Интервью доктора исторических наук, главного специалиста ГА РФ Зинаиды Ивановны Перегудовой журналу "Историческая экспертиза"
– В Вашей книге затронут и сакраментальный вопрос о сотрудничестве Сталина с охранкой
– У меня всегда шли споры по этому вопросу с моим соавтором по книге об Агаджановой – Георгием Анастасовичем Арутюновым. Он мне доказывал что Сталин был секретным сотрудником. Я говорила: где доказательства? В материалах архива сведений нет, их не было и в 1917 г., когда работали различные комиссии по выявлению секретной агентуры. В делопроизводственной картотеке на секретных сотрудников, сотрудничавших с полицией как в центре, так и на местах его фамилия не упоминается.
Дело в том, что еще до разговора с Арутюновым один из моих знакомых рассказал, что несколько лет назад в спецхране он видел журнал «Лайф», в котором был опубликован документ, который яко бы свидетельствовал о сотрудничестве Сталина с секретной полицией и назвал мне номер исходящего документа и его дату. Зная делопроизводство Департамента полиции и систему распределения исходящих номеров по структурам, я поняла, что это какая-то не очень важная переписка по 1-му делопроизводству. А так как журналы исходящих бумаг у нас в архиве сохранились, то я убедилась в этом. Документ за таким исходящим номером не имел никакого отношения к Сталину.
Уже в перестройку Юлиан Семенов показал мне эту публикацию из журнала «Лайф» за 1956 год. Он предполагал сделать большую статью с публикацией этого документа в «Совершенно секретно» и просил меня как специалиста по дореволюционным фондам дать экспертную оценку этому документу. Поскольку я уже слышала об этом документе, а теперь увидела его фотокопию и увидела ряд несоответствий, была уверена, что это – фальшивка, о чем сразу сказала Юлиану Семеновичу: не может быть входящих документов с таким номером в особом отделе, где содержалась вся информация о секретных агентах; в документе указан номер 1-го делопроизводства, который не имеет отношения а Сталину; подпись не Еремина, она подделана.
И все-таки этот документ был опубликован в газете «Московская правда» Арутюновым Г.А., д. и. н. (в то время профессором Высшей школы профсоюзного движения) и профессором Института Международных отношений Волковым Ф.Д. с ссылкой, что подлинник находится в нашем архиве. Это, конечно, был большой прокол публикаторов. Накануне публикации Георгий Анастасович позвонил мне, но не стал ничего говорить о предстоящей публикации. Он решил поговорить на тот предмет, что все-таки Сталин – секретный сотрудник и кличка у него «Фикус». Я ему отвечала, что этого не может быть. Сталин находится в ссылке в Вологде, потом в Туруханске, а «Фикус» сообщает данные о деятельности местной организации. На следующий день появляется эта заметка в «Московской правде», вижу в тексте статьи идет разрядка. Видимо, в этом месте была написана кличка «Фикус», но в самый последний момент ее сняли.
После публикации начались звонки и вопросы. Я отвечаю, что это фальшивка, и многие западные историки ее давно отвергли. Даже Троцкий не считал Сталина агентом Департамента полиции. А далее меня вызывают к начальнику главка Федору Михайловичу Ваганову. Он говорит: «Зинаида Ивановна, у вас хранится такой документ, и вы молчите». Я отвечаю, что у нас его нет, он был опубликован в журнале «Лайф» и я считаю его фальшивкой. Он говорит: «Позвоните в редакцию, выясните, почему Арутюнов пишет, что он видел у нас этот документ, выясните шифр дела, дело мне на стол». Я позвонила в газету. Мне сказали номер дела, на которое ссылался Арутюнов. Я достала этот дело с этим номером. На мое счастье, там была еще дореволюционная нумерация. Ни одной страницы не вырвано. Я написала докладную записку, издожив все, что я знала по этому вопросу. Пошла к Ваганову и говорю, что я ничего не скрыла, не вырвала, не спрятала. В деле этого действительно нет и не могло быть. Если письмо было послано в Сибирь, то оно в Сибири должно быть. У нас должен быть черновик. Но у нас и черновика нет, и документа такого не должно быть.
