Столкновение групповых интересов
Применение термина “групповые напряжения” для обозначения современных антагонизмов, безусловно, является эвфемизмом. Мы сталкиваемся с конфликтами, которые считаются неразрешимыми и приводят к почти непрерывным войнам, гражданским войнам и революциям. Если у нас и существует мир, то причина вовсе не в любви к миру, как результат применения философских принципов, а в том, что заинтересованные группы еще не завершили подготовку к бою и по соображениям целесообразности ожидают более благоприятного момента, чтобы нанести первый удар.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Борясь друг с другом, люди не расходятся во мнениях с общепринятыми современными социальными учениями. Существование непримиримых конфликтов групповых интересов является практически общепринятой догмой. Мнения расходятся, по большому счету, только в вопросе, какие именно группы являются подлинными и, соответственно, какие именно конфликты являются подлинными. Националисты считают подлинными группами нации (что в Европе означает языковые группы), расисты — расы, а марксисты — “социальные классы”, но в отношении учения о том, что подлинная группа не может процветать иначе, как в ущерб другим подлинным группам, существует единодушие. Естественным состоянием межгрупповых отношений, согласно этой точке зрения, является конфликт.
Если это верно, то дело мирного сотрудничества между людьми безнадежно. Если члены различных групп не в состоянии договориться даже по поводу математических и физических теорем и биологических проблем, они, конечно, никогда не смогут найти образец для гладко функционирующей социальной организации.
Правда, большинство наших современников в своих проповедях полилогизма не заходят так далеко, как последовательные марксисты, расисты и т.д. Но порочная доктрина не становится менее предосудительной от робости и умеренности в ее выражении. Современная социальная и политическая наука широко использует полилогизм, хотя его поборники воздерживаются от ясного и открытого изложения философских основ учения полилогизма. Так, например, от рикардианской теории внешней торговли избавляются, просто указывая, что она была “идеологической надстройкой” классовых интересов британской буржуазии XIX века. Тот, кто выступает против модных доктрин государственного вмешательства в бизнес или профсоюзного движения, клеймится как защитник несправедливых классовых интересов “эксплуататоров”.
То, как социологи, историки, редакторы и политики применяют термины “капитал” и “труд” или решают проблемы экономического национализма, является доказательством того, что они полностью приняли доктрину непримиримого конфликта групповых интересов. Если такие непримиримые конфликты действительно существуют, то ни международной, ни гражданской войны избежать нельзя.
Наши войны и гражданские войны не противоречат общепринятым сегодня социальным доктринам. Они являются именно логическим результатом этих доктрин.
II
Первый вопрос, на который мы должны ответить: Что объединяет те группы, конфликты которых мы обсуждаем?
При кастовой системе ответ очевиден. Общество разделено на жесткие касты. Принадлежность к касте наделяет каждого человека определенными привилегиями (privilegia favorabilia) или лишает определенных прав (privilegia odiosa). Как правило, человек наследует свое кастовое положение от родителей, остается в своей касте на всю жизнь и передает свой статус детям. Его личная судьба неразрывно связана с судьбой его касты. Он не может рассчитывать на улучшение условий своей жизни иначе, чем через улучшение условий своей касты или сословия. Таким образом, существует солидарность интересов всех членов касты и конфликт интересов между различными кастами. Каждая привилегированная каста стремится к получению новых привилегий и сохранению старых. Каждая непривилегированная каста стремится к отмене своих ограничений. В кастовом обществе существует непримиримый антагонизм между интересами различных каст.
