может быть, они не хотят и не умеют зарабатывать, может быть, у них рефлекс такой. Какой же дурак будет зарабатывать, если можно попросить. Вот не могу сказать.
Ну обсуждение было бурным, но кончилось, в общем, ничем. Большинство голосов за то, чтобы все и дальше так продолжалось. Ну и слава богу! Ну не разгоняют – ну и хорошо, ну и ладно.
Какой там ПЕН-клуб? Потому что вот треть примерно вопросов, которые были заданы – это насчет того, что же делать, как же быть – у нас же кризис? Отвечаю про кризис. Представьте себе, что председатель колхоза с двумя бригадирами, агрономом, парторгом и сторожем день за днем и год за годом разворовывали колхозный амбар. Нет, остальные колхозники тоже получали на трудодни что-то такое, незначительное, как было принято в колхозах, но эти ребята разворовывали. В один прекрасный день они приходят в амбар и видят, что в амбаре зерно кончилось. На них смотрят вопросительно колхозники, которые спрашивают типа: «А где зерно? А что случилось?» И тогда ребята, которые на занимались ничем, кроме как несколько лет подряд разворовывали амбар, говорят: «А вы знаете, у нас кризис». Конечно, кризис, когда жрать нечего, а в амбаре пусто.
Вот примерно такой кризис постиг российскую экономику. Год за годом с трудолюбием полевых мышей, неутомимо разворовывали сумасшедшие сотни миллиардов долларов от нефти, газа и остального. При этом ничего практически не делая для своей промышленности. Венец творения – это «Сколково». И ведь находились же горячие головы, которые верили в это «Сколково», в эту дорогу – 30 миллионов долларов за 1 погонный километр или сколько у них там было…, дешевле было бы из золота построить – так она через полгода первой же весной развалилась. Но это же мастаки! Эту же дорогу можно в книгу рекордов Гиннеса! Вот поэтому и кризис.
И вот сейчас, когда этот кризис – нужно повышать налоговую нагрузку на всех, на кого можно ее повысить. Но, разумеется, миллиардеры будут платить, по-прежнему, 13% со своих доходов – а вы чего хотели? – с тех доходов, которые они еще «в белую» заполняют. И хоть бы кто-нибудь, что-нибудь насчет того, как же выходить из кризиса? Ну как! А вдруг нефть подорожает? Нет, ну дикари же! Это же какие-то индейцы, австралийские аборигены: А вдруг подорожает! Это экономика.
Здесь, понимаете, если чуть-чуть подумать – что касается того, что сделано – вы знаете, первое, что давным-давно необходимо – это не заниматься реформой, преобразованием, а это ребят типа Фурсенко, Ливанова и прочих к образованию близко не подпускать. Вот волевым решением велеть к образованию на 200 метров не подпускать. Потому что начинать надо с того, чтобы в начальной школе… до начальной школы нужно еще доехать, потому что совсем не вся страна живет в Москве и прочих больших городах, то есть нужна программа когда-нибудь в России наконец строительства дорог. И как только эта дорога оказывается дороже среднеевропейской по цене, так можно сажать всю компанию, которая предлагает эту цену. Потому что совершенно ясно: они хотят украсть, а дорогу построить так, чтобы ее можно было каждый год ремонтировать.
То есть за что ты не хватись – здесь без политической реформы невозможно. Сеть дорог в стране или будет – или не будет страны. Потому что в 21-м веке без дорог уже не получится. Это очень удобно разваливаться на части.
Почему, спрашивается, в проклятой Америке можно школьников автобусами с отдельных ферм доставлять в школу, а здесь никак нельзя? Можно. Воровать меньше надо. Чиновников должно быть меньше. Он чиновник? Пускай он водит автобус – с него будет больше толку. Потому что необходимо наладить нормальное образование, и здесь прекрасный пример: то, что было. Не надо было ломать.
Нужно забыть о Болонской системе, потому что это уродливое дитя неолиберализма ведет к поголовной неграмотности в цивилизованных странах, потому что иногда они лудят такое, что, вы знаете, даже наши неучи иногда умнее.
