ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ

 Артур КЕСТЛЕР

 ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ

 Большинство современных теорий о разновидностях по­литического поведения людей основываются на странном па­ радоксе. Общеизвестно, что широкие массы обнаруживают склонность к неразумному поведению (и тогда говорят о взрывах "массовой истерии", "массовой ненависти" и т.д.). Столь же общеизвестно и то, что и отдельные лица часто ве­ дут себя иррационально — в области сексуальных проблем, в своих взаимоотношениях с родными, начальством или подчи­ненными. Однако, если мы охотно допускаем, что массы ведут себя как невротики в областях политики, а индивиды обнаружива­ют всевозможные "комплексы" в личной жизни, то мы,вместе с тем, цепляемся за странную иллюзию, что средний гражда­нин, предоставленный самому себе, ведет себя как политиче­ски разумное существо. Все методы, которыми управляются демократические государства, построены на этом молчаливом допущении. Эта догматическая и ни на чем не основанная ве­ ра в политическую разумность отдельного лица является в конечном счете причиной, из-за которой демократический МЕХАНИЗМ БЕЗУМИЯ Окиньте взором окружающий мир, вдумайтесь в жизнь современ­ ного человека. Достигнув вершин цивилизации, создав общество изобилия, он обнаруживает в своем поведении все меньше здравого смысла. Справедливость и правопорядок, к которым он стремился веками, повсеместно сменяются бессмысленным хаосом. Борьба за свободу масс оборачивается массовым террором одиночек, перед которым в бессилии отступают правительства и парламенты. Похоже, что здравый рассудок покидает целые народы, раздирае­ мые бесконечными конфликтами и войнами, а недоверие и разлад так глубоко проникают в душу наций, что о них вдребезги разбива­ ются едва ли не все мирные инициативы. ... "Этот безумный, безумный мир!" Слова эти, сказанные о нас и нашей эпохе, сегодня уже не кажутся преувеличением. Однако механизм этого всеобщего безумия так и остается непо­ стижимым для общества, мятущегося в поисках выхода из тупика, а на деле лишь демонстрирующего свое бессилие — подобно боль­ ному — не способному поставить диагноз собственного заболевания. В публикуемой в этом номере статье "Политические неврозы" Артур Кестлер предлагает иной, психиатрический метод объяснения мира. Написанная много лет тому назад статья его и сегодня звучит к ак грозное предостережение раздираемому политическими невро­ зами обществу. 134 АРТУР КЕСТЛЕР мир в своем единоборстве с противостоящим ему миром тоталитарным занимает всегда оборонительную позицию, и не только в физическом, но и психологическом отношении. Ибо все указывает на то, что человек двадцатого века — политический невротик. Сторонники тоталитарного режима поняли это с самого начала. Они готовят смерть и гибель на­ шей цивилизации. Так как смерть питается недугами, то ей поневоле приходится быть хорошим диагностом. Если же мы хотим выжить, то и нам необходимо научиться ставить правильные диагнозы. Между тем, правильного диагноза не поставишь, если априори исходить из предположения, что пациент здоров. Эту веру в политический разум отдельной личности прививали нам многие французские, немецкие и английские философы — энциклопедисты, марксисты, бен- тамисты, оуэнисты — те, кто верил в прогресс всех мастей. Зигмунд Фрейд и его последователи частично разрушили эту оптимистичную веру в человека как разумное существо. Мы без возражений принимаем сегодня тот факт, что наше сексуальное либидо закрепощено и искажено. Пора понять, что и наше политическое либидо не в меньшей мере загнано внутрь, извращено и заряжено комплексами. ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС НЕВРОТИКА На первый взгляд может показаться, что все эти разгово­ ры о "политическом либидо", о "политическом подсознании" и о "загнанных внутрь социальных стремлениях" — не более как новая интеллектуальная игра, жонглирование аналогиями и метафорами. Однако любое непредубежденное исследование окружающего мира докажет, что невротические извращения политического инстинкта столь же реальны и ничуть не менее глубоки, чем извращения инстинкта полового. Невротиком можно назвать того человека, контакт кото­ рого с действительностью страдает какими-то странностями и рассуждения которого определяются не фактами, а его лич­ ными желаниями и опасениями. Все факты, которые могли бы внести перемены в этот обусловленный желаниями и страхами мир, пациент даже не ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 135 допускает через порог своего сознания: он их "цензурирует" и загоняет внутрь. Если применить эту сильно упрощенную схему к полити­ ческому поведению, то легко убедиться, что она сохраняет свою верность для всех областей политической патологии, начиная с "контролируемой шизофрении", скажем, Клауса Фукса* и иллюзорного мира благих пожеланий "борцов за мир", вплоть до бегства от действительности "нейтралистов". Политические клише, используемые для осмысления не­ осознанных страхов, имеют столь же малое значение, сколь и объяснения невротика — почему он, скажем, не кушает рыбу. Если Гарольд Ласки писал в 1941 году Феликсу Франк- фуртеру, что "СССР пользуется гораздо большей поддержкой в народе, чем любой другой общественный строй", то против такого разврата политического либидо возражать совершенно бесполезно. В данном случае почтенным профессором полити­ ческой экономии должен был заняться скорее психопатолог. В искаженный мир невротика просто не допускаются фак­ ты, способные нарушить его внутреннюю замкнутость. Ни один аргумент не пробьется сквозь стену казуистики и буфе­ ра семантики, обусловленные аффектом отталкивания. Внутренний цензор в буквальном смысле этого слова охраняет иллюзорный мир пациента от проникновения в его сознание реальной действительности, и работает этот цензор куда ревностнее цензуры тоталитарного государства. Политический невротик носит свой личный железный зана­ вес в своей собственной черепной коробке. Непереваренные факты, отвергнутые этим внутренним цен­ зором, загоняются внутрь и превращаются в "комплексы". У политического подсознания своя логика, свои симптомы и символы. Уиткер Чэмберс** и Олджер Хисс***, например, перестали быть сегодня реальными лицами; они преобрази­ лись в героев символического кукольного театра, где зри­ тель принимает ту или иную сторону не на основе юридичес­ ких доказательств, а на основе бредовой логики подсознания. ___________ * Клаус Фукс — разоблаченный в Англии советский шпион. ** Чэмберс — америк. публицист, бывший коммунист и сов. агент. *** Хисс — сотрудник госдепартамента, осужденный по доносу Чэм- берса за шпионаж в пользу СССР. 136 АРТУР КЕСТЛЕР Если же заговорить в присутствии политического невро­ тика о таких "цензурированных" фактах, то он будет реаги­ ровать либо необыкновенно бурно, либо отделается улыбкой превосходства, либо будет неистово браниться, либо увернет­ ся от фактов скользким и совершенно не относящимся к де­ лу "двоемыслием" — смотря по тому, какова структура за­ щитного механизма, оберегающего его от глубокой неуве­ ренности и неосознанного страха. В противном случае не­ устойчивое равновесие его иллюзорного мира должно было неизбежно рухнуть, и тогда он остался бы один и без всякой защиты средь жестокой действительности, той действитель­ ности, которой даже психически нормальный человек не может смотреть в глаза без страха. ВЫТЕСНЕННОЕ ЧУВСТВО ВИНЫ В газовых камерах Освенцима, Бельзена и других лагерей уничтожения было истреблено в конце войны около шести миллионов человек. Это было самое массовое — и организо­ ванное — убийство в мировой истории. Когда оно соверша­ лось, большинство немецкого народа могло не знать, что именно происходило в этих лагерях. С тех пор, однако, официальные документы, книги, кино­ картины осветили эти факты с такой полнотой, что игнориро­ вать их образованному человеку уже просто нельзя. И тем не менее среднему немцу вполне удается проходить мимо всего этого. Во всей своей полноте эта правда так и не вошла в созна­ ние немецкого народа и, пожалуй, никогда туда не проник­ нет: уж слишком она ужасна, и ей просто невозможно смо­ треть в глаза. Тяжесть вины, если бы эту вину осознали, была бы до то­ го невыносимой, она бы до такой степени разрушила чувство собственного достоинства немецкой нации, что полностью па­ рализовала бы ее усилия стать вновь великой европейской державой. Поэтому многие интеллигентные немцы, не лишенные к тому же и доброй воли, — когда в их присутствии говорят об ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 137 Освенциме или Бельзене, — реагируют железным молчанием, на их лицах появляется такое же оскорбленное выражение, какое появлялось у английской леди викторианской эпохи, когда в ее присутствии нечаянно произносилось слово "секс": она ни под каким видом не была готова понять и согласиться с тем, что, как ни крутись, а "секс" все-таки существует и никуда от этого факта не денешься. О таких вещах просто не говорят и точка. Другие пытаются опровергнуть факты либо приводят один за другим противоречащие друг другу доводы, даже не сознавая нелепость и противоречивость своей аргументации. Самое любопытное в подобных реакциях то, что неосознан­ ный комплекс вины проявляется и у тех, кто никакого — ни прямого, ни косвенного участия в убийствах не принимал, то есть у подавляющего большинства немцев. Перед законом они неповинны даже в укрывательстве: возложить на целую нацию коллективную ответственность за преступления пусть даже большой кучи злодеев — было бы несправедливо как с юридической, так и с нравственной точки зрения. Однако у "политического подсознания" совсем иной подход к пробле­ ме. Оно автоматически принимает на себя коллективную ответственность как за победы, так и за поражения нации, приписывает себе как честь, так и позор. Главная особенность политического либидо как раз и состоит в склонности отож­ дествлять свою собственную личность с нацией, племенем, церковью или партией; больше того, политическое либидо можно определить именно как неодолимую потребность от­ дельного лица быть частью какого-либо целого, раствориться в коллективе, испытывать чувство принадлежности к его взглядам. Если это неосознанное стремление к отождествлению себя с какой-либо социальной группой приводит к приятным ре­ зультатам, то они охотно допускаются в сознание: каждый немец гордится "нашим Гете", словно тут есть и его личная заслуга, каждый американец с удовольствием говорит, напри­ мер, о Войне за независимость, будто он лично принимал в ней участие. Менее приятные результаты этого отождествле­ ния себя с целым занимают не столь почетное место в созна- АРТУР КЕСТЛЕР нии того или иного лица. Те же, которые могут вызывать тра­ вматический шок, нужно немедленно предать забвению и вы­ теснить вон. На ш Гете, на ш Бетховен, мо я Родина — все это неотъемлемая часть ego, но на ш Освенцим, наш и газовые камеры, наш а захватническая война — все это следует гнать от себя прочь. Однако, если вытеснять переживания и загонять их внутрь, то они неизбежно окажут судорожный эффект, независимо от того, идет ли речь об эмоциях политических или половых. И лечение его может быть эффективным лишь тогда, когда эти загнанные внутрь аффекты всплывают и вновь становятся достоянием сознания, каким бы болезненным не был этот процесс. В случае немцев эту операцию смогут проделать, ко­ нечно, лишь самые выдающиеся представители немецкого на­ рода, в то время как обвинения и унижения со стороны лишь усугубят дело. Победителю полагается проявить великодушие и забыть, побежденный же должен научиться умению вспоми­ нать и помнить. КОЛЛЕКТИВНАЯ АМНЕЗИЯ Французы страдают от несколько иного вывиха, послед­ ствия которого, увы, еще видны всем. Когда законное пра­ вительство Франции капитулировало после разгрома фран­ цузской армии в июне 1940 года, большинство французов примирилось с поражением и попыталось найти какой-нибудь modus vivendi с немецкими оккупантами. Средний, политически индеферентный француз видел в этом единственный выход из положения, так как Европа ка­ залась тогда безвозвратно потерянной, а Англия была в пол­ ной изоляции. Когда позже генерал де Голль провозгласил в Лондоне, что "Франция проиграла всего лишь сражение, но отнюдь не войну", жители оккупированной Франции отнеслись к этим словам как к прекрасному пропагандистскому лозун­ гу, не имеющему никакого отношения к действительности. В продолжение двух лет французы занимались своими делами, как могли, и жили в относительно мирных и даже ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 139 сносных условиях. Лишь очень немногие последовали при­ зыву де Голля и бежали в Англию, чтобы вступить там в его добровольческую армию, или примкнули к Движению сопротивления. И это было только естественно, потому что в то время уже одна мысль о сопротивлении представ­ лялась чистейшим безумием или, в лучшем случае, донки­ хотством. Неистовые же Ролланы составляли во все времена и у всех народов лишь незначительное меньшинство. Но, когда в войне обозначился перелом и вдобавок число французов, отправляемых в Германию на принудительную работу, стало все более увеличиваться (были, конечно, и другие причины), — выросли и ряды сопротивления, и к моменту высадки союзников уже от 20 до 40 тысяч францу­ зов принимали активное участие в Движении сопротивления, совершали акты саботажа, разведывательные операции. Но и тогда в этом Движении участвовало лишь незначительное меньшинство и самоотверженное мужество бойцов сопротив­ ления содействовало победе лишь весьма несущественно. Францию освободили не маки*, а англо-американская военная машина, британские и американские самолеты и танки. Предать этот неприятный факт забвению было тем легче, что англо-американские государственные деятели, из сообра­ жений такта, старались касаться его как можно меньше, а на­ оборот — приписывали французским усилиям такую роль, ка­ кую они в действительности никогда не играли. Понятно, что французские генералы и политические деяте­ ли старались еще больше, чтобы снова поднять несколько по­ шатнувшееся достоинство нации и уберечь ее от унизительно­ го сознания, что Францию освободили не сами французы. И вот, не прошло и года, как каждый средний француз преисполнился искренней веры, что Франция никакого пора­ жения не понесла, что добилась она освобождения благодаря усилиям самих французов, и что какой-нибудь мосье Дюпон, был, если разобраться, отважный "сопротивленец", и если бы только подвернулся подходящий случай, он бы это велико­ лепно доказал на деле. Память же о его действительных мыс­ лях и поступках в мрачные годы "интермеццо 1940-1943" _____________ *Маки — участники Движения сопротивления. 138 140 АРТУР КЕСТЛЕР была так успешно вытеснена, что этот период и поныне зияет черной дырой во французской истории. Кстати, лишь этим объясняется и тот факт, что француз­ ские коммунисты, открыто творившие с 1939 и по 1941 год государственную измену, призывавшие к капитуляции и на­ зывавшие любую попытку оказывать сопротивление немцам "империалистической авантюрой" и "войной ради богачей", стали всего лишь четыре года спустя сильнейшей политиче­ ской партией Франции: им помогла та же коллективная ам­ незия. Бесславное их прошлое бесследно исчезло в зияющей дыре национальной памяти. Таким образом духовная структура нынешней Франции все еще покоится на иллюзии и самообмане. Сначала при молчаливом и всеобщем согласии была создана легенда о ни­ когда не побежденной, а наоборот — победоносной Франции, затем возвели эту легенду в символ веры. Коллаборациони­ сты времен немецкой оккупации и Петэна не только с гор­ достью носят орденскую ленточку сопротивления в петлице, они еще и вполне искренне верят в свое право носить эту ленточку. Поскольку они искренне восхищаются героями сопротивления и видят в них настоящих представителей национального духа, они начинают бессознательно верить и в то, что они и сами были в тех же рядах. На ш Гете, н а - ш а Жанна Д'Арк, м ы герои маки — всюду и всегда мы видим одно и то же. Итак, перед нами процесс, весьма сходный с тем, что про­ изошел у немцев — бессознательное отождествление себя с неким меньшинством, — но с обратными результатами. В случае немцев из отождествления себя с убийцами вытекало чувство коллективной вины, которое нужно было так или иначе вытеснить; в случае же французов оно привело к сла­ ве, к невиданной экспансии под громовые звуки фанфар по­ литического либидо. Однако вытесненная память о действительно имевших мес­ то событиях оказывает устойчивое и вредное действие на по­ ведение нации. Фикцию прошлого сохраняют лишь тем, что отвлекаются от действительности в настоящем. Франция из упомянутой легенды никому и ничего не была должна в ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 141 прошлом, а потому она не будет никому должна и в будущем. Если ей навязывают какую-то там помощь по плану Маршал­ ла, то делается это в интересах Уолл-стрита. Если во Францию направляют воинские части и оружие, то лишь в интересах американского империализма. Единственная память об американцах во время войны, сохранившаяся без искажений до наших дней, относится к нередким попаданиям бомб не в цель, а во французские города, что, конечно же, вызывало разрушения и жертвы. И еще к тому, что американские бойцы частенько напива­ лись и охотно обменивали сигареты на мимолетную женскую ласку. А потому: не надо нам больше освобождения по-аме­ рикански! Оставьте нас, ради бога, в покое! Не надо нам ва­ ших подачек, вашей кока-колы и ваших атомных бомб! Если только вы отстанете от нас, отстанут и русские! Во француз­ ских газетах решительно всех мастей можно познакомиться с бесчисленными вариациями все той же темы. Одно лишь обстоятельство никогда не упоминается, а именно тот трагичный и решающий факт, что физическое вы­ живание Франции зависит от американского запаса атомных бомб. Если принять во внимание это решающее обстоятель­ ство, то все фиктивное здание рухнет, как карточный домик. Если же из мира, построенного на желаниях и страхе, убрать эти иллюзорные элементы, то останется, увы, один лишь страх, невыносимый, загнанный внутрь, страх за Европу, дро­ жащую, практически без какой бы то ни было защиты, перед русской угрозой. Поэтому фикцию нужно сохранить во что бы то ни стало. Поэтому необходимо уклониться от действительности любой ценой. Речь, заметьте, идет не о сознательном лицемерии и не о неблагодарности; мы вовсе не хотим также сказать что- либо дурное о французском народном характере. Любая другая нация, подвергшаяся за одно лишь столетие трем напа­ дениям, и каждая семья которой лишилась хотя бы одного мужчины из-за войн, обнаружила бы то же невротическое по­ ведение. 142 АРТУР КЕСТЛЕР БЕГСТВО ОТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ Бегство от действительности — одна из самых характерных черт современной Европы. В прошлом довольно продолжи­ тельное время это был типично английский вывих. Похоже, что англичане приобрели свой действительно из ряда вон вы­ ходящий иммунитет перед массовой истерией тем, что они развили в себе невосприимчивость к действительности вооб­ ще. Они ловко маскируют этот свой изъян искусством выда­ вать свои глупости за мудрость, за "sweet reasonableness"("мяг­ кое благоразумие"). В дни немецких бомбежек над Лондоном Пен-клуб как-то пригласил Луи Голдинга прочитать доклад об американском и английском романе. Не успел он дочитать свой доклад, как завыли сирены. Тем не менее прения продолжались как ни в чем не бывало — "business as usual". Вторым или третьим в прениях выступил милый, затрапезный мужчина в грубо­ шерстном пиджаке (он написал, если память мне не изменя­ ет, биографию какого-то ботаника 17-го века из Уильтшира), и вовсю нападал на Хэмингуэя, Дос Пассоса, Фолкнера и кого только нет. "По моему мнению, — говорил он мягко и весьма мило, — все эти американские писатели страдают каким-то болезнен­ ным интересом к насилию. Читая их книги, можно подумать, что обыватель только тем и занят, чтобы разбивать другим людям носы или получать от них по голове. Меж тем, редко кто сталкивается в жизни с насилием. Подавляющее большин­ ство людей встает по утрам, копается в саду...". В это самое мгновение раздался свист падающей бомбы, упавшей с оглу­ шительным грохотом через квартал. И тут же забили зенитки. Наш оратор терпеливо выждал, пока зенитки замолкли, и спокойно продолжал: "Так вот, по-моему, насилие играет нынче в жизни обыкновенных людей лишь весьма незначи­ тельную роль, так что писатель, посвящающий всему этому столько времени и места, проявляет прямо-таки бесстыд­ ство...". Одной из самых характерных особенностей невротиче- ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 143 ского поведения — неспособность больного извлекать уроки из пережитого опыта. Над ним словно тяготеет какое-то проклятье, и он снова и снова попадает все в те же запутан­ ные ситуации, совершает всегда одни и те же ошибки. Внеш­ няя политика Великобритании в деле объединения Европы или французская внутренняя политика за последние тридцать лет продиктованы, пожалуй, той же невротической страстью к повторению. Поводом ко Второй мировой войне было стремление Гер­ мании завладеть городом, составлявшим анклаву на поль­ ской территории, и к которому можно было пробраться только по особому коридору. Однако война еще не успела подойти к концу, как союзные лидеры решили создать но­ вую анклаву совершенно такого же типа, в которую тоже нельзя попасть иначе, как по коридору, пролегающему на чужой территории. Первая анклава именовалась Данцигом, вторая — Берлином. За азбучной истиной, что "история неизменно повторяет­ ся" скрываются неисследованные силы, соблазняющие чело­ века повторять свои ошибки все снова и снова. Наглядным примером этой мании повторять ошибки явля­ ется политика умиротворения: нежелание видеть то, что агрессивная держава, верящая еще и в свое мессианское на­ значение, будет стремиться все к новой экспансии, как только почувствует политический вакуум; что улучшение социаль­ ных условий, при всей важности этого для внутренней устой­ чивости страны, все же не является гарантией от нападения извне; что цена, которую приходится платить за выживание, составляет очень высокую долю национального дохода, кото­ рую на протяжении, увы, очень долгих лет, приходится рас­ ходовать на цели обороны; наконец, что задабривание про­ тивника и политика умиротворения, как бы убедительно ни звучали доводы ее сторонников, никак не может заменить военную мощь, а, наоборот, может лишь стать прямым при­ глашением к нападению, — все это, весь этот столь болез­ ненный урок тридцатых годов, казалось, должен быть еще свежим в нашей памяти. И тем не менее, похоже, что пора­ зительно много политических деятелей (не говоря уже о 144 АРТУР КЕСТЛЕР миллионах обывателей) твердо решили снова совершить абсолютно те же ошибки и пережить еще раз точно такую же трагедию. "Угрозу войны не предотвратить оружием, ее можно лишь устранить неутомимым стремлением к новому миро­ вому порядку, где бы царили закон и взаимная безопас­ ность... Нельзя бороться с гонкой вооружения тем, что сам готовишь оружие. Стать на этот путь — значило бы изгонять дьявола сатаной". Эти фразы были высказаны Клементом Этли 11 марта 1935 года в Палате общин, когда он протесто­ вал против предложенного правительством весьма скромно­ го увеличения расходов на оборону. (Само собой разумеется, что подобное высказывание можно найти и у консерваторов тех или близких к ним лет.). Когда позже Этли назвал "роспуск всех национальных армий" блестящей идеей, единственно способной спасти мир между народами, кто-то все-таки не выдержал и бросил в ответ реплику: "Скажите об этом Гитлеру!" Этли помор­ щился, но тут же предпочел отмахнуться от подобного рода реплик. Точно так же как отмахивался от таких реплик Эньюрин Бивен восемнадцать лет спустя. В том же 1935 году одиннадцать миллионов англичан, то есть больше половины избирателей, подписали "мирный манифест". Однако все это было полностью забыто, вытес­ нено и загнано в самые дальние уголки политического под­ сознания. Даже заклинания, посредством которых агрессор усыпляет свою жертву, были в те годы абсолютно такими же, что и нынче. Гитлер организовывал мирные съезды, на которых члены немецких и французских "союзов бывших фронтовиков" протестовали против заговора "пушечных королей", плуто­ кратических и демократических поджигателей войны с Уолл­ стрита. На беженцев, рассказывавших о гитлеровских концлагерях и о его захватнических целях, смотрели как на провокаторов, сознательно сеющих рознь между народами. Точно так же как ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 145 сегодня относятся к беженцам и эмигрантам из Советского Союза. Кому они нужны эти Кассандры и Иеремии! Только жить мешают! После каждого нового захвата Гитлер делал какой-либо новый мирный жест, который спешили принять за чистую монету, как принимали впоследствии пропагандистские жесты Сталина или Маленкова. Каждого, кто смел поднять предостерегающий голос, всячески поносили и обвиняли в сознательном подрыве мирного урегулирования. Хладнокровные политические эк­ сперты, не питавшие никаких симпатий к нацистскому режи­ му, предостерегали против непомерного преувеличения гитлеровской опасности, они указывали на то, что, в конце концов, Гитлер предъявляет претензии только на немецкие области — Рейнскую и Саарскую, — но он "достаточно умен", чтобы не проглотить такое чужеродное тело, как, скажем, Чехословакия. Абсолютно те же аргументы можно слышать, начиная с 1945 года, о намерении русских в отношении За­ падной Европы. Результатом всего этого было то, что в 1936 году бельгий­ цы, румыны, югославы заняли "нейтральную" позицию, и система коллективной безопасности начала разваливаться точно так же, как вот-вот начнет разваливаться нынче система европейской обороны. Невротик, совершая снова и снова одни и те же ошибки и надеясь каждый раз, что авось, мол, обойдется, вовсе не глуп — он просто болен. ПРОЧИЕ НАРУШЕНИЯ Почти для каждого вида полового извращения можно отыскать эквивалент в области политического либидо. Мне хочется остановиться здесь только на самых распростра­ ненных формах политических неврозов. Амбивалентность . Человек может любить и ненави­ деть другого человека, он может испытывать эти чувства од­ новременно, либо одно может сменять другое, как это наблю- 146 АРТУР КЕСТЛЕР дается в случаях темпераментных браков или любовных свя­ зей, или в трудных отношениях между родителями и детьми. Типичные амбивалентные отношения этого рода существу­ ют между Великобританией и США. Американцам нравится английская аристократия, нравы, речь и вообще старомодный английский консерватизм, но они в то же время смеются над всем этим. Англичане по разным причинам относятся к американцам с таким же смешанным чувством восхищения и иронии, зависти и презрения. Примерно каждые полгода англо-американские отношения портятся, и возникает небольшой политический кризис — в большинстве случаев не из-за столкновения интересов, а просто из-за "нервов". "Нервы" — неотъемлемая часть тако­ го амбивалентного партнерства. В истории болезни невротиков нередко случается, что какое-либо чувство уступает место чувству диаметрально противоположному: слепая привязанность превращается в столь же слепую ненависть, неуемный восторг — в глубочай­ шее отвращение. Много бывших коммунистов, бывших ка­ толиков и иммигрантов испытывают чувство разочарованно­ го любовника по отношению к своей партии, церкви или Родине, которые когда-то были для них всем на свете. Фетишизм . В психиатрической терминологии словом "фетишизм" обозначают извращение, при котором половой инстинкт связан с определенным символом, вещью или частью реального объекта любви. Женский локон, лифчик, сапожки или даже портрет любимой женщины могут стать предметом такого извращенного поклонения. Совершенно так же может выглядеть и политическое либидо. Не стоит подчеркивать фетишистский характер та­ ких символов, как знамя, форма, эмблема, боевая песня и национальный гимн. Столь же очевидна польза, которую пропаганда извлекала, скажем, из челки Гитлера, сигары Черчилля, гимнастерки Сталина. Но хотя эти факты массово­ го экстаза известны всем, их все же не рассматривают как патологические симптомы. Между тем, они представляют собой не только шаг назад к примитивному идолопоклон- ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 147 ству, к поклонению тотему, но приводят еще и к тому, что объект фетишизации полностью подменяет собой то, что он олицетворяет. И отвлекает таким образом силы общества от первоначальной цели. Политическое стремление миллионов идеалистов, отпра­ вившихся когда-то на поиски лучшего мира, извращается этим фетишем; стремление к прогрессу превращается в пре­ клонение перед "партией", которая рассматривается теперь уже не как средство для достижения первоначальной цели, а как самоцель, как святыня, достойная и настоятельно требующая поклонения. Затянувшеес я созревание . Молодой интел­ лектуал-революционер из Блумсбери, Сен-Жермен де-Прэ Гринвич-Виллидж — или из Веймарского Берлина — относи­ тельно безобидный тип. Его политический радикализм часто напоминает бунт неоперившегося юнца против своих родите­ лей или другой, такой же стереотипный конфликт, когда он разочаровывается на время во всем и вся. Однако некоторые из этих молодых радикалов никогда уже не станут взрослыми; они так и останутся вечными недорослями левых убеждений. Разновидность этого типа нередко встречается как в США, так и во Франции, реже в Англии. Молодой Икс становится сначала пламенным коммунистом, но вскоре разочаровыва­ ется, находит троцкистскую оппозиционную группку, насчи­ тывающую с десяток членов, обнаруживает, что шестеро из них создали тайный "оппозиционный блок" внутри самой группы, снова разочаровывается, основывает небольшой журнал со стопроцентной антикапиталистической, антисталин­ ской и антипацифистской программы, погрязает в долги, разоряется, основывает еще один небольшой журнал и т.д. и т.п. Вся его борьба, вся полемика, все его победы и пораже­ ния — буря в стакане воды; все это происходит в одном и том же узком кружке интеллектуалов-радикалов, образую­ щих тесную семью, которая просто не может существовать без этих вечных распрей, скандалов и взаимных обвинений, но которую тем не менее спаивает воедино какой-то своеоб­ разный "диалектический клейстер". 148 АРТУР КЕСТЛЕР Классическим примером всего этого могут служить эк­ зистенциалисты, копошащиеся вокруг журнала Сартра "Les Temps Modernas" со своей вечной взаимной грызней и посто­ янными расколами. В случае этого сектантского типа умест­ но говорить о кровосмесительном вывихе политического либидо. Другим типом является вечно перегруженный "деятель", чье имя фигурирует в списках решительно всех "прогрессив­ ных" комитетов и чей протестующий голос постоянно клей­ мит какую-нибудь несправедливость. Это человек, который сочувствует любому доброму делу, но никогда и ничего конкретного так еще и не добился. Игрек — политический эквивалент нимфоманки: он страдает гипертрофией полити­ ческого либидо. Эта форма невроза тоже "цветет" главным образом в климате левых — именно левые больше чем кто бы то ни было хронически страдают политической распущен­ ностью. Наконец существует еще и Зет — политический мазохист. Для него высший закон — притча о бревне и соломинке в глазу, только в обратном смысле. Малейшая несправедли­ вость на родине вызывает у него ужасное страдание и отчаян­ ные протесты. Вместе с тем, он легко найдет оправдание для бесчеловечных преступлений, совершаемых в противополож­ ном лагере. Если чемпиону по теннису, у которого смуглый цвет лица, фешенебельная лондонская гостиница откажет в номере, наш Зет прямо кипит от возмущения, если же мил­ лионы заключенных выплевывают свои легкие на каторжном труде в советском Заполярье, то тут его "чуткая" совесть молчит. Зет может быть, таким образом, назван патриотом с обратным знаком; его ненависть к самому себе, его тяга к самоистязанию превратилась в жгучую ненависть к собст­ венной стране или к собственному классу, в тоску по кнуту, которым можно было бы истязать все, к чему принадлежит он сам. ПОТРЕБНОСТЬ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ Нет полностью нормальных людей — эта психиатрическая аксиома известна сегодня всем. Разница между нормальным ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 149 человеком и невротиком — только в степени, а не в сущности. Однако бывают исторические эпохи, когда общественный и культурный климат способствует появлению неврозов и извращений. В золотой век древней Греции мужеложество было почти всеобщим явлением. В двадцатых годах нашего столетия половой разврат достиг невиданных ранее масштабов. Такие же кривые характеризуют взлеты политического либидо почти до нормального состояния и падения — чуть ли не до безумия. Но вот на протяжении довольно длительного времени мы отмечаем неуклонную тенденцию политического либидо к падению. В то время как половой инстинкт служит сохране­ нию человеческого вида, политическое либидо удовлетворяет потребность индивида отождествлять себя с идеей или сис­ темой ценностей, олицетворяемой той или иной группой людей. Иными