В два часа ночи Вениамин Липшиц проснулся от брезгливого чувства к самому себе. Температура неподвижного воздуха за распахнутыми окнами поднялась, несмотря на отсутствие солнца и холодный свет луны, и все большое тело Вениамина покрыла влажная испарина.
Некоторое время он лежал неподвижно, ошибочно подозревая свой организм во внезапной вспышке болезни. Потом, услышав панический и короткий вопль случайного автомобиля, очнулся, все понял, вскочил и, снимая на ходу трусы, отправился в душ.
Пока Липшиц стоит под сладостными, холодными струями воды, чуть попахивающими хлором, я попытаюсь нарисовать портрет этого человека.
Вениамин Липшиц родился на свет, унаследовав некоторые особенности своего деда и матери. Дед Липшица владел внушительным ростом и огромной мышечной массой. Еще до войны с Гитлером, он выступал на арене цирка нижним в пирамиде, а каждый знает, что хлюпику на этот пост не пробиться.
Мама Вениамина была женщиной весьма миловидной, но небольшого роста и с «птичьими», тонкими, ничего, как будто, не весящими костями.
Липшиц унаследовал физическую «форму» деда, но «содержание» это формы взял у мамы. Получилась шутка природы, самый настоящий обман зрения.
Отец Липшица, человек деловой и энергичный, говорил своему сыну-подростку так: « Веня, каждому надлежит пользоваться тем, что дала ему природа. Это залог успеха. Иди в секцию баскетбола».
Липшиц послушно шел. В секции обрадовались парню гренадерского роста, но со временем радоваться перестали. Веня так и не научился играть в баскетбол. Талантливая форма не могла компенсировать бездарное содержание.
Под знаком этого противоречия и прошла вся дальнейшая жизнь Вениамина Липшица. Особенно семейная жизнь. До переезда в Израиль он был трижды женат. Не очень опытные дамы восхищались могучей статью Вени, брали его, покорного, за руку и вели в ЗАГС. Но очень скоро выяснялось, что внутри огромного тела сидит маленький и очень слабый человечек. Вынести такое разочарование женщины не могли и бежали от бедного Липшица, сломя голову.
Если честно он бы мог поправить положение, если бы хоть раз сделал попытку вернуть кого-либо из жен, но Веня и в суд-то за разводом шел с большим трудом, нехотя и зевая от скуки.
Однако, последнее поражение на семейном фронте подействовало на Липшица странным образом: он решил переместить себя в пространстве, то есть воспользоваться национальностью своей мамы.
Липшиц бросил скромную должность на картонажной фабрике, продал однокомнатную квартиру в городе Серпухове, оформил документы на выезд, и летом 2002 оказался в Израиле.
Знакомые отговаривали Вениамина, пугали его волной арабского терроризма, но Липшиц всем отвечал привычной шуткой:
- Я мужичонка маленький, в меня не попадут.
Знакомые посмеивались, глядя на огромного, под два метра, Липшица, и в глубине души не считали, что Еврейское государство в чем-то выиграет, взяв на прокорм такого верзилу.
Надо сказать, что после последнего развода Липшиