Потемкинский дом молитвы

Опубликовано: 2.08.2021

House of One и наименьший общий знаменатель.

Тот факт, что до торжественной закладки первого камня в фундамент House of One в Берлине прошло десять лет, объясняется, конечно, не только шатким финансированием и долгим выбором архитектурного проекта. Это также было связано с неустойчивой внутренней структурой нового символа «межрелигиозного диалога», который должен быть укреплен с помощью большого количества политического «раствора». Если верить заверениям президента Бундестага Вольфганга Шойбле, House of One будет «местом толерантности и открытости», а правящий бургомистр Берлина Михаэль Мюллер воспринял закладку первого камня как возможность подтвердить приверженность Берлина «толерантности и открытости миру». Учитывая вновь продемонстрированную недавно экзистенциальную нетерпимость, особенно к евреям, на улицах и площадях Берлина, эта декларация, к сожалению, имеет столько же содержания, сколько и титул «Школа без расизма». Как видите, дорогие читатели, я не являюсь поклонником этой новой знаменитой троицы, хотя и хочу пожелать проекту всего наилучшего. К сожалению, зачастую, когда многие хорошие идеи падают на благодатную почву в Германии, плющ, растущий из нее, заслоняет реальность.

Berliner Zeitung пишет о «вехе толерантности», которая строится на Петриплац. Общий дом для трех авраамических религий: церковь, мечеть и синагога под одной крышей. Отдельные, но соединенные центральным зданием. Много архитектурных задумок, много желаний, слишком много политики. Если задаться вопросом, кому должен быть воздвигнут памятник примирения, то быстро приходит понимание того, что не иудаизму и христианству сегодня нужно постулировать в камне братство и взаимное уважение. Езиды, бахаи и буддисты также остаются в стороне. Даже если не говорить об этом так явно, именно исламу здесь, в своего рода странной провокационной терапии, хотят показать, что он может существовать и по-другому, более кооперативно, с меньшими претензиями на абсолютность и в соответствии с девизом «неверующий – тоже человек».

Не поймите меня превратно, нет ничего плохого в диалоге, в том числе между религиями. Но я опасаюсь, что само местоположение в Берлине обусловит политическую инструментализацию эксперимента, и после греховной гордости, как это было по случаю пятой годовщины открытия Мемориала Холокоста («Другие народы завидуют нам из-за этого мемориала»), теперь будет праздноваться примирение с реальностью, которое в действительности никогда не имело места. Напротив, неприглядные картины демонстраций против евреев в целом и Израиля в частности требуют набросить на них теплое идеологическое одеяло забвения.

Политике нужен позитивный символизм, даже если он существует только в мозгу. Чтобы три участника этого проекта стали «одним», придется закрыть глаза на очень многое. Близкая к движению Гюлена небольшая мусульманская община, насчитывающая в Берлине всего 5000 членов, вряд ли может олицетворять «тот самый». Участвующую в проекте Евангелическую сегодня неизменно можно найти везде, где поклоняются примитивному политическому активизму и пренебрегают духовным. В проекте так же мало информации об участии других христианских конфессий, как и разнообразных течений иудаизма или многочисленных ответвлений исламa. Ее и не может быть, говорю я. Да и не должно, добавит тот или иной читатель.

Но к чему тогда этот пафос? Почему намеренно упускается все, что нас разделяет? Чтобы общие черты сияли ярче? В Германии нет недостатка ни в возможностях для встреч, ни в культовых сооружениях. Свободное вероисповедание гарантируется Основным законом. Церкви сносят, а мечети и синагоги строят. Только последним требуется вооруженная защита. По очень печальным причинам, как мы знаем. House of One должен стать воплощением мечты об идиллии, которую вынашивают политики, склонные раскладывать людей по ящикам, чтобы их можно было оценивать, использовать или сортировать по интересам. Таким образом, House of One – это проект политический, а не социальный или религиозный.

Сегодня ничто так надежно не обеспечивает движение средств, ресурсов и людей, как религиозная принадлежность. К мусульманам в Германии обращаются почти исключительно через эту принадлежность, через нее же определяются их потребности и требования, которые к ним осмеливаются предъявлять. В результате они сами часто определяют себя исключительно в терминах этой религиозной принадлежности. Государство и работающие на него партии, школы, НПО или инициативы летят на эту характеристику, как осы на сливовый пирог, как будто не существует других уровней, отстраненных от религии, на которых все люди одинаково «только» потребители, предприниматели, налогоплательщики, домовладельцы или сквоттеры, отдыхающие, студенты, прохожие, читатели или кто-то еще.

Именно здесь появляются программы поддержки, проводятся исламские конференции, назначаются уполномоченные, возникают должности и посты в целой армии опекунских организаций, где само неприятие определенных религиозных практик рассматривается как исламофобия и где охотно прибегают к социальной терапии. House of One не является подлинно государственным проектом, но он может процветать только благодаря политическим дрожжам, добавленным к этой затхлой идее. Я смею сомневаться, что из него можно будет выжать, разлить по бутылкам и экспортировать хорошее вино.

В принципе, я думаю, что House of One представляет собой попытку поставить телегу впереди лошади. Вместо того чтобы молиться вместе и жить врозь, нам было бы лучше молиться врозь и жить вместе. То, что до этого так и не дошло, является частью провала политики. Поскольку то, что наша страна может предложить в качестве объединяющих светских ценностей, уже давно слишком слабо. Вместо этого идет поиск религиозного наименьшего общего знаменателя. Но и его не нашли, противоречия слишком сложны.

Роджер ЛЕЧ, «Еврейская панорама»