За подписью Ваганова пошло опровержение в газету, а мне дано было задание изучить этот вопрос. У нас директор тогда был Борис Иванович Коптелов. Он достал журнал «Лайф», скопировали письмо «Еремина». Мы решили досконально изучить документ и написать статью. Я сразу увидела, что штамп был устаревшим, входящий и исходящий номера написаны одной рукой. Кроме того, Сталин к этому времени – июль 1913 – не был известен как Сталин. В письме написано Иосиф Виссарионович, но в официальной переписке могло быть написано только Иосиф Висарионов Джугашвили. Согласно письму, он помог раскрыть полиции Авлабарскую подпольную типографию. Но она была арестована тогда, когда Сталин был за рубежом, на пятом съезде РСДРП. Подпись под письмом явно была подделана. Подчерковедческую экспертизу провела Д.П. Поташник, крупный специалист в этой области, доцент кафедры криминалистики юридического факультета МГУ. Она однозначна доказала, что это подпись не Еремина. Письмо было направлено в Енисейское охранное отделение. В то время не было Енисейского охранного отделения, а был розыскной пункт. Александр Владимирович Островский подсчитал, что я обнаружила в этом документе 13 или 14 неточностей. Мне удалось доказать, что фальшивку изобрел Руссиянов, который был последним начальником енисейского розыскного пункта, под наблюдением которого был Сталин. Руссиянов возглавил особый отдел у Колчака, а потом оказался в эмиграции. Вначале – в Китае, а потом он жил в Америке. Его архив сохранился. Некоторые материалы мне прислали. Изготовить фальшивку Руссиянову помогал царский дипломат Головачов.
Когда я была в 2013 году в Нью-Йорке, я обнаружила в фонде Головачова еще одну фальшивку, согласно которой Сталин и в ссылке продолжал работать как секретный сотрудник и давал сведения приставу под кличкой Давид. Этот материал еще не опубликован. Вместе с Арутюновым идею о сотрудничестве Сталина с охранкой поддерживала историк Зоря Серебрякова – дочь писательницы Галины Серебряковой. Обе были репрессированы при Сталине. Зоря Серебрякова по телефону мне как-то сказала, что даже если Сталин не был секретным сотрудником, его надо секретным сотрудником сделать. Я понимаю ее личные отношения к вождю. Но на мой взгляд, нельзя со Сталиным бороться сталинскими же методами.
– Какими научными проблемами Вы занимаетесь в настоящее время?
Меня много лет волнуют два сюжета, связанные с последними днями жизни царской семьи. Это перевозка Николая II, императрицы Александры Федоровны и великой княжны Марии из Тобольска в Екатеринбург. Это мероприятие было поручено выполнить Яковлеву В.В. (настоящее имя – Константин Мячин). И второе – кто принял решение о расстреле царской семьи. Этими вопросами интересуются многие российские и зарубежные историки. Об этом много написано, практически пользуясь одними источниками, ученые выдвигают кардинально противоположные точки зрения. И мне очень хочется самой в этом разобраться.
Сейчас очень внимательно изучаю все документы, которые сохранились в архиве о пути царской семьи из Тобольска в Екатеринбург, изучаю литературу, точки зрения историков, материалы дискуссий по этим вопросам. Кто принял решение о расстреле царской семьи: Свердлов Я.М., Ленин В.И., или екатеринбургские большевики, и прихожу к выводу, что местные екатеринбургские власти несут полную ответственность за этот расстрел. Сохранились телеграммы, которыми обменивались Москва, Кремль и Екатеринбург, текст телеграфных переговоров. Кроме того сохранились воспоминания участников расстрела.
Свердлов послал Яковлева в Тобольск, чтобы перевезти царскую семью в Екатеринбург. Причем план был таков: из Екатеринбурга привезти царскую семью в Москву и предать суду. Это была позиция Ленина. Троцкий тоже мечтал об этом. И, очевидно, такое указание было дано Яковлеву. В данном вопросе большевики, как и во многих других случаях, подражали деятелям Великой французской революции, их суду над Людовиком XVI. И надо признать, что с пропагандистской точки зрения суд был намного выигрышнее бессудного расстрела. Приехав в Тобольск, Яковлев столкнулся с противодействием отрядов, приехавших из Екатеринбурга и Омска. После сложных переговоров Яковлеву удалось договориться с охраной еще временного правительства об организации поездки, но ему передавали, что едва ли он довезет семью живой до Екатеринбурга. На дороге между Тобольском и Тюменью уральцы устроили засаду и даже предупреждали Яковлева не садиться в одни сани с царем, это опасно. Но Яковлеву удалось обойти засаду, изменить маршрут движения и доставить царя в Омск. И здесь вопрос: почему в Омск? События и обстановка в Тобольске, те разговоры, которые там велись, указывали на то, что уже существует мнение в руководящих кругах Екатеринбурга уничтожить императора. Из Омска Яковлев посылал Свердлову телеграммы, что не ручается за жизнь царя, если он попадет на Урал. И предлагает спрятать царя в одном из округов, откуда всегда можно будет доставить императора в Москву, а из Екатеринбурга едва ли. Дальше идут переговоры между Москвой и Екатеринбургом. Ленин по прямому проводу говорит: Яковлев – наше доверенное лицо и ему необходимо подчиниться. Екатеринбургские чекисты отвечают, что Яковлев – предатель, что он повернул поезд на Омск и пытался спасти царя, в то время как должен ехать в Екатеринбург. Екатеринбуржцы откровенно игнорировали все требования Ленина и Свердлова, но делали вид, что подчиняются всем требованиям Кремля. Они так постановили, и они требуют привезти царя в Екатеринбург. Московское правительство в реальности не контролировало действия местных властей и часто задним числом одобряло их действия, чтобы сохранить видимость наличия «вертикали власти». Из Омска Яковлев был вынужден повернуть на Екатеринбург.