Капитализм заменил кастовую систему прежних времен равенством перед законом. В обществе свободного рынка, говорит либеральный экономист, нет ни привилегированных, ни непривилегированных. Нет каст и, следовательно, нет кастовых конфликтов. Там царит полная гармония правильно понятых (как мы говорим сегодня, долгосрочных) интересов всех людей и всех групп. Либеральный экономист не оспаривает тот факт, что привилегия, предоставленная определенной группе людей, может способствовать краткосрочным интересам этой группы за счет остальной нации. Пошлина на импорт пшеницы повышает цену пшеницы на внутреннем рынке и тем самым увеличивает доход отечественных фермеров. (Поскольку это не эссе об экономических проблемах, нам не нужно указывать на особую рыночную ситуацию, необходимую для этого эффекта тарифа). Но маловероятно, что потребители, подавляющее большинство, надолго согласятся с положением дел, которое вредит им ради выгоды производителей пшеницы. Они либо отменят тариф, либо попытаются добиться аналогичной защиты для себя. Если все группы пользуются привилегиями, то реальную выгоду получают только те, кто находится в гораздо большей степени привилегированности, чем остальные. При равных привилегиях для каждой группы, то, что человек получает в качестве производителя и продавца, с другой стороны, поглощается более высокими ценами, которые он должен платить в качестве потребителя и покупателя. Но помимо этого, все оказываются в проигрыше, поскольку тариф отвлекает производство из мест, предлагающих наиболее благоприятные условия для производства, в места, предлагающие менее благоприятные условия, и таким образом снижает общую сумму национального дохода. Привилегия может служить краткосрочным интересам группы за счет других людей. Правильно понятые, т.е. долгосрочные интересы, конечно, лучше удовлетворяются при отсутствии каких-либо привилегий.
Тот факт, что люди занимают одну и ту же позицию в рамках свободного рынка, не приводит к солидарности их краткосрочных интересов. Напротив, именно сходство их места в системе разделения труда и социального сотрудничества делает их конкурентами и соперниками. Краткосрочный конфликт между конкурентами может быть преодолен солидарностью правильно понятых интересов всех членов капиталистического общества. Но — при отсутствии групповых привилегий — он никогда не может привести к солидарности группы и к противостоянию между интересами группы и интересами остального общества. В условиях свободной торговли производители обуви просто конкуренты. Они могут быть сплочены в группу с солидарностью интересов только тогда, когда появляется привилегия, например, тариф на обувь (privilegium favorabile) или закон, дискриминирующий их в пользу каких-то других людей (privilegium odiosum).
Именно против этой доктрины Карл Маркс выдвинул свою доктрину о непримиримом конфликте классовых интересов. При капитализме и буржуазной демократии не существует каст. Но есть социальные классы, эксплуататоры и эксплуатируемые. У пролетариев один общий интерес — отмена системы наемного труда и установление бесклассового общества социализма. Буржуа же, напротив, едины в своем стремлении сохранить капитализм.
Доктрина классовой войны Маркса полностью основана на его анализе функционирования капиталистической системы и оценке социалистического способа производства. Его экономический анализ капитализма уже давно был признан совершенно ошибочным. Единственным соображением, которое Маркс выдвинул, чтобы показать, что социализм является лучшей системой, чем капитализм, было его утверждение, что он обнаружил закон исторической эволюции, а именно, что социализм неизбежно наступит с “неумолимостью закона природы”. Поскольку он был полностью убежден, что ход истории представляет собой непрерывный прогресс от низших и менее желательных способов общественного производства к высшим и более желательным способам и что поэтому каждая последующая стадия социальной организации обязательно должна быть лучше, чем предыдущие, он не мог сомневаться в благах социализма. Совершенно произвольно приняв за данность, что “волна будущего” ведет человечество к социализму, он считал, что сделал все необходимое для доказательства превосходства социализма. Маркс не только воздерживался от любого анализа социалистической экономики. Он объявил такие исследования вне закона как совершенно “утопические” и “ненаучные”.
Каждая страница истории последних ста лет опровергает марксистскую догму о том, что пролетарии непременно обладают интернационалистским мышлением и знают, что существует незыблемая солидарность интересов наемных работников во всем мире. Делегаты “рабочих” партий разных стран общались друг с другом в различных Международных ассоциациях трудящихся. Но в то время как они предавались праздным разговорам об международном товариществе и братстве, профсоюзы рабочих различных стран были заняты борьбой друг против друга. Рабочие из сравнительно малонаселенных стран защищают свой более высокий уровень заработной платы от тенденции к уравниванию заработных плат, присущей системе свободного перемещения труда из страны в страну, с помощью барьеров для иммиграции. Они стараются обезопасить краткосрочный успех политики “поддержки труда”, запрещая доступ к внутреннему рынку своих стран товаров, произведенных за границей. Таким образом, они создают те напряжения, которые должны привести к войне, когда те, кто пострадал от такой политики, рассчитывают, что смогут с помощью насилия устранить меры иностранных правительств, неблагоприятные для их благосостояния.
