ДВЕ ЖИТЕЙСКИЕ ИСТОРИИ

ДВЕ ИСТОРИИ

 НЕОБХОДИМОЕ ЛЕКАРСТВО 

 К первой истории необходимо краткое вступление. Немолодые репатрианты живут в Израиле, ностальгически вздыхая по прошлому. Большая часть жизненного пути пройдена в ином мире, там прошло детство и молодость. Там остались дорогие нашему сердцу могилы, наша работа, привычные, а потому, как нам теперь кажется, надежные приметы быта и даже гастрономические изыски.

 Такая тоска по прошлому понятна. Но есть и другая  разновидность ностальгии. Я бы назвал ее скрытой, подсознательной. Что, к примеру, заставило моего соседа, уроженца г. Омска, снести вполне исправный пластиковый забор и поставить дорогой, деревянный. Жил он за пластиком лет десять, но вдруг приспичило. И вижу, как он своим забором доволен, как им любуется. Любит сосед страну своего выбора, вполне доволен репатриацией, а вот без деревянного забора вокруг участка было ему как-то беззащитно и даже неуютно.

 Расскажу еще об одном потрясении, связанном с подсознательной ностальгией. Часто встречал на подходе к местной синагоге пожилого, седобородого человека, облаченного, как правило, в кипу и таллит. Всегда шел он, уткнувшись в Тору, и губы этого господина шевелились в такт прочитанного текста.  В общем, зрелище вполне обычное и привычное.

 Но вот однажды пришлось некоторое время идти за этим религиозным человеком, и, когда приблизился к нему вплотную, вдруг услышал, как сей израильтянин мелодично напевает на чисто русском языке: «Смело мы в бой пойдем за власть советов и как один умрем в борьбе за это».

 Понимаю, вовсе не собирался этот господин идти куда-то в бой и, тем более, умирать за идеи Маркса - Ленина, но все же, все же, все же… Может быть, пел он эту песню с дурацкими словами в  школьном хоре много лет назад. И вдруг, по дороге в синагогу, вернулся на мгновение в свое детство.

 Теперь расскажу о случае с нашим читателем. Надо сказать, что человек он образованный, интеллигентный, институтский преподаватель с большим стажем, речью владеет чистой и говорит на русском языке без всякого акцента. Так, как правило, говорят люди, не терпящие жаргонных словечек, сленга и, тем более, мата.

 - К мату, - говорит наш читатель, - всегда испытывал брезгливое презрение, но это там, в России, а здесь, в Израиле, мат этот буквально воскресил меня к жизни.

 Дело в том, что сразу, после репатриации, он тяжело заболел, а случилось это в самом начале девяностых годов, когда русскую речь в больницах слышать приходилось не так часто, как ныне.

 Так вот, сделали нашему читателю тяжелую полостную операцию, чувствовал он себя первые дни отвратительно, даже к смерти, как он теперь признается, готовился. Лежит совершенно в чужом, иноязычном мире и даже пожаловаться на боль и недомогание никому толком не может.

 И вот однажды, ранним утром, вывел его из болезненного забытья голос родной, знакомый. Открыл больной глаза и увидел уборщицу, с каким-то даже остервенением занятую мытьем полов в палате.

 - Разлеглись тут! – ворчала грудастая дама с ведром и шваброй. – Филонят, - затем повернулась к нашему бедняге и сказала, оснащая речь крутым матюшком: - Ну, чего…. трам-тара-рам! Мать твою туда, помог бы. Лежит здоровый мужик и смотрит, как баба корячится. Хватит отдыхать, трам, тарарам!

 - И слушаю я ее речь похабную, как сладкую музыку, - рассказывал наш читатель. – Понял – шутит уборщица, видит она, что лежу я под двумя капельницами, а как вдруг мне стало хорошо от этих ненавистных прежде слов. Даже улыбнулся впервые после операции.

 Тут она эту мою улыбку заметила и подошла поближе.

 - Чего лыбишься? - говорит. – Хрен моржовый. Тебе бы бабу сейчас в койку, быстро бы оклемался…. Ну, будь здоров!

 - Скажи еще что-нибудь, - попросил я.

 Она и сказала, по новой программе, но с той же лихой подкруткой.

 С этого утра я и начал поправляться. Понимаю, что медицина в Израиле на высоком уровне, но мне почему-то до сих пор кажется, что поднял меня с койки тот отборный, русский мат.