словами, политическое либидо отвечает их стадному чувству. Оба эти инстинкта имеют очень глубокие корни, хотя в последние десятилетия благодаря вниманию, которое фрей­ дисты уделяют половому инстинкту, значение второго ин­ стинкта как-то забылось. В средние века человек, несмотря на войны, голод и эпи­ демии, жил в относительно устойчивом мире. Огромный авторитет церкви, непререкаемая иерархия государства, вера в провидение и божественную справедливость, — все это и вселяло в человека ощущение устойчивости. Потом произошел целый ряд землетрясений, начиная с Возрождения и Реформации и вплоть до Великой французской, а затем — до Октябрьской революции. Все эти перевороты постепенно разрушили как социальное, так и космическое мировоззре­ ние человека. В средние века жизнь регулировалась не допускающими сомнения, снабженными восклицательными знаками пра­ вилами. И вот все эти восклицательные знаки превратились в вопросительные. Земля — некогда центр Вселенной — вдруг превратилась в крутящуюся в космосе эксперимен­ тальную лабораторию, все ценности подверглись пересмотру. 150 АРТУР КЕСТЛЕР все связи были порваны, а политическое либидо разыгралось словно похоть у молодого человека. Однако поиски какого-то нового всеобъемлющего закона, спасительной всеохватывающей веры, которые определили бы отношение людей как к вечности, так и друг к другу, пока ни к чему не привели. Человек двадцатого века потому стал невротиком, что он не может дать ответ на вопрос о смысле жизни; что он никак не возьмет в толк — где же его место в обществе и Вселенной. В зависимости от обстоятельств, неудовлетворенный инстинкт может найти свое выражение во множестве форм. Часто у одного и того же человека можно обнаружить самые противоположные симптомы. Продолжительное состояние неудовлетворенности и подавленности может привести к атро­ фии инстинкта: больной становится равнодушным к общест­ ву, его разочарованность превращается в политический ци­ низм и антисоциальное поведение. Такие симптомы извращен­ ного политического либидо лучше всего наблюдаются в ны­ нешней Франции. Еще опаснее обратный процесс, когда неудовлетворенное стадное чувство ведет к политической "течке", превращается в слепое самоотверженное служение какому-либо мерзкому "идеалу". В наш век те, кто больше всех сокрушался о потерянном рае, первыми попались в те­ нета всяких эрзацев небесного царства: коммунистической мировой революции и гитлеровского тысячелетнего "рейха". Психоаналитик говорил бы о "фиксировании" политического либидо этих людей на ярких утопиях-заменителях. Все сказанное здесь отнюдь не значит, что можно пре­ небречь значением экономических факторов. Никакой пси­ хиатр не в состоянии положить конец нищете и эпидемиям среди гигантских людских муравейников Азии. Однако решающее значение имеет здесь то, что перед тем как эконо­ мические потребности людей находят свое выражение в политических действиях, возникает еще и духовный процесс, который очень часто обусловливает поведение, прямо проти­ воречащее первоначальным потребностям. Оптимистические мыслители девятнадцатого века верили, что действия народных масс более или менее совпадают с ПОЛИТИЧЕСКИЕ НЕВРОЗЫ 151 их интересами. Двадцатое столетие доказало нам, что даже такой культурный народ, как немецкий, под давлением невротической навязчивой идеи, в состоянии совершить коллективное самоубийство. Одними лишь разумными до­ водами против таких навязчивых идей ничего не сдела­ешь. Такова уж природа тоталитарных верований, что они вселяют в своих сторонников какую-то эмоциональную насыщенность, глубокое ощущение подчиненности и при­ надлежности. Коммунизм обладает динамикой секулярной религии. Неудовлетворенному и проголодавшемуся он несет, не в при­ мер нашей многоликой и сложной культуре, мощный секса­ пил, неотразимый соблазн монолитной веры. Демократия, по самой своей сущности, не в состоянии ни возбудить подобного вожделения, ни создавать такие конспи­ративные орудия, как например, Коминформ, ни противо­ поставить коммунистическим идеалам таких же призрач­ ных идолов. У нее нет всеобщей панацеи против многочислен­ных проблем нашей цивилизации. И мы сможем выжить лишь в том случае, если будем не только хорошо вооружены, но и будем в состоянии разбить гипнотическую мощь этого призрака. Однако первой предпосылкой нашего выживания является правильный диагноз. Можно рассчитывать, что политические деятели обладают хотя бы поверхностными сведениями по истории и экономике. Пора, давно пора потребовать, чтобы они приобрели элементарное знание психологии и научились бы разбираться в тех странных душевных силах, побуждаю­щих людей так упорно противодействовать собственному благу.

 "Der Monat" XII. 1953 Перевод с немецкого Михаила Ледера.