Наш век полон серьезных конфликтов интересов экономических групп. Но эти конфликты не являются неотъемлемой частью функционирования свободной капиталистической экономики. Они являются неизбежным результатом государственной политики вмешательства в работу рынка. Это не конфликты марксистских классов. Они вызваны тем, что человечество вернулось к групповым привилегиям и тем самым к новой кастовой системе.
В капиталистическом обществе класс собственников формируется из людей, которые преуспели в обслуживании нужд потребителей и наследников этих людей. Однако прошлые заслуги и успех дают им лишь временное и постоянно оспариваемое преимущество перед другими людьми. Они не только постоянно конкурируют друг с другом, но и вынуждены ежедневно отстаивать свое выдающееся положение перед новичками, стремящимися их устранить. Действие рынка неуклонно устраняет неспособных капиталистов и предпринимателей и заменяет их новыми. Он снова и снова делает бедных богатыми, а богатых — бедными. Характерными чертами класса собственников является то, что состав его членов постоянно меняется, что вход в него открыт для всех, что для продолжения членства в нем требуется непрерывная череда успешных деловых операций, и что члены класса разделены между собой конкуренцией. Успешный бизнесмен не заинтересован в политике защиты неспособных капиталистов и предпринимателей от превратностей рынка. Только некомпетентные капиталисты и предприниматели (в основном, последующих поколений) имеют корыстный интерес в таких “стабилизирующих” мерах. Однако в мире чистого капитализма, приверженного принципам политики в пользу потребителей, у них нет шансов добиться таких привилегий.
Но мы живем в эпоху политики в пользу производителей. Современные “неортодоксальные” доктрины считают главной задачей хорошего правительства создание препятствий на пути успешного новатора исключительно в интересах менее эффективных конкурентов и за счет потребителей. В преимущественно промышленных странах основной чертой этой политики является защита отечественного сельского хозяйства от конкуренции иностранного сельского хозяйства, работающего в более благоприятных физических условиях. В странах с преобладанием сельского хозяйства, наоборот, это защита отечественного производства от конкуренции иностранной промышленности, производящей продукцию с более низкими затратами. Это возврат к протекционистской экономической политике, от которой отказались либеральные страны в течение восемнадцатого и девятнадцатого века. Если бы люди тогда не отказались от этой политики, чудесный экономический прогресс капиталистической эры никогда бы не был достигнут. Если бы европейские страны не открыли свои границы для импорта американских товаров — хлопка, табака, пшеницы и т.д. — и если бы предыдущие поколения американцев жестко запрещали импорт европейских товаров, Соединенные Штаты никогда бы не достигли нынешней стадии экономического процветания.
Именно эта так называемая политика в пользу производителей объединяет группы людей, которые в противном случае рассматривали бы друг друга просто как конкурентов, в группы давления с общими интересами. Когда появились железные дороги, извозчики не прибегали к совместным действиям против этого нововведения. Общественное мнение сделало такую борьбу бесполезной. Но сегодня производители сливочного масла успешно борются против маргарина, а музыканты — против записанной музыки. Современные международные конфликты имеют то же происхождение. Американские фермеры намерены запретить доступ к аргентинскому зерну, скоту и мясу. Европейские страны действуют аналогичным образом против продукции американцев и Австралии.
Коренные причины нынешнего группового антагонизма следует искать в том, что мы находимся на пороге возвращения к системе жестких каст. Австралия и Новая Зеландия — демократические страны. Если не принимать во внимание тот факт, что их внутренняя политика порождает внутренние группы давления, борющиеся друг с другом, то можно сказать, что они построили довольно однородное общество с равенством перед законом. Но своими иммиграционными законами, закрывающим доступ не только цветным, но и не менее белым, чем они иммигрантам, они интегрировали всех своих граждан в привилегированную касту. Их граждане имеют возможность работать в условиях, гарантирующих более высокую производительность труда и, соответственно, более высокую заработную плату. Непринятые иностранные рабочие и фермеры лишены возможности пользоваться такими возможностями. Если американский профсоюз закрывает цветным американцам доступ в свою отрасль, он превращает расовое различие в кастовое качество.
Нам не нужно обсуждать вопрос о том, верно ли, что сохранение и дальнейшее развитие западной цивилизации требуют поддержания географического разделения различных расовых групп. Задача этой статьи — рассмотреть экономические аспекты конфликтов групп. Если верно, что расовые соображения делают нецелесообразным предоставление выхода для цветных жителей сравнительно перенаселенных районов, это не противоречило бы утверждению, что в свободном капиталистическом обществе нет несовместимых конфликтов групповых интересов. Это только показало бы, что расовые факторы делают нецелесообразным применение принципа капитализма и рыночной экономики в его крайних последствиях и что конфликт между различными расами по причинам, обычно называемым нонэкономическими, несовместим. Это определенно не опровергло бы заявление либералов о том, что в обществе свободного предпринимательства и свободной мобильности людей, товаров и капитала нет несовместимых конфликтов правильно понятых интересов различных лиц и групп лиц.
III
Вера в то, что существует непримиримый конфликт групповых интересов, существует много веков. Это было основным положением доктрины меркантилистов. Меркантилисты были достаточно последовательны, чтобы вывести из этого принципа, что война является неотъемлемой и вечной закономерностью человеческих отношений. Меркантилизм был философией войны.
Я хочу процитировать два поздних проявления этой доктрины. Первое — изречение Вольтера. Во времена Вольтера чары меркантилизма уже были разрушены. Французская физиократия и британская политическая экономия уже были готовы вытеснить его. Но Вольтер еще не был знаком с новыми доктринами, хотя один из его друзей, Дэвид Юм, был их главным защитником. Он писал в 1764 году в своем “Философском словаре”: “Быть хорошим патриотом — значит желать, чтобы твой город обогащался торговлей и был хорошо вооружен. Ясно, что страна не может выиграть, если другая не проиграет, и она не может преобладать, не делая других несчастными”. Здесь мы видим формулу современной войны, как экономической, так и военной, изложенную на прекрасном французском языке. Более чем восемьдесят лет спустя мы находим еще одну сентенцию. Ее французский язык менее совершенен и формулировка более жестка. Принц Луи Наполеон Бонапарт, впоследствии император Наполеон III, говорит: “Количество товаров, которые экспортирует страна, всегда напрямую зависит от количества пуль, которые она может послать в своих врагов, если этого требуют честь и достоинство ”
Мы должны помнить, что фоном достижений классических экономистов и вдохновленной ими либеральной политики были именно такие мнения. Впервые в истории человечества возникла социальная философия, которая продемонстрировала гармоничное согласование правильно понятых интересов всех людей и всех групп людей. Впервые возникла философия мирного сотрудничества между людьми. Она представляла собой радикальное ниспровержение традиционных моральных стандартов. Это было утверждение нового этического кодекса.
Все старые школы морали были гетерономными. Они рассматривали моральный закон как ограничение, наложенное на человека непостижимой волей Небес или таинственным голосом совести. Хотя могущественная группа имеет возможность улучшить свое земное благосостояние за счет нанесения ущерба более слабым группам, она должна соблюдать моральный закон и отказаться от продвижения своих эгоистических интересов за счет слабых. Соблюдение морального закона равносильно тому, чтобы пожертвовать каким-то преимуществом, которое группа или отдельный человек могли бы получить.
В свете экономической доктрины все обстоит совершенно иначе. В свободном рыночном обществе не существует конфликтов между правильно понятыми эгоистическими интересами различных индивидов и групп. В краткосрочной перспективе индивид или группа могут получать прибыль от нарушения интересов других групп или индивидов. Но в долгосрочной перспективе, потворствуя таким действиям, они наносят ущерб своим собственным эгоистическим интересам не меньше, чем интересам людей, которым они нанесли ущерб. Жертва, на которую идет человек или группа людей, отказываясь от некоторых краткосрочных выгод, чтобы не подвергать опасности мирное функционирование аппарата социального сотрудничества, является лишь временной. Это равносильно отказу от небольшой сиюминутной выгоды ради несравненно больших преимуществ в долгосрочной перспективе.
Такова суть морального учения утилитаризма XIX века. Соблюдайте моральный закон ради самого себя, не из страха перед адом и не ради других групп, а ради собственной выгоды. Откажитесь от экономического национализма и военных завоеваний не ради иностранцев и чужаков, а ради блага собственной нации и государства.
