Мишкины слезы. Воспоминания спортивного журналиста
Сорок лет назад состоялась московская летняя Олимпиада. Последняя великая показуха советской власти. И я там был, мед-пиво пил и даже получил высокую правительственную награду – медаль «За трудовую доблесть». Хотя писал об этих Играх честно, с иронией и вообще…
Москву разукрасили, почистили – от мусора и от «асоциальных элементов». Шпану и алкашей под разными предлогами отправили за 101-й километр. Гэбэшники «провели работу» с диссидентами. А министр внутренних дел СССР товарищ Щелоков собрал у себя на улице Огарева, 6, двадцать главных криминальных авторитетов и объявил, что они будут лично отвечать за поведение своей братвы. То есть заранее заложников назначил…
– А вы подумали, как будете выкручиваться, если, к примеру, унитаз говном забьет? – Птушкин, наш останкинский сантехник, обходил одну квартиру за другой. – Где это видано – за потребление пива репрессировать! Пока не поздно – напишите коллективное письмо в «ментовку» – в защиту трудового класса! Чтобы меня никуда не выперли!
Мы приложили к коллективному письму сторублевку – на всякий случай. И сработало! Птушкин остался на боевом посту.
Москву закрыли для приезжих. А в магазинах внезапно появилось множество финских деликатесов – мясных, молочных… И «буржуйских» сигарет. Оказывается, финнам поручили обеспечение гостей Олимпиады привычными для них продуктами. И кое-что перепало москвичам.
Теща и тесть буквально сбились с ног: она загружалась импортной провизией, а он скупал товары с олимпийской символикой:
– Лет через двадцать им цены не будет на толкучках! Серега! Ты бы тоже тырил у себя в пресс-центрах стаканчики, афиши, вымпелы и всякое такое. Рубли из копеек вырастают!
Особенно ценился Миша-олимпиец. Надо признать, что талисман московских Игр получился очень симпатичный. Его выбирали всей страной – по ходу популярной телепередачи «В мире животных». А окончательный эскиз нарисовал знаменитый иллюстратор детских книжек Виктор Чижиков.
В 2000-м, когда волею судьбы я оказался на Центральном телевидении, меня попросили сделать передачу к юбилею московских Игр. Тогда мы и повстречались с «папой» Миши-олимпийца.
– Виктор Александрович, нескромный вопрос – сколько вы заработали на олимпийском талисмане? Государству он принес просто бешеные деньги…
– А мне сначала 250 целковых – такую сумму обозначили в Оргкомитете. Я выяснил, что за границей авторы подобных талисманов получают миллионы долларов. Пошел добиваться справедливости в Управление по авторским правам. Там сказали: «За эскиз размером 30 на 20 сантиметров, согласно государственным расценкам, полагаются именно 250 рублей. А за авторство… Оно принадлежит советскому народу, который выбрал этот талисман по телевизору!». «Понятно, – говорю. – Придется обратиться в Международный олимпийский комитет». Тогда они предложили компромисс: мы вам доплатим две тысячи рублей, а вы подпишите отказ от прав на Мишу. И я поддался. Пара тысяч считалась солидным гонораром. А вот скандал мог обойтись куда дороже – не им, разумеется, а мне…
Когда, третьего августа, Миша-олимпиец, помахав лапой, взмыл в небо над Центральным стадионом в Лужниках, я заметил, как украдкой утирали слезы даже мои бывалые коллеги в ложе прессы. Не говоря уже о болельщиках.
– Меня опустили с гонораром – это ладно. Куда обиднее, что Мишу не уберегли, – сокрушался через двадцать лет художник Чижиков. – Тогда ходили разные легенды: будто бы он из-за удара молнии сгорел, в каком-то озере подмосковном утонул… Ерунда! Он приземлился, как и намечалось, на Воробьевых горах. Только обшивку о деревья повредил. Какое-то время его показывали на ВДНХ. А потом почему-то спрятали в подвал Олимпийского комитета и там Мишутку съели крысы.
Есть праздники, которые объединяют нацию. Пускай на время, но объединяют. Если не знать их закулисной стороны. А «закулисье» пафосных мероприятий в СССР охранялось очень строго. И даже главный олимпийский талисман оказался засекреченной фигурой. В отличие от художника Чижикова, спортивные чиновники якобы ничего не знали о печальной судьбе всеобщего любимца Миши…
Правительства пятидесяти с лишним государств решили бойкотировать московскую Олимпиаду из-за вторжения советских войск в Афганистан. Но многие зарубежные атлеты все-таки приехали в Москву и выступали под олимпийским флагом. А мне совершенно не хотелось лезть в политику – клеймить поганый Запад, воспевать Страну Советов… И я придумал: надо просто рассказывать читателям занятные истории об участниках соревнований.
К примеру: Элизабет Тойрер, конница из Австрии, решила вопреки бойкоту выступить в Москве. Но как лошадь из Вены довезти? Это обойдется очень дорого. И тут на помощь пришел ее приятель – великий гонщик «Формулы 1» Ники Лауда. Сел за штурвал своего двухмоторного «Фоккера» и через три часа девушка с лошадкой приземлились в Шереметьево. В итоге Лиззи стала олимпийской чемпионкой! Ну чем не сказка о настоящей дружбе!