– Почему большевики Екатеринбурга хотели убить царя?
– Это просто был такой варварский настрой. Будучи уже под Николай выходил из дома, здоровался с солдатами, и они не всегда отвечали. Как-то офицер охраны, выходец чуть ли не из крестьян, не подал ему руки. Царь спросил: за что же ты братец так? И тот стал выговаривать царю за Кровавое воскресенье, войну и т.д. Были, конечно, и другие среди солдат охраны, которые видели как достойно себя ведет царская семья в тяжелых условиях. Но они не могли показать своих симпатий, потому что окружение было другое.
– Прямых указаний расстрелять ни от Ленина, ни от Свердлова не поступало?
– Нет. Это решение было утверждено в Москве постфактум. Это была такая игра. В Екатеринбурге делали вид, что подчиняются. На самом деле не выполняют распоряжений. Они вынудили Яковлева уехать, не закончив своих обязательств. Сохранилась записка, подписанная Яковлевым, но написанная рукой Белобородова, в которой он сообщал, что отказывается дальше проводить работу по перевозке царской семьи, что свои полномочия передает местным товарищам. А на телеграммы Москвы из Екатеринбурга отвечают, что не могут Яковлева найти. Решение о расстреле они приняли за три дня до его исполнения. После этого написали в Москву, что суд был невозможен в связи с наступлением белых. Но сами успели выехать в Москву и привезли туда материалы царской семьи, в том числе дневники Николая.
– В Вашей книге затронут и сакраментальный вопрос о сотрудничестве Сталина с охранкой
– У меня всегда шли споры по этому вопросу с моим соавтором по книге об Агаджановой – Георгием Анастасовичем Арутюновым. Он мне доказывал что Сталин был секретным сотрудником. Я говорила: где доказательства? В материалах архива сведений нет, их не было и в 1917 г., когда работали различные комиссии по выявлению секретной агентуры. В делопроизводственной картотеке на секретных сотрудников, сотрудничавших с полицией как в центре, так и на местах его фамилия не упоминается.
Дело в том, что еще до разговора с Арутюновым один из моих знакомых рассказал, что несколько лет назад в спецхране он видел журнал «Лайф», в котором был опубликован документ, который яко бы свидетельствовал о сотрудничестве Сталина с секретной полицией и назвал мне номер исходящего документа и его дату. Зная делопроизводство Департамента полиции и систему распределения исходящих номеров по структурам, я поняла, что это какая-то не очень важная переписка по 1-му делопроизводству. А так как журналы исходящих бумаг у нас в архиве сохранились, то я убедилась в этом. Документ за таким исходящим номером не имел никакого отношения к Сталину.
Уже в перестройку Юлиан Семенов показал мне эту публикацию из журнала «Лайф» за 1956 год. Он предполагал сделать большую статью с публикацией этого документа в «Совершенно секретно» и просил меня как специалиста по дореволюционным фондам дать экспертную оценку этому документу. Поскольку я уже слышала об этом документе, а теперь увидела его фотокопию и увидела ряд несоответствий, была уверена, что это – фальшивка, о чем сразу сказала Юлиану Семеновичу: не может быть входящих документов с таким номером в особом отделе, где содержалась вся информация о секретных агентах; в документе указан номер 1-го делопроизводства, который не имеет отношения а Сталину; подпись не Еремина, она подделана.