Именно частичная победа этой философии привела к чудесным экономическим и политическим достижениям современного капитализма. Это его заслуга, что сегодня на поверхности земли живет гораздо больше людей, чем накануне “промышленной революции”, и что в странах, наиболее продвинутых на пути к капитализму, массы наслаждаются более комфортной жизнью, чем зажиточные люди прежних веков.
Научной основой утилитарной этики стало экономическое учение. Судьба утилитарной этики неразрывно связана с состоянием экономической науки.
Конечно, было бы неправильным заранее полагать, что такая наука, как экономика, возможна и необходима, просто потому что мы одобряем ее применение к проблеме сохранения мира. Нельзя заранее предполагать существование закономерности экономических явлений и возможность научного и систематического изучения экономических законов. Первой задачей любого занятия проблемами, которые обычно называют экономическими, является поднятие эпистемологического вопроса о том, существует ли такая наука, как экономика.
То, что мы должны понять, заключается в следующем: если это исследование эпистемологических основ экономики подтвердит утверждения Немецкой исторической школы и американских институционалистов о том, что не существует такой вещи, как экономическая теория, и что принципы, на которых экономисты построили свою систему, иллюзорны, тогда неизбежны жестокие конфликты между различными расами, нациями и классами Тогда милитаристская доктрина вечной войны и кровопролития должна заменить доктрину мирного социального сотрудничества. Сторонники мира — глупцы. Их программа проистекает из незнания основных проблем человеческих отношений.
Не существует никакой социальной доктрины, кроме доктрины “ортодоксальных” и “реакционных” экономистов, которая позволила бы сделать вывод о желательности и возможности мира. Конечно, нацисты обещают нам мир после их окончательной победы, когда все другие нации и расы узнают, что их место в обществе — служить рабами господствующей расы. Марксисты обещают нам мир после окончательной победы пролетариев, именно, по словам Маркса, после того, как рабочий класс пройдет “через долгую борьбу, через целый ряд исторических процессов, полностью преобразующих как обстоятельства, так и людей “1.
Это действительно слабое утешение. Во всяком случае, подобные заявления не отменяют того, что националисты и марксисты считают насильственный конфликт групповых интересов необходимым явлением нашего времени и что они придают моральную ценность либо войне между народами, либо классовой войне.
IV
Наиболее примечательным фактом в истории нашего века является восстание против рационализма, экономики и утилитарной социальной философии; в то же время это восстание против свободы, демократии и представительного правительства. В этом движении принято выделять левое и правое крыло. Это различие надуманно. Доказательством является то, что невозможно отнести ни к одной из этих групп великих лидеров движения. Был ли Гегель левым или правым? И левое, и правое крыло гегельянцев, несомненно, правы, называя Гегеля своим учителем. Был ли Жорж Сорель левым или правым? И Ленин, и Муссолини были его интеллектуальными учениками. Бисмарка принято считать реакционером. Но его система социального обеспечения является вершиной современного прогрессивизма. Если бы у Фердинанда Лассаля не было еврейских родителей, нацисты назвали бы его первым немецким рабочим лидером и основателем немецкой социалистической партии, одним из своих величайших людей. С точки зрения истинного либерализма, все сторонники доктрины конфликта образуют одну однородную партию.
Основное оружие, применяемое как правыми, так и левыми антилибералами, — оскорбление своих противников. Рационализм называют поверхностным и неисторическим. Утилитаризм клеймят как подлую систему биржевой этики. В неанглосаксонских странах он, кроме того, квалифицируется как продукт британского “менталитета торгаша” и американской “философии доллара”. Экономика презирается как “ортодоксальная”, “реакционная”, как “экономический роялизм” и “идеология Уолл-стрит”.
Печально, что большинство наших современников не знакомы с экономикой. Все основные вопросы современных политических споров носят экономический характер. Даже если не принимать во внимание фундаментальную проблему капитализма и социализма, мы должны понимать, что темы, ежедневно обсуждаемые на политической сцене, могут быть поняты только с помощью экономических рассуждений. Но люди, даже гражданские лидеры, политики и редакторы, избегают серьезного занятия экономическими исследованиями. Они гордятся своим невежеством. Они боятся, что знакомство с экономикой может помешать наивной самоуверенности и самодовольству, с которыми они повторяют лозунги, подхваченные на ходу.
