Днище правосудия. Вера Васильева – о деле Алексея Пичугина

Опубликовано: 21.11.2020

Комитет министров Совета Европы на своём июльском заседании обозначил дату 30 ноября 2020 года как предельную: Россия должна исполнить два постановления Европейского суда по правам человека в отношении Алексея Пичугина. Бывший сотрудник компании ЮКОС удерживается за решеткой с 19 июня 2003 года, Правозащитный центр “Мемориал” давно признал его политическим заключенным. ЕСПЧ в двух своих постановлениях в 2012 и 2017 годах указал на то, что судебные процессы против Пичугина были проведены с нарушением его права на справедливое правосудие.

Наиболее уместным видом возмещения нарушенных прав ЕСПЧ счёл проведение нового судебного разбирательства либо возобновление производства, но этого до сих пор сделано не было. Российским властям неоднократно, из года в год, указывалось на это обстоятельство, однако Президиум Верховного суда РФ так и не нашел оснований для пересмотра дела Пичугина. Примечательно, что одно из заседаний президиума, закончившееся отказом в отмене приговора Пичугину и пересмотре его дела, проходило в зале на минус четвертом подземном этаже здания Верховного суда, которому злые языки присвоили неофициальное говорящее название “днище правосудия”.

После этих множественных отказов Комитет министров Совета Европы настоятельно призвал российские власти принять “индивидуальные меры, необходимые для скорейшего устранения последствий обвинительных приговоров в отношении Алексея Пичугина, признанных Европейским судом по правам человека”. Помилование Пичугина, по мнению европейских политиков, позволило бы России хотя бы в минимальной степени следовать рекомендациям Страсбургского суда. Доклад о принятых мерах Россия должна представить Комитету до 30 ноября. Иными словами, если бы президент России помиловал Пичугина до 30 ноября, то Совет Европы мог бы считать оба постановления ЕСПЧ в отношении него выполненными.

Сам Пичугин обращался с просьбой о помиловании к Путину за все время своего заключения трижды – в 2016, 2018 и 2020 годах. Всегда без признания своей вины, чего, согласно российскому законодательству, не требуется. Любой заключенный – неважно, признает он свою вину или нет – имеет право обратиться к президенту с просьбой о помиловании. В последнем на данный момент ходатайстве Пичугин напоминал о том, что уже отбыл в местах лишения свободы порядка 17 лет, а также попросил принять во внимание, что его маме в этом году исполнился 81 год.

Прошение любого осужденного о помиловании проходит долгий и сложный многоступенчатый путь – начиная от администрации колонии, региональной комиссии по помилованию, местного губернатора и заканчивая собственно адресатом, принимающим решение, – президентом страны. В комиссию, рассматривавшую третье ходатайство Пичугина, вошли, в частности, уполномоченный по правам человека в Оренбургской области Анатолий Чадов, директор оренбургского филиала Московского государственного юридического университета Александр Колотов и другие должностные лица. Чадов к тому же – прокурор Оренбургской области в отставке, а Колотов – бывший руководитель Следственного комитета Следственного комитета России по Оренбургской области. Есть в комиссии и другие представители подобных ведомств. Стоит ли удивляться, что комиссия, куда входят люди с таким послужным списком, отказалась удовлетворить ходатайство заключённого, причём единогласно? То ли по совпадению, то ли по чьему-то умыслу, отказ последовал 4 июня – ровно в тот день, когда Комитет министров Совета Европы на своём заседании указал, что помилование было бы способом выполнить постановления Страсбургского суда. Задумывалось это или нет, но получился кукиш в сторону Европы и её идеалов защиты человека.

Раньше процедура помилования в России была устроена иначе. Например, журналист “Литературной газеты”, писатель, член комиссии по помилованию времен президентства Бориса Ельцина Александр Борин (ныне, к сожалению, покойный) вспоминал на своей станице в фейсбуке: “Комиссия начала работать в марте 1992 года. Её членами стали Булат Окуджава, Фазиль Искандер, Лев Разгон, видные юристы, врач, священник – люди известные, глубоко порядочные, с безупречной репутацией. Собирались мы еженедельно, по вторникам. Каждый раз после заседания готовился проект Указа президента об освобождении осужденных или о сокращении им срока наказания. Сознавать, что на нашу долю выпало редкое счастье спасать людей от тюрьмы, было чрезвычайно приятно. Начальник отдела помилования администрации президента, который готовил материалы для комиссии, всячески старался укрепить в нас такие настроения. В стране, где десятилетиями царили страх и жестокость, нам, счастливцам, довелось наконец осуществлять милосердие. Можно говорить о совершенствовании Института помилования, когда существует политическая воля на милосердие, если угодно, соответствующий политический “заказ”. Такой “заказ” в полной мере исходил от президента Ельцина, а потому при всех огрехах существовавшего тогда Института помилования тысячи заключенных ежегодно выходили на свободу. Сегодня ситуация иная. Скажем, в 2012 году помиловано было всего… 17 осужденных”. Этот статистический ряд Александра Борина можно продолжить: за последние два срока Путин миловал в среднем по пять человек в год.

Получается, что Пичугин обращается к президенту Российской Федерации, а отвечают ему региональные чиновники. Чьё решение они излагают, знает ли президент о направленных ему ходатайствах – не вполне понятно. В связи с этим мама Алексея Пичугина Алла Николаевна, как верующий человек, в начале октября направила патриарху Московскому и всея Руси Кириллу открытое письмо, текст которого был опубликован в “Новой газете”. Она просила патриарха довести до сведения президента просьбу её сына о помиловании. Алла Пичугина выразила уверенность, что он не совершал приписываемых ему преступлений. И находясь уже 17 лет в положении заложника в заключении, тем не менее, не утратил веру в Бога.

На это письмо пришел ответ, но не от патриарха, а за подписью заместителя председателя Синодального отдела по тюремному служению священника Алексия Алексеева. В нем сказано, что патриарх Кирилл “не может выходить за рамки правового поля и не уполномочен вмешиваться в судебные тяжбы и разбирательства, связанные с экономическими, политическими и другими преступлениями, а также оказывать влияние на решения сотрудников государственных, общественных и иных учреждений, не входящих в подчинение Московского патриархата Русской православной церкви“. Но с моей точки зрения, Алла Пичугина не пыталась вмешиваться в решения судов, которые уже много лет как состоялись, и оказывать влияние на решения государственных лиц. По-моему, она лишь просила довести информацию до сведения президента. И о каком “политическом преступлении” (как было в ответе) идёт речь?

А ведь Путин мог бы распутать этот узел противоречий с неисполнением Россией принятых на себя международных обязательств, с профанацией, по сути, процедуры помилования – по крайней мере в отношении Пичугина – одним росчерком пера и совершенно безболезненно для себя. Достаточно подписать указ о помиловании Пичугина. И для этого по российскому законодательству не нужно даже новое прошение от самого узника, требуется лишь добрая воля президента. Вспомним пример с украинской летчицей Надежной Савченко, которая не писала прошения о помиловании, но несмотря на это была помилована. Увы, сейчас, на мой взгляд, в отличие от ельцинских времен, о которых писал Александр Борин, ощущается совсем другой “заказ” – “заказ” на немилосердие.

Вера Васильева – журналист, ведущая проекта Радио Свобода “Свобода и Мемориал”, лауреат премии Московской Хельсинкской группы в области защиты прав человека

Источник