Еврейский Томас Эдисон

В шесть лет этому еврейскому мальчику подарили скрипку, и он быстро соорудил из нее музыкальный автомат. Чуть позже, взломав немецкие замки, помог отцу сбежать из поезда в концлагерь Дахау. Когда же выбрался в США, запатентовал первое из 600 будущих своих изобретений. Благодаря Джозефу Герберу у нас есть промышленные принтеры, система штрих-кодов и самолет Boeing 767.

Однажды ночью студент политеха Джозеф Гербер делал скучные вычисления при помощи логарифмической линейки, и тут его осенило: а что если создать масштабируемую линейку, с которой не нужно было бы повторять вычисления? От идеи до реализации прошло две минуты – парень вытянул резинку из пижамных штанов, и макет нового изобретения был готов. Это революционное изобретение стало одним из 600 с лишним других разработок Гербера, которые изменили мир современных технологий.

Джозеф Гербер появился на свет 17 апреля 1924 года в семье венских евреев. Его дедушка, уважаемый в городе врач, настойчиво внушал внуку мысль, что тот в будущем должен изменить мир к лучшему именно с помощью науки. И способностей для этого у мальчика действительно хватало – он обожал изобретать и делал это гениально. На шестой день рождения родители подарили Джозефу скрипку, но наигрывать одни и те же мелодии было скучно, и мальчик в два счета «автоматизировал» инструмент при помощи деталек конструктора. К восьми годам Джозеф по-своему собрал радиоприемник и придумал автоматические выключатели на магнитах, чтобы экономить батарейки. Но несмотря на таланты, на родине школьный аттестат он так и не получил: в стране набирал обороты антисемитизм, юному гению пришлось оставить школу и заняться самообразованием. А потом начался Холокост.

Буквально на следующий день после того как нацисты заняли Вену, мама Джозефа обратилась в американское консульство за визой, но желающих ее получить было так много, что разрешение на выезд им выдали только спустя два года. Это были самые ужасные годы в жизни Герберов, но даже в обстоятельствах, когда голод и страх за собственную жизнь стали частью повседневности, Джозеф продолжал изобретать. Так, он усилил приемную мощность домашнего радио, которое теперь ловило и зарубежные новости, а еще придумал невидимые чернила, благодаря чему его дядя смог отправлять послания агентам сети сопротивления за границу, ловко обманывая скрупулезных цензоров гестапо. И если раньше Джозеф придумывал свои вещицы для развлечения, то сейчас он, сам того не понимая, решал задачи жизненной важности. Позже Гербер признавался, что этот процесс ему казался «игрой в голове» – и чем больше людей называли проблему неразрешимой, тем ярче в нем разгоралось желание доказать, что ему-то она точно по плечу.

С каждым месяцем становилось все сложнее. Оставаться в Австрии было небезопасно, и вместе с отцом Джозеф пытался бежать в нейтральную Швейцарию, но их поймали и отправили в застенки гестапо, а там сразу же внесли в формирующиеся списки пленников Дахау. Когда их вместе с сотнями других евреев загнали в поезд, обратного пути, казалось, уже не было, но в душном вагоне младший Гербер все-таки уговорил старшего отважиться на побег – мальчик умудрился сломать надежный немецкий замочный механизм окна, и они выпрыгнули из товарняка на ходу. Вскоре после возвращения домой они снова оказались в руках нацистов, и теперь отца отправляли в один из польских концлагерей. Во время прощания Джозеф умудрился незаметно передать ему самодельную грелку для рук, которую смастерил из керосиновой печки, чтобы тот мог согреться в вагоне. Это был последний подарок отцу, больше они не виделись. А самого 14-летнего паренька вскоре отправили в трудовой лагерь, где он с 4 утра до заката работал в каменоломне наравне со взрослыми заключенными, пока родственники не выбили ему послабление на основании возраста.

В 1940 году Джозеф с матерью наконец-то получили американскую визу и успели на предпоследний пароход, переправлявший еврейских беженцев в Штаты. Первым их встретил Нью-Йорк, а оттуда через несколько месяцев они перебрались в Хартфорд и начали новую непростую жизнь. Гербер пошел в школу, взяв на себя тройную нагрузку – вместо того чтобы начать с первого класса, он убедил директора школы позволить ему заниматься по возрасту (на долгую учебу у него просто не было времени) и шел по программе одновременно младших, средних и старших классов, осваивая английский на ходу. Сразу после занятий на автобусе с пересадками Джозеф мчался на вечернюю смену в пекарню, по дороге читал учебники, уже после полуночи возвращался домой, спал два-три часа и снова готовился к контрольным. Денег катастрофически не хватало, и чтобы помочь матери, по субботам он работал еще и мойщиком окон, чинил радиоприемники, выполнял другие мелкие поручения, а по воскресеньям нагонял многолетнюю школьную программу. Когда к ночной смене прибавилась еще одна полноценная работа, казалось, что Джозеф сломается – но сдаваться было не в его характере.

«Образование – крылья творчества», – любил говорить Джозеф. Штудирование учебников принесло плоды. Парень без особых проблем поступил в Политехнический институт Ренсселера на отделение авиастроения, и ему как перспективному студенту сразу же дали стипендию. Теперь изобретательство стало его профессией, и больше всего Гербера завораживала мысль о создании автомобилей нового поколения – стены его комнаты в общежитии были увешаны набросками «машин будущего» с прозрачными сферическими крышами. Но первый успех ему принесло не футуристическое автомобилестроение, а устройство из резинки от пижамных штанов. Именно ее он использовал в качестве основы усовершенствованной им логарифмической линейки, которая позволяла в разы ускорить скучные математические расчеты.

Его на первый взгляд простая разработка произвела огромное впечатление на тех, кто разбирался в деле – и инженеры с закройщиками просто не понимали, как раньше без нее жили. Почувствовав потенциал своего изобретения, в 1946 году Гербер с инвестицией в три тысячи долларов основал компанию Gerber Scientific по производству таких линеек. Ну, а уже к началу 60-х в ассортименте компании появились и другие технические новинки. Жизнь Джозефа Гербера стала воплощением мечты любого эмигранта, а Америка победы любила. Успехи недавнего эмигранта получили настолько широкое национальное признание, что в 1950-м на основе его истории даже сделали бродвеевскую постановку Young Man in a Hurry («Парень спешит»), где Гербера сыграл знаменитый в те годы актер Корнел Уайлд.

В идеальном мире Джозефа Гербера должно было быть автоматизировано все. Вслед за безразмерной линейкой он изобрел первый графопостроитель с цифровым управлением – этот плоттер сразу же взяла на вооружение армия США для составления карт с диспозицией противника. Но изобретатель не хотел работать только на пользу спецслужб, он стремился быть полезным всему миру, как завещал его венский дедушка. Из плоттера «выросло» другое устройство – программируемый фотографопостроитель, который с высокой точностью переносил оригинал рисунка на фотопленку и, по сути, стал фотонаборным автоматом для подготовки снимков к тиражной печати. Выиграла от этого не только полиграфическая индустрия, резонанс был куда мощнее – эта разработка была задействована в производстве 75% цветных телевизоров с кинескопами, и она же лежит в основе идеи американской системы штрих-кодов UPC. Подобных революционных изобретений у Джозефа Гербера было еще множество – среди прочего, он разработал систему CAD, которая перевернула индустрию дизайна и проектирования. Вооружившись этим инструментом, компания Boeing собрала свой первый «безбумажный самолет», Boeing 767, а инженеры General Motors смогли выводить новые модели автомобилей на рынок в два раза быстрее.

Но больше всего Гербер гордился своим вкладом в развитие легкой промышленности – в 1967 году он представил систему, которая позволяла закройщикам быстро и аккуратно вырезать детали будущей одежды из множества слоев ткани любого вида и качества. Изобретение оказалось настолько значимым, что в 1968 году Джозеф основал под нее отдельную компанию – Gerber Garment Technology, и усовершенствования этой технологии до сих пор продолжаются. Изобретение существенно удешевляло производство, промышленники аплодировали Герберу, но вот рабочие, которые сразу же попадали под сокращение, были в ярости: профсоюз закройщиков, в который входили 417 тысяч человек, пригрозил организовать многотысячные демонстрации перед магазинами с одеждой, пошитой при помощи автоматизированных систем. Сам Джозеф совсем не планировал вредить рабочему классу – наоборот, он утверждал, что его системы принесут заводам и рабочим исключительную пользу. В 1995 году глава одного из крупнейших профсоюзов легкопромышленников наконец-то выступил на стороне изобретателя, отметив, что предложенная им технология стала «одним из столпов, на которых держится глобальная индустрия, основанная на принципах продуктивности и справедливой оплаты, а не на устаревших методах, недопустимо низких зарплатах и невыносимых условиях труда». Одна за другой первые модели изобретений Гербера становились музейными экспонатами. Первый инструмент – например, та самая линейка-резинка и закроечный резак и сегодня входят в постоянную экспозицию знаменитых музеев Смитсоновского института.

Другим знаковым изобретением Гербера стал Signmaker из начала 1980-х – устройство для промышленной печати картинок и надписей, в том числе и на виниле, так что бумом брендирования и нанесения рекламных надписей на все, что только можно, Америка во многом благодарна тому самому Герберу. А чуть раньше, в 1978 году, первый промышленный принтер Гербера позволил полностью изменить рекламную индустрию – большие и маленькие компании стали штамповать билборды и наружную рекламу темпами, о которых раньше могли только мечтать. В середине 90-х Министерство торговли США официально отметило, что «технологии, впервые представленные Гербером в сфере проектирования и электронных систем, навсегда изменили производство вывесок и баннеров – то, чем раньше могли заниматься только высококвалифицированные специалисты, теперь стало доступно всем. Ушли в прошлое вывески, написанные красками или вырезанные вручную».

Чуть ли не каждый новый продукт тут же требовал новой дочерней компании, и всего таких ответвлений у корпорации Гербера было девять, и каждая – уникальна. Как он умудрялся сочетать творческий процесс изобретательства с управлением такой огромной сетью – загадка. Видимо, это был еще один из его талантов. «Суть хорошего менеджмента заключается в том, чтобы принимать мудрые решения, не зная всех фактов», – утверждал он. И хотя Джозеф Гербер оформил более 600 революционных патентов и перевел на новые рельсы десяток индустрий мира, включая автомобильную, оптическую и компьютерную (хотя компьютерами так и не начал пользоваться), более простого в общении человека было еще поискать. Его сын Давид говорил, что «Холокост сделал отца скромным – и эта скромность уживалась в нем наряду с большими амбициями и уверенностью в себе».

Даже после очередного инсульта он продолжал изобретать – в его палате все было заполнено эскизами очередных разработок, а вокруг больничной койки стояли макеты новых устройств. И среди капельниц он умудрился организовать рабочий кабинет. Джозеф Гербер с улыбкой говорил, что уйдет на пенсию только тогда, когда в столице СССР откроется фондовая биржа. Удивительно, но эта шутка оказалась почти пророческой – «Томас Эдисон» современного производства, как называли Гербера, ушел на вечную пенсию 8 августа 1996 года, за семь месяцев до того, как Московская фондовая биржа начала свою работу.

Ганна Руденко