Нужно забыть наконец, как о страшному сне, об этом ЕГЭ, каковое ЕГЭ люди сдают и в результате часто не знают ничего. В прошлом году меня попросили поприсутствовать на ЕГЭ по русскому языку и литературе в какой-то школе. Я из интереса попросил дать мне прочитать, и на один вопрос я ответить не сумел. Я смотрел на вопрос, как баран на новые ворота, мне было стыдно, мне было неловко, я думал: да что ж такое, ну совсем уже отупел! Ну уже пора как-то проходить курс умственной реабилитации. Там было сказано – не помню, про какую книгу – Какой художественный прием применяет автор в этом рассказе для того, чтобы?.. Потом оказалось: психологизм. Психологизм – это вам не прием. Психологизм – это может быть свойство прозы, аспект прозы и так далее, но это не прием. Вот сравнение – это прием. Гипербола – это прием. Контрапункт – это прием. А психологизм – это не прием. И вот человек в звании доктора филологических наук, профессора, зав кафедрой, который составлял… Что я могу сделать? Вот ничего этого, конечно же, не должно быть, что касается школьной программы. Нужна же не школьная реформа, а чтобы оно все было путем, понимаете.
Что касается высшей школы. Почему где-то там могут получать стипендии, могут на какие-то средства меценатов, благотворителей дети из семей, которые не могут заплатить за образование, но выказали способности на разных олимпиадах, соревнованиях. И вот они учатся за счет тех и сех, и их немалый процент! Их, по крайней мере, четверть. А прочие могут взять кредит, потом его долго выплачивать – но могут! Когда говорят, что вот… бесплатное образование – задайте себе вопрос: Кто платит за бесплатное образование? Нет ничего бесплатного. Платит кто? Вот тот, кто учится, не платит – О’кей! А кто платит? Бюджет платит, все из налогов платят. Так, наверное, платить-то надо рациональнее.
Вы знаете, мы учились — и общагу получали почти все. Какая ни на есть, а все-таки была крыша над головой. И не отказывали абитуриентам на том основании, что «вы знаете, у нас для иногородних нет места в общежитии».
Знаете, дороги – национальная программа. Обучение, образование – это национальная программа. Медицина – позорная, убийственная и врачи несчастные, и пациенты несчастные – и это национальная программа. Так вот, никаких нафиг национальных программ, где взять еще что-то. Вот тот, кто поставить задачу решить все эти проблемы – тот, может быть, нормальным не лидером государства, но кем-то нам наверху. Но пока у нас ничего подобного кроме «бала-бала», к сожалению, не наблюдается. Что мы и продолжим после перерыва на новости.
НОВОСТИ
М.Веллер― Итак, что касается национальных программ. Национальной программой должно быть восстановление до советского уровня всей системы физкультуры для детей, подростков и вообще народа. Потому что система, которая была – секций, кружков, детских спортивных школ, стадионов и так далее – была очень недурна. И тренеров было много, и они были заинтересованы в том, чтобы набирать ребят, потому что их иначе могут на работе сократить. И все это было, а теперь этого. И это национальная программа, потому что здоровье народа ухудшается. Кто этим занимается? О чем вы говорите! На этом трудно красть деньги.
М.Веллер: Изнанку жизни знают только две категории населения: менты и врачиQТвитнуть
Что сделать для того, чтобы поднялось хозяйство? Первое: запретить чиновникам 90%... вот забыть о том, что есть малый и средний бизнес. Забыть! И дать людям работать спокойно самим. И тогда те, которые могут работать, будут работать. А как только будут нарушать, то можно судит и сажать, мы об этом уже говорили.
Всё это совершенно маниловские мечты, потому что – читайте хоть Маркса, хоть, кого хотите – ежели кто-то во что-то крепко всосался, то добром он это не отдаст. Так что надежды на какие-то мирные преобразования мало, а об иных преобразованиях мы даже не хотим разговаривать.