И все-таки этот документ был опубликован в газете «Московская правда» Арутюновым Г.А., д. и. н. (в то время профессором Высшей школы профсоюзного движения) и профессором Института Международных отношений Волковым Ф.Д. с ссылкой, что подлинник находится в нашем архиве. Это, конечно, был большой прокол публикаторов. Накануне публикации Георгий Анастасович позвонил мне, но не стал ничего говорить о предстоящей публикации. Он решил поговорить на тот предмет, что все-таки Сталин – секретный сотрудник и кличка у него «Фикус». Я ему отвечала, что этого не может быть. Сталин находится в ссылке в Вологде, потом в Туруханске, а «Фикус» сообщает данные о деятельности местной организации. На следующий день появляется эта заметка в «Московской правде», вижу в тексте статьи идет разрядка. Видимо, в этом месте была написана кличка «Фикус», но в самый последний момент ее сняли.
После публикации начались звонки и вопросы. Я отвечаю, что это фальшивка, и многие западные историки ее давно отвергли. Даже Троцкий не считал Сталина агентом Департамента полиции. А далее меня вызывают к начальнику главка Федору Михайловичу Ваганову. Он говорит: «Зинаида Ивановна, у вас хранится такой документ, и вы молчите». Я отвечаю, что у нас его нет, он был опубликован в журнале «Лайф» и я считаю его фальшивкой. Он говорит: «Позвоните в редакцию, выясните, почему Арутюнов пишет, что он видел у нас этот документ, выясните шифр дела, дело мне на стол». Я позвонила в газету. Мне сказали номер дела, на которое ссылался Арутюнов. Я достала этот дело с этим номером. На мое счастье, там была еще дореволюционная нумерация. Ни одной страницы не вырвано. Я написала докладную записку, издожив все, что я знала по этому вопросу. Пошла к Ваганову и говорю, что я ничего не скрыла, не вырвала, не спрятала. В деле этого действительно нет и не могло быть. Если письмо было послано в Сибирь, то оно в Сибири должно быть. У нас должен быть черновик. Но у нас и черновика нет, и документа такого не должно быть.
За подписью Ваганова пошло опровержение в газету, а мне дано было задание изучить этот вопрос. У нас директор тогда был Борис Иванович Коптелов. Он достал журнал «Лайф», скопировали письмо «Еремина». Мы решили досконально изучить документ и написать статью. Я сразу увидела, что штамп был устаревшим, входящий и исходящий номера написаны одной рукой. Кроме того, Сталин к этому времени – июль 1913 – не был известен как Сталин. В письме написано Иосиф Виссарионович, но в официальной переписке могло быть написано только Иосиф Висарионов Джугашвили. Согласно письму, он помог раскрыть полиции Авлабарскую подпольную типографию. Но она была арестована тогда, когда Сталин был за рубежом, на пятом съезде РСДРП. Подпись под письмом явно была подделана. Подчерковедческую экспертизу провела Д.П. Поташник, крупный специалист в этой области, доцент кафедры криминалистики юридического факультета МГУ. Она однозначна доказала, что это подпись не Еремина. Письмо было направлено в Енисейское охранное отделение. В то время не было Енисейского охранного отделения, а был розыскной пункт. Александр Владимирович Островский подсчитал, что я обнаружила в этом документе 13 или 14 неточностей. Мне удалось доказать, что фальшивку изобрел Руссиянов, который был последним начальником енисейского розыскного пункта, под наблюдением которого был Сталин. Руссиянов возглавил особый отдел у Колчака, а потом оказался в эмиграции. Вначале – в Китае, а потом он жил в Америке. Его архив сохранился. Некоторые материалы мне прислали. Изготовить фальшивку Руссиянову помогал царский дипломат Головачов.
Когда я была в 2013 году в Нью-Йорке, я обнаружила в фонде Головачова еще одну фальшивку, согласно которой Сталин и в ссылке продолжал работать как секретный сотрудник и давал сведения приставу под кличкой Давид. Этот материал еще не опубликован. Вместе с Арутюновым идею о сотрудничестве Сталина с охранкой поддерживала историк Зоря Серебрякова – дочь писательницы Галины Серебряковой. Обе были репрессированы при Сталине. Зоря Серебрякова по телефону мне как-то сказала, что даже если Сталин не был секретным сотрудником, его надо секретным сотрудником сделать. Я понимаю ее личные отношения к вождю. Но на мой взгляд, нельзя со Сталиным бороться сталинскими же методами.
– Какими научными проблемами Вы занимаетесь в настоящее время?
Меня много лет волнуют два сюжета, связанные с последними днями жизни царской семьи. Это перевозка Николая II, императрицы Александры Федоровны и великой княжны Марии из Тобольска в Екатеринбург. Это мероприятие было поручено выполнить Яковлеву В.В. (настоящее имя – Константин Мячин). И второе – кто принял решение о расстреле царской семьи. Этими вопросами интересуются многие российские и зарубежные историки. Об этом много написано, практически пользуясь одними источниками, ученые выдвигают кардинально противоположные точки зрения. И мне очень хочется самой в этом разобраться.