Каждое утро освещение Олимпиады обсуждалось в ЦК КПСС. Главред возвращался со Старой площади довольный:
– Тебя, Сережа, постоянно отмечают, как мастера контрпропаганды. Зимянин, секретарь ЦК, даже обобщил, что сейчас нужны как раз такие зарисовки с лейтмотивом: олимпийцы выше политических интриг!
В 2018-м году, уже не в СССР, а в России примерно с таким же лейтмотивом преподносили чемпионат мира по футболу. Разве что «олимпийцев» заменили на «тысячи зарубежных болельщиков», которые все, как один, влюблялись в российских девушек и открывали для себя прекрасную страну. А что делать, если «мундиаль» тоже совпал с международной изоляцией РФ из-за серии военно-политических конфликтов? Девушки, судя по их отзывам, пребывали в эйфории от нетерпеливых и горячих поклонников футбольного мяча. Но потом пылкие мачо разлетелись по домам, не прихватив с собой ни одной невесты из пышного российского букета…
На Олимпиаде-80 общение юных красавиц с иностранными туристами пресекалось милицией и товарищами в штатском. Да и туристов было маловато. Московские Игры проходили под аккомпанемент грома и молний, с затяжными грозами. Их пытались разгонять с самолетов, однако без особого успеха. Вот и в последний день, едва закончилась церемония закрытия, как Лужники накрыл форменный потоп. Но мы – вопреки стихии! – стойко допивали импортное пиво, укрывшись под хлипким зонтиком пресс-бара. Мы – это бригада «Комсомольской правды» и примкнувший к нам Алик Шумский.
Как он писал! Белым стихом, а то и настоящими стихами, обрамлявшими настроенческие фото. По сути, он создал в «Комсомолке» новый жанр, где фотографии были неотделимы от текста. нашего завотделом это раздражало: у нас не литературный альманах, а серьезная центральная газета! Кроме того, у Шумского, как и у многих творческих людей, хромала производственная дисциплина. Кончилось тем, что его выдавили в журнал «Ровесник». Алик обиделся, конечно же, смертельно, но на публике держался молодцом.
Незадолго до Олимпиады он купил новенький «Москвич». И теперь, смакуя чешское пивко, вовсю иронизировал над нами:
– Завтра вы отоспитесь, а потом опять к станку: дежурства, правки, верстка и так далее. А мы будем уже к Крыму подъезжать!
Не знаю, почему, но меня обуяло нехорошее предчувствие:
– Алик, а зачем в Крым, так далеко, и на машине? Поездом или самолетом дешевле обойдется. Потом, ты в курсе, что в Ялту и в другие города на черноморском побережье въезд на машинах для туристов запрещен? Они экологию оберегают… Короче, это будет не поездка, а мучение. Езжайте просто так – без «Москвича»!
Но человек, который только что впервые купил автомобиль, не поддается никаким разумным доводам. Три года ждать заветного талона на покупку, экономить каждую копейку, чтобы набрать пять тысяч рублей, и на тебе – «лети на самолете»…
Через день захожу в кабинет. Там сидит Рита, наша секретарша, похожая на каменную статую.
– Риточка, ты чего такая… беломраморная? Прямо не Рита, а шедевр Родена!
– Алика больше нет. Они разбились. Проехали всего двести километров…
Ну вот. Сбылось-таки мое предчувствие… Я молча уткнулся в новостные ленты – газету все равно делать надо. Так и сидел, пока не услышал истеричный голос Риты:
– Ты сволочь! Ты карьерист поганый! Люди разбились – а ему хоть бы что. Сидит, кропает заметки, деньги зашибает… Карьеру делает. Конечно, что тебе до смерти Алика – человека с подозрительной фамилией?! Он ведь и сам себя «Шмуйским» называл… А ты ариец чертов и, небось, в номенклатуру метишь. Боже, как я тебя ненавижу!
На самом деле мы с Аликом дружили. Я даже пробовал ему подражать – из интереса. Однажды написал репортаж с футбольной базы ритмической прозой. Редактор негодовал:
– Что за хрень? Вычеркнешь слово – и вся фраза рассыпается.
– А ты расслабься и не вычеркивай!
В тот черный вечер я отправил заметки в типографию, вышел на улицу, взял пива и – в соседний двор. Там, в густых кустах, стояла неприметная скамеечка. Сел. Откупорил бутылку. Пиво не пошло – из-за рыданий, которые стискивали горло. Алику было всего лишь двадцать девять… И, если бы его не выжали из в «Комсомолки», возможно, все сложилось бы иначе? Хотя…
«Возвращаются все, кроме лучших друзей//Кроме самых любимых и преданных женщин//Возвращаются все, кроме тех, кто нужней//Я не верю себе, я не верю себе, а судьбе – еще меньше…»
Двадцать пятого июля, в самый разгар московских Игр, не стало Владимира Высоцкого. Он – не певец, а обнаженный нерв, он, говоривший под свою гитару горькую правду о Стране Советов, покинул нас в сорок два… По его песням мы сверяли свои мысли, учились жить достойно, по-мужски, да только не всегда получалось… На проводы Высоцкого к Театру на Таганке пришли – сквозь мрачные милицейские кордоны – сто тридцать тысяч москвичей. Больше, чем на закрытие Олимпиады.
Высоцкий… Алик… Может быть, эта страна не для поэтов – людей ранимых, ярких, независимых?
Я кое-как собрался, выпил пиво, чтобы унять внутреннюю дрожь, и поплелся дежурить по газете.
Сергей Шачин
Комментариев нет:
Отправить комментарий