Понимаете, в чем еще трагедия нашего дня. Вспомните много лет бывшего министром образования Фурсенко, который сказал: «Хватит воспитывать творца. Мы должны воспитывать квалифицированного потребителя». Трагедия в том, что у нас воспитали квалифицированного потребителя, а потреблять стало нечего. Я вам доложу, что потребитель сильно разочарован. Когда потребитель разберется, кто же обманул его в этой жизни, то не исключены какие бы то ни было изменения, понимаете.
Давайте теперь перейдем к вопросам впрямую, чтобы не говорили, что вовсе мы не отвечаем ни на какие вопросы, хотя на всех, конечно, не успеем.
Вот корпоративный вопрос: «Кто, по-вашему» из великих русских дореволюционных писателей лучше всего разобрался в душе народа: Толстой, Достоевский, Чехов, или француз Кюстин, предсказавший революцию в России в самой кровавой форме?» Вы знаете, душа народа и история народа, они не связаны совершенно прямой зависимостью. Лев Толстой в «Войне и мире» понимал очень неплохо, не столько насчет Платона Каратева, сколько насчет бунта крестьян в имении, которое подавил Николай Ростов, будучи еще гусаром в отступлении 812-го года.
Что касается Чехова Антона Павловича, гениального опять же, он был прекрасен полным отсутствием сентиментальности. Вот он смотрел ясными, открытыми глазами врача – а все врачи неизбежно должны быть в каком-то смысле циничны, иначе работать нельзя: можно удавиться – на все, что делает народ. Если почитать Чехова, то идеализация народа невозможна. Ну уж народ – какой есть. У господа для нас другого нету.
— «В советское время утверждали, что литературу воспитывает и учит жизни. В какой степени это утверждение справедливо?», — ingvar60. Вы знаете, в большой степени справедливо, потому что искусство, – говорил я много раз, – есть форма самовоспроизводства культуры. И через искусство, через литературу, прежде всего, люди учат себя, получают информацию, как раньше, как надо: чувствовать, относиться к людям, жить, работать, дружить и так далее. А когда это исчезает, когда цивилизация входит в состояние дегенерации – простите за идиотскую рифму, — когда литература и, вообще, искусство уходят в декаданс, в модерн, в постмодерн и начинают разваливаться на части, то начинают искать что-то новое. И это новое делается по принципу: наоборот. Тогда появляются, скажем, писатели-детабуировщики. Первым профессиональным детабуировщиком в литературе был маркиз де Сад. Его специальность – это взять что-то святое и показать, как его можно разобрать на части и сделать всё наоборот. Здесь уже учиться совершенно нечему. Эта грязная беллетристика, страшная беллетристика – это отдельное направление.
Конечно, литература, кто бы что бы не говорил, она развлекает, она отвлекает, она чему-то все-таки всегда прямо или косвенно учит. Ибо, с чем бы ты в жизни не имел дело – это, с чем ты имеешь в жизни дело – всегда оставляет в твой душе какой-то след. Вот и литература оставляет, причем иногда прямо открытым текстом тебе в мозги норовит впечатать: иногда гадость впечатать, а иногда наоборот.
«Как вам понравился закон Путина о приравнивании побегов к демонстрациям и прочим распятиям информационных кубов? Это уже маразм или пока только паранойя? Не пора ли выпускать новый вид рулонов туалетной бумаги со страницами из Конституции?» Я не уверен, но, по-моему, глумление над Конституцией есть преступления, слово, осуждаем. Но это, вы знаете, интересно, когда Лукашенко, который не во всем плох, запретил как-то публичные аплодисменты. Это было мило!
Знаете, вот последняя стадия — когда запрещают молчать, глядя со значением. Вот уже конец всему — когда человек встанет и молчит, а все понимает, что он хочет сказать. Интересно, доживем ли мы до этой стадии развития свободы слова? Это интересно.
