РАССКАЗ СОЛДАТА

Мальчишки играют в футбол в ста метрах от дороги. Носятся по каменистому, грязному пустырю от одного края до другого. Обычно их не меньше пятидесяти человек. Так играют: 25 на 25. Дикий футбол получается. Вместо штанг для ворот – столбики камней. Они играют, строго соблюдая правила. Толкаются редко и никогда не бьют по ногам, потому что падать на пустыре, на камни, очень больно. Камней много, стоит только нагнуться – и камень в твоей руке.

В маленькой ручонке камень, иногда он лежит на совсем крошечной ладошке. Арабские дети играют без возрастных ограничений: мальчишки лет шести в одной компании с тринадцатилетними лбами.

Сыну моему было жалко этих футболистов, когда он увидел их впервые. Он понимал, что  по тому пустырю и ходить-то было не в радость, а тут дети носятся за мечом… Тогда, в первый раз, он был уверен, что мальчишки бегут навстречу каравану лишь затем, чтобы приветствовать его, по обыкновению всех мальчишек мира. Его и раньше предупреждали, что в этом месте израильтян встречают неласково, но сын не связал это предупреждение с детским футболом. И потому крайне удивился, когда увидел взмахи детских ручонок, после чего по железу машины застучали камни… Все пятьдесят мальчишек успевали швырнуть по камню, а некоторые даже по два… Да, они несомненно, были детьми своего вождя с похотливо оттопыренной губой. Это он научил их игре в ненависть. И по сей день в школах Газы преподают одно лишь искусство швыряния камней в евреев. И главный этот урок происходит на заднем дворе школы, перед глухой, грязной стеной, на которой изображен джип с шестиконечной звездой на борту. Дети дружно швыряют камни в звезду Давида, а учитель ставит им оценки в зависимости от меткости и силы броска.

Что там бедный универсам в Москве со звероподобной мамашей. Оказывается, подлинная школа ненависти была не там, а здесь, в стране, куда я привез свою семью, чтобы жить в любви и покое…

Мой сын сказал тогда своему командиру, что нельзя давать мальчишкам шанс играть в такие страшные игры, что всем еврейским солдатам и поселенцам нужно уйти из Газы. Тогда дети станут играть только в футбол и забудут о необходимости бежать к перекрестку, сжимая в потном кулачке "оружие пролетариата".

Командир только пожал плечами. Потом он сказал, что его прадедов убили нацисты, хотя не были они солдатами или поселенцами, а работали в сапожной мастерской. Убитые не носили оружие и форму, да и жили не в Германии, а в Литве.

-          Нам некуда уйти, - сказал командир. – Они найдут нас везде. А здесь, в Израиле, и долго искать не придется.

-          Что же делать? – в растерянности спросил мой сын.

-          Ездить в бронированном джипе и с автоматом, - ответил, не раздумывая, командир. – Иного выхода я не вижу.

Опыт последних лет доказывает, что он был не прав. Автомат нужно было пускать в ход сразу же, не позволять "милым деткам" тешиться, швыряя камни в людей. Тогда, может быть, и  жертв впоследствии было бы гораздо меньше – и среди евреев, и среди арабов. И сердце мое продолжало бы биться спокойно, и мозг, мятущийся в хаосе отчаяния, перестал страшиться прихода завтрашнего дня.

Останавливаю сам себя. Не так все просто. Я понимаю, если позади тысячелетия битвы со злом; глупо надеяться на тихую заводь в будущем.

   

                                                         1998 г.