НА БЕЗРЫБЬИ

Деньги, деньги, деньги! Чем больше разной ерунды нас окружает, тем выше их значение. Говорят, что вес того или иного ученого напрямую зависит о количества упоминаний его имени в специальных изданиях. «Частотой цитирования» это называется. Вполне возможно, что и качество нашей жизни тесно связано с обилием товаров, выставленных на продажу. Что только не покупается и не продается в нашем мире. Об одном таком любопытном случае купли-продажи я и хочу рассказать.

История эта связана с недавним митингом сексуальных меньшинств в Иерусалиме. Не знаю, насколько рассказанное  - чистая правда, но за что купил, за то и продаю.

 Один бедняга, назовем его Эдуардом, потерял работу. Искал ее месяц, другой, третий и совсем отчаялся. Случай, к сожалению, типичный. Домашние, жена и дети, смотрели на отца семейства с тайной грустью, за которой он мнительно улавливал оттенок снисходительного презрения. Жалкое пособие и случайные заработки никак не могли поправить настроение безработного. И он все чаще стал задумываться о досрочном прекращении своего жизненного пути, попросту говоря – о самоубийстве.

 Но тут в жизни  бедняги произошел крутой «оверштаг», напрямую связанный с упомянутым случайным заработком.

 Позвонил ему однажды давний знакомый по ульпану и предложил сто шекелей за участие в параде сексуальных меньшинств.

 - Ты что умом тронулся! – обиделся Эдуард, забыв о политкорректности, – Какое я тебе меньшинство?!

 - Им без разницы, с кем ты спишь, - сказал приятель. – Главное – присутствие. За пару часов получишь сто шкелей, мало тебе?

 Тут безработный крепко задумался и решил, что сто шекелей хоть и не такие уж большие деньги, но все ж-таки - деньги.   Приятель дал ему телефон организатора. Организатор, парень толковый и обстоятельный, попросил Эдуарда явиться на сбор в коротких шортах,  разноцветной майке и добавил, что остальное безработный получит при встрече.

 И вот в назначенный час наш отчаявшийся бедняга прибыл по адресу в пустую квартиру на первом этаже старого Иерусалимского дома и застал там толпу таких же, как он, решивших подзаработать бедолаг.

 Каждому деньги пообещали после проведения мероприятия, а пока выдали разного рода реквизит. Эдуарду достался рыжий парик и накладная грудь в бюстгальтере.

 И вот в таком забавном виде он и явился на стадион, где веселились разного рода сексуальные меньшинства, организовавшие этот «Митинг гордости» в святом городе трех религий.

 Впрочем, веселились немногие. Значительная часть собравшихся явно тяготилась невольным макияжем и не спешила гордиться своей ориентацией. Невольно люди эти сбились в одну большую группу, где наш безработный нашел не только своего знакомого, но и объект давней сексуальной связи, некую Софу Либер.  Софа (это он знал точно) была замужем и растила троих детей. Здесь же под носом почтенной дамы имелись гусарские усы,  волосы были убраны под ковбойскую шляпу, а объемный зад убран в тесные джинсы.

 - Софа, - протиснулся к ней наш безработный. – Привет! Что, плохо с работой?

 Женщина с усами обрадовалась давнему знакомому, хоть и не сразу его узнала, даже поцеловала Эдуарда в щеку.

 - Возраст, - сказала Софа. – Кому мы нужны в этом возрасте.

 За разговорами с Софой время прошло быстро. Впрочем, собравшиеся не долго гордились своим видом.

  По сдаче парика и искусственной груди Эдуард получил свои сто шекелей, проверил их на свет и, убедившись в подлинности, спрятал денежки в потертый кошелек, где кроме этой суммы имелась еще кое-какая, незначительная мелочь.

 Но на  факте честного расчета с участником «Митинга гордости» я никак не могу поставить точку. Дело в том, что там же, на стадионе, встретил Эдуард еще одного знакомого, наряженного почему-то в свадебное платье. Как ни странно, новобрачный  работу имел, а согласился на халтуру из одной жадности.  Вот этот жадина в свадебном платье и помог устроиться нашему герою сторожем на автостоянку, где Эдуард благополучно трудится по сей день. Не ахти какая работка, но на безрыбье…

 А.Красильщиков

 1999 г.

 "Новости недели"