Весьма вероятно, что не более одного из тысячи избирателей знает, что говорят экономисты о влиянии минимальных ставок заработной платы, установлены ли они постановлением правительства или давлением и принуждением профсоюзов. Большинство людей считают само собой разумеющимся, что установление минимальных ставок заработной платы выше уровня ставок, которые установились бы на беспрепятственном рынке труда, является политикой, выгодной для всех, кто стремится получать заработную плату. Они не подозревают, что такие минимальные ставки заработной платы должны привести к постоянной безработице значительной части потенциальной рабочей силы. Они не знают, что даже Маркс категорически отрицал, что профсоюзы могут повысить доходы всех работников, и что последовательные марксисты в прежние времена поэтому выступали против любых попыток декретировать минимальные ставки заработной платы. Они также не понимают, что план лорда Кейнса по достижению полной занятости, с таким энтузиазмом поддерживаемый всеми “прогрессистами”, по сути, основан на снижении высоты реальных ставок заработной платы. Кейнс рекомендует политику кредитной экспансии, поскольку считает, что “постепенное и автоматическое снижение реальной заработной платы в результате роста цен” не вызовет такого сильного сопротивления со стороны рабочей силы, как любая попытка снизить ставки денежной заработной платы.2 Не будет слишком смелым заявлением утверждать, что в отношении этой изначальной проблемы “прогрессивные” эксперты не отличаются от тех, кого в народе называют “реакционными обманщиками”. Но тогда доктрина, согласно которой между работодателями и работниками существует непримиримый конфликт интересов, лишается всякого научного обоснования. Длительное повышение ставок заработной платы для всех тех, кто стремится к заработку, может быть достигнуто только путем накопления дополнительного капитала и совершенствования технических методов производства, которые это дополнительное богатство делает возможным. Правильно понятые интересы работодателей и работников совпадают.
Точно так же, маловероятно, что многие осознают тот факт, что сторонники свободной торговли возражают против различных мер экономического национализма потому, что считают эти меры вредными для благосостояния собственной нации, а не потому, что стремятся принести интересы своих сограждан в жертву интересам иностранцев. Несомненно, что в критические годы, предшествовавшие приходу Гитлера к власти, почти никто из немцев не понимал, что борцы с агрессивным национализмом, стремящиеся предотвратить новую войну, были не предателями, готовыми продать жизненно важные интересы немецкой нации иностранному капитализму, а патриотами, желающими избавить своих сограждан от испытания бессмысленной бойней.
Терминология, классифицирующая людей как друзей или врагов труда, как националистов или интернационалистов, свидетельствует о том, что незнание элементарных основ экономики является массовым явлением. Философия конфликта прочно укоренилась в сознании наших современников.
Одно из возражений, выдвигаемых против либеральной философии, рекомендующей общество свободного рынка, звучит следующим образом: “Человечество никогда не сможет вернуться к какой-либо системе прошлого. С капитализмом покончено, потому что он был социальной организацией девятнадцатого века, эпохи, которая ушла в прошлое”.
Однако то, что поддерживают эти потенциальные прогрессисты, равносильно возвращению к социальной организации эпохи, предшествовавшей “промышленной революции”. Различные меры экономического национализма являются копией политики меркантилизма. Юрисдикционные конфликты между профсоюзами по сути не отличаются от борьбы между средневековыми гильдиями. Подобно абсолютным правителям Европы XVII и XVIII веков, эти современные люди стремятся к системе, при которой правительство берет на себя руководство всей экономической деятельностью своих граждан. Если не считается ошибкой возвращение к политике Людовика XIV и Кольбера, то несправедливо исключать возможность возврата к политике Кобдена и Брайта.
V
Фактом является то, что живая философия нашего века — это философия непримиримого конфликта и разобщенности. Люди ценят свою партию, класс, языковую группу или нацию как высшую, считают, что их собственная группа может процветать только за счет других групп, и не готовы терпеть любые меры, которые, по их мнению, должны рассматриваться как отказ от жизненно важных групповых интересов. Поэтому о мирном сосуществовании с другими группами не может быть и речи. Примерами тут могут быть непримиримость ленинизма, французского интегрального национализма или нацистов. То же самое касается и внутренних дел. Ни одна группа давления не готова отказаться от малейших своих притязаний ради соображений национального единства.
Комментариев нет:
Отправить комментарий