Ну вот, конечно, без этого никогда: «Ваше мнение по поводу нарастающих националистических настроений в Европе? С одной стороны, все закономерно, но если прослеживать ситуацию от Европарламента до последних националистических всплесков в Германии, Хорватии и Польше, получается, недолго ждать Deutschland über alles. Аналогия, я думаю, уместна. Понятно, что непродуманная и глупая политика в отношении беженцев способствует такому повороту, но будет лучше старушке-Европе, если, действительно, к власти придут ультраправые. Ведь, как бывает в таких случаях, под видом борьбы с распоясавшимися мусульманами под раздачу попадут все несогласные, инакомыслящие, просто мыслящие и далее — по списку. С уважением, Елизавета».
Уважаемая Елизавета, вот когда я был сравнительно маленьким мальчиком, то если ловили кого-то, кто баловался с огнем или прыгал откуда-то с высоты, откуда нельзя было, то у таких ревнителей порядка был аргумент: «А если бы у него были патроны?» Так что вот это слово «если» — оно, знаете… А что если мусульмане перережут всех европейцев? А что, если наоборот, европейцы перережут всех мусульман? А что, если к власти придут левые и обобществят женщин? Такие настроения были у социалистов в конце 19-го и даже в начале 20-го века. А что если придут правые, и тогда все будут маршировать хором утром на горшок, а вечером – в загородку?
Вы знаете, не надо все-таки утрировать, потому что хотелось бы ознакомиться с этими правами программами. Слово «правый», «ультраправый» стало таким пугалом совершенно ужасным, безобразным: Вот придут правые! Вот они… А что конкретно они хотят, можно сказать?
Потому что да, сегодняшняя политика, — как признается в Европе уже практически всеми кроме старухи Меркель, — она, мягко говоря, не продумана, а в общем и целом ведет черт знает к чему. И все эти протесты, они с каждым днем, на самом деле, только набирают силу – он и понятно. Но придут не те.
Вы знаете, когда боятся потерять власть – хоть правые, хоть левые, хоть такие, хоть сякие – они придумывают такие аргументы, что трудно себе вообразить. «Иначе придут фашисты!» — мы это слышали. «Если бы советские войска не вошли в Афганистан, то туда вошли бы немцы с американцами», «Если бы советские танки не вошли в Чехословакию, то туда вошли бы танки ФРГ» и так далее. Вы знаете, к этим вещам надо относиться спокойнее. Надо смотреть, что происходит, и люди, которые говорят, что надо иначе, они конкретно, по сути правы или не правы?
Если вам кажется, что они правы – ну что будет, если они? А что будет, если не они? Это, вы знаете, голословный вопрос. Если кто-то говорит правду, но не важно, из чьих уст она исходит – есть такая древняя восточная мудрость.
Ну, конечно, про Лесина. Про Лесина я ничего нового сказать – про покойного – не могу. — «Навальный, его ФБК запустили очередную сенсацию: то ли он жив, то ли убит, но через 40 дней после смерти пересек, по версии Навального, границу США. Куда направился, не разглашается. Чего вы думаете?..» Вы знаете, здесь всё уже в общем и целом написано, что, поскольку надо гасить визу, то ставится, что он выбыл. Я думаю, что так оно и есть.
М.Веллер: Последняя стадия — когда человеку запрещают многозначительно молчатьQТвитнуть
Но до конца, что там было на самом деле – ну, знаете, если следствие не разглашает, то и нам откуда знать, что да как было. Но в общем и целом, конечно, так это не сердечный приступ, так это тупая травма головы и других мест. Что он делал в этом отеле, который, в общем-то, был не по его классу – он был богатый человек, — зачем он туда приехал? И вдруг вброс: он приехал туда встреться с Петром Авеном. Уже были логичное возражения: «А ему что, больше негде было с Авеном встречаться?», «Для чему ему нужно было в этот отель-то приходить?», «А Авен не мог посетить его дома, в Калифорнии?», «А они не могли встреться в другом месте?» Но когда такой вброс следует сейчас, то однозначно: он приезжал в Вашингтон не для того, чтобы встречаться с Авеном — уж это будьте уверены – а для чего-то другого. А для чего – вам пока не полагается знать так ж, как и мне.
Интересно, что с этого будет. Работал он на кого-то – не работал, собирался кого-то сдать – не собирался – это мы не знаем, но интрига интересная.
Так, слушайте, вопросы всё какие! — «У меня – литературный. Сто лет назад прочитал ваше эссе «Технология рассказа». С тех пор мне интересно узнать, это серьезная работа или веселый прикол, типа пособия для сочинения статей, фельетонов и стихов, сочиненный Остапом Бендером для журналистов, катящихся в литерном поезде к месту финальной стычки Восточной магистрали. Спасибо! Сергей, Калифорния». Один из моих любимых анекдотов: «Официант, это чай или кофе вы мне подали?» — «А вы не можете разобрать, сэр?» — «Так в том-то и дело, что не могу!» — «Тогда какая вам разница, сэр?»
Так вот, видите ли, я-то это писал, разумеется, абсолютно всерьез. Но если кто-то воспринимает это не всерьез… ну я не знаю, у людей разное чувство юмора, разное понимание иронии. У меня уже был случай убедиться в этом. Я когда-то в дополнение к этой работе, короткой и концентрированной очень «Технология рассказа»… приложение называется: «Борьба с редактором». Уж нет тех редакторов, уж иначе выглядит издательский процесс. Но когда-то редактор в тебя вцеплялся, как енот в улитку: пока не разгрызет и не выполощет, не отцепится. И вот кровью сердца, обливаясь видимыми и невидимыми миру слезами, я писал приложение «Борьба с редактором». И мой же однокашник и друг Аркашка Спичка опубликовал это на юмористической странице. Я его чуть не убил! А он говорит, что он-то в самом деле так воспринял.
Так что, знаете, как хотите, так воспринимайте. Это даже интересно, — как сказали гениальному Тёрнеру, когда один его пейзаж повесили на выставке вверх ногами. Он пришел – а он был грозен, суров, в огромном авторитете: его боялись галерейщики – он вошел и сказал, что вверх ногами. Они затрепетали и сказали, что сейчас перевесят обратно. Он их жестом остановил, еще постоял и сказал: «Да ладно, так даже лучше», — и оставил. Ну для этого, понятно, надо видеть пейзажи Тёрнера хотя бы на хороших репродукциях.
Здесь опять же: «Когда Меркель поймет, что в Европе все видели, кроме нее, твердо решили, что исламизацию Европы нужно прекращать?» Трудно сказать. Раньше или позже, видимо, поймут, а, может быть, и нет. А, может быть, если дело кончится тем, о чем писала, по-моему фамилия писательница Чудинова – если ошибаюсь, прошу простить – в романе «Мечеть парижской Богоматери», когда все это кончится, то они будут говорить: «Мы все правильно хотели сделать, правильно! Но вот вы нам не помогли, вы нам мешали. Еще немного и мы бы их убедили, ее немного, и мы бы их перевоспитали, и тогда… ну вот, не получилось» — это запросто.
— «Неужели Лесин хотел пообщаться с американскими спецслужбами и его за это убрали?» А черт его знает, товарищ майор! В подлунном мире еще и не то видели.
Так: «По поводу вашей книги «Бомж». Это какой-то кошмар! Многие подумают, что это реализм. А я, бывало, жил на улице. Нет там ничего подобного, что вы там пишете в книге. Сколько чернухи, сколько грязи, все утрировано до невозможности. Вы писали «Бомжа», исходя из собственных представлений из жизни бездомных или как-то с ними пересекались? Можете называть город-прототип?» Нет, одного города-прототипа назвать не могу. А сталкивался неоднократно и сейчас сталкиваюсь.
Вы знаете, вот когда идет несколько человек, из них одна женщина, одета совершенно нелепо: вещи иногда даже чистые и почти новые, но тридцатилетней давности, такой пестрый винтаж; толкают тележечки, в которых все их добро. Но ближе чем на два-три шага лучше не подходить, потому что пахнет от них. Ну условия такие: моются очень редко. Сами-то потом этот запах ощущать ведь перестают. И прочее и прочее. В подземных переходах они иногда ночуют. Это ужасно совершенно смотреть. Иногда денег просят. Есть в кармане что-то, не совсем крупное понимаете – да, конечно, как правило, дашь.
Когда сидит веселый бомж – да, он пахнет, да, он грязный, да, он весь какой-то клочковатый, но у него улыбка хитрая и добрая и рядом с ним картонка: «Собираю на бухло. Помогите, если можно!» — ну как ему горсть мелочи не бросить! И так далее. Кроме того, изнанку жизни знают только две категории населения: менты и врачи. И вот, ежели кому охота, в Ленинграде, ныне Петербурге-городе покантоваться суточки в приемной травматологии, в больнице ранее 25 октября на Фонтанке, посмотреть набитую «травму» — вот там можно увидеть массу интересных вещей. Так что еще и не то бывает. Бомж, знаете, он тоже разные, он тоже человек.
Что у нас тут еще… — «Как вы считаете, заявление Марка Фейгина сделает его умнее?» Ну относительно пранкера Вована, Лексуса – что они там симулировали это письмо Надежде Савченко. Он заявил, что начинает уголовное преследование пранкеров, разыгравших… Речь об Алексее Столярове (Лексусе), и Владимире Кузнецове (Воване). Об этом сообщил адвокат украинской наводчицы…» — и так далее. Ну, «наводчица» — это другое значит, но не важно.
Видите ли, люди, во-первых, большой подлости, потому что есть вещи, которые делать очень подло. Второе – я так думаю, это мое личное мнение, основанное только на личном представлении о жизни – что в некоторых случаях и в данном случай также, работали они не сами по себе. Потому что одна из задач спецслужб, которая организует разные встречи, это, разумеется, создавать впечатление, это публикация слухов, это распространение слухов, это создание впечатления и тому подобное. Это всё тоже входит… Раньше этому в школах спецслужб обучали.
Так вот, превратить трагедию в фарс – это задача. Потому что, когда человек объявляет сухую голодовку и проживет считанные дни, то это выглядит трагически, а когда вдруг его так разыграли, и она начала пить воду – то это может дать поводы для насмешек, веселья, облегчения, и, вообще, резко снизить тональность ситуации. Понятия не имею, удастся ли этим людям сделать что-то плохое. Видимо, он довольно высоко крышеваный. Ну что тут можно сказать? Если есть спрос на что бы то ни было, то всегда найдутся люди, которые это сделают.
Вопрос: «Доколе будут терпеть граждане!» — это, простите великодушно, даже не вопрос, это риторическое восклицание.
— «Скажите, пожалуйста, когда и где можно регулярно смотреть, где вы выступаете с лекциями?» Вы знаете, регулярно я нигде не выступаю с лекциями, но я внимательно отнесся к вашему вопросу, и вот у меня написано: 15 марта у меня будет закрытая встреча в одном учреждении, никого приглашать не могу. 31 марта у меня будет доклад в Российском философском обществе. Туда вход свободный, но где оно сейчас находится, я не знаю, и во сколько начало – тоже пока не знаю. Вот 20 апреля у меня будет лекция: «Происхождение и сущность культуры» — в МГИМО. Туда не пускают. А 29-го числа – это все марта – у меня будет вечер в клубе «Гнездо глухаря». Вот туда – свободно. Но там билеты, там платно. И философское общество, в общем, тоже свободно и бесплатно. Вот примерно в таком духе. Так что, когда я где-то есть – милости просим!
Интересный вопрос: «Уже даже Лига арабских государств признала группировку Хезболла террористической, — уже давно. – Как вы думаете, почему Россия категорически отказывается признать классические террористические группировки Хезболла и ХАМАС террористическими?» Я думаю, что здесь дело в политике. Я думаю, что здесь дело во всем, что уже давно – ну, давно – это, допустим с 48-го года – происходит на Ближнем Востоке. Сложилось так, что Запад стал союзником Израиля. Не с 48-го года, но уже с 56-го: бомбардировка Порт-Саида, национализация египтянами Суэцкого канала и так далее. Если они стали союзниками, то Советский Союз тоже должен был себе искать союзников. А союзниками могут быть только их противники – арабы. Значит с 1956 года Советский Союз – сторонник арабов в арабско-израильском конфликте – и всё, что из этого следует.
М.Веллер: Никуда от политики не дается. Ты не интересуешься ею – так она заинтересуется тобойQТвитнуть
Ну, потому что нам трудно немного дружить с Израилем на таком, перспективном политическом уровне, потому что ориентирован он иначе, связи у него с разными странами. Ну чего с ним полезного можно сделать? Марионетку ему трудно посадить. А здесь мы можем влиять, потому что арабские страны с удовольствием берут наше оружие, приглашали наших советников. Время от времени бывают обломы, но у кого, знаете, не бывает обломов?
И, таким образом, поскольку ХАМАС и Хезболла не дают спокойно жить Израилю и этот конфликт продолжается, то пока продолжается конфликт, мы можем в этом конфликте играть действенную роль – вот и всё. Потому что, как только что-то стабилизируется – там вроде уже и делать нечего. А как делать нечего – так только экономическое влияние. С экономическим влиянием сложнее, потому что у Западной Европы и у Штатов экономика сильнее. Так что это всё большие политические игры – вот и всё. Как только дадут команду признать террористическими – признают террористическими. Это всё чистый расчет: политика как искусство возможного.
— «Найдется ли на вашей памяти пример «кормчего» России, который так же бы безразлично относился к уровню жизни основного населения страны, как это происходит сейчас при Путине? Пенсионеры задушены…» — и так далее. Шутите вы, дорогой друг? Возьмите-ка вы Ивана IV Васильевича Грозного-то! Вот уж он заботился о нуждах-то народных! Вот уж опричники-то брали у кого угодно, что угодно! Если вы думаете, что особенно заботился о нуждах народных Петр Алексеевич I Великий – тоже было иначе. И население страны сокращалось, и народишко разбегался. И на стройках мерли бессчетно. Да, конечно, великая держава. Через несколько поколений должны были жить гораздо лучше, но на тот момент его довольно мало интересовал уровень жизни его подданных. Это бывало.
Ну и потом, конечно же, большевики просто себя не знали! Вот, начиная с осени 17-го года они просто себя не знали и не помнили, думая о том, как повысить жизненный уровень населения. Вот как только они куда-то вступали – там мгновенно начинался голод. Потому что торговля была запрещена, полагалось всё сдавать государству, а государство через пайки будет раздавать кому надо, сколько надо: социальным и близким – больше, социально вредным – вообще нисколько, посередине которые находятся – тем меньше. Так что, вы знаете, там оно было интересно, потому что если взять только голодомор 32-33-го – мы говорим чаще про Украину – половина казахов в Казахстане померла в то время, понимаете. Мы не говорим и про места перед Северным Кавказом и так далее. Так что заботились все – просто страшно, даже не сомневайтесь.
Что я хочу еще сказать. Мы не касались сегодня вещи до чрезвычайности важной, это того, что происходит сейчас в США. Потому что есть два вероятных кандидата, наиболее вероятных на сегодняшний день. И от того, кого выберут, зависит до чрезвычайности много во всем мире и у нас тоже. Это означает, что от демократов, разумеется – Хиллари Клинтон. С Хиллари Клинтон все совершенно понятно, все понятно, глядя на ее лицо, все понятно, читая ее биографию. С ней добра не будет. Это слегка отмороженный продукт неолиберализма. Это будет всем хорошо так, что все неимущие будут хавать всех имущих, и нам ничего ждать не приходится.
С Трампом ситуация гораздо более сложная, потому что он берет и что думает, то и валит. Это напоминает немного Бисмарка, понимаете ли. Можно ли говорить правду? Да, вот так вот говорит. Люди неумные говорят, что нет, это такой паяц… Это не паяц. Он говорит то, что давно знают многие, но сказать не решаются. А вот что есть политкорректность, которая у нас на глазах губит цивилизацию — вот об этом завтра в 5 часов. И про Трампа и про подоплеку, и про то, что это делается и в чьих интересах. Завтра в 5. Всего доброго, до свидания!
Комментариев нет:
Отправить комментарий