Сейчас очень внимательно изучаю все документы, которые сохранились в архиве о пути царской семьи из Тобольска в Екатеринбург, изучаю литературу, точки зрения историков, материалы дискуссий по этим вопросам. Кто принял решение о расстреле царской семьи: Свердлов Я.М., Ленин В.И., или екатеринбургские большевики, и прихожу к выводу, что местные екатеринбургские власти несут полную ответственность за этот расстрел. Сохранились телеграммы, которыми обменивались Москва, Кремль и Екатеринбург, текст телеграфных переговоров. Кроме того сохранились воспоминания участников расстрела.
Свердлов послал Яковлева в Тобольск, чтобы перевезти царскую семью в Екатеринбург. Причем план был таков: из Екатеринбурга привезти царскую семью в Москву и предать суду. Это была позиция Ленина. Троцкий тоже мечтал об этом. И, очевидно, такое указание было дано Яковлеву. В данном вопросе большевики, как и во многих других случаях, подражали деятелям Великой французской революции, их суду над Людовиком XVI. И надо признать, что с пропагандистской точки зрения суд был намного выигрышнее бессудного расстрела. Приехав в Тобольск, Яковлев столкнулся с противодействием отрядов, приехавших из Екатеринбурга и Омска. После сложных переговоров Яковлеву удалось договориться с охраной еще временного правительства об организации поездки, но ему передавали, что едва ли он довезет семью живой до Екатеринбурга. На дороге между Тобольском и Тюменью уральцы устроили засаду и даже предупреждали Яковлева не садиться в одни сани с царем, это опасно. Но Яковлеву удалось обойти засаду, изменить маршрут движения и доставить царя в Омск. И здесь вопрос: почему в Омск? События и обстановка в Тобольске, те разговоры, которые там велись, указывали на то, что уже существует мнение в руководящих кругах Екатеринбурга уничтожить императора. Из Омска Яковлев посылал Свердлову телеграммы, что не ручается за жизнь царя, если он попадет на Урал. И предлагает спрятать царя в одном из округов, откуда всегда можно будет доставить императора в Москву, а из Екатеринбурга едва ли. Дальше идут переговоры между Москвой и Екатеринбургом. Ленин по прямому проводу говорит: Яковлев – наше доверенное лицо и ему необходимо подчиниться. Екатеринбургские чекисты отвечают, что Яковлев – предатель, что он повернул поезд на Омск и пытался спасти царя, в то время как должен ехать в Екатеринбург. Екатеринбуржцы откровенно игнорировали все требования Ленина и Свердлова, но делали вид, что подчиняются всем требованиям Кремля. Они так постановили, и они требуют привезти царя в Екатеринбург. Московское правительство в реальности не контролировало действия местных властей и часто задним числом одобряло их действия, чтобы сохранить видимость наличия «вертикали власти». Из Омска Яковлев был вынужден повернуть на Екатеринбург.
– Почему большевики Екатеринбурга хотели убить царя?
– Это просто был такой варварский настрой. Будучи уже под Николай выходил из дома, здоровался с солдатами, и они не всегда отвечали. Как-то офицер охраны, выходец чуть ли не из крестьян, не подал ему руки. Царь спросил: за что же ты братец так? И тот стал выговаривать царю за Кровавое воскресенье, войну и т.д. Были, конечно, и другие среди солдат охраны, которые видели как достойно себя ведет царская семья в тяжелых условиях. Но они не могли показать своих симпатий, потому что окружение было другое.
– Прямых указаний расстрелять ни от Ленина, ни от Свердлова не поступало?
– Нет. Это решение было утверждено в Москве постфактум. Это была такая игра. В Екатеринбурге делали вид, что подчиняются. На самом деле не выполняют распоряжений. Они вынудили Яковлева уехать, не закончив своих обязательств. Сохранилась записка, подписанная Яковлевым, но написанная рукой Белобородова, в которой он сообщал, что отказывается дальше проводить работу по перевозке царской семьи, что свои полномочия передает местным товарищам. А на телеграммы Москвы из Екатеринбурга отвечают, что не могут Яковлева найти. Решение о расстреле они приняли за три дня до его исполнения. После этого написали в Москву, что суд был невозможен в связи с наступлением белых. Но сами успели выехать в Москву и привезли туда материалы царской семьи, в том числе дневники Николая.
Комментариев нет:
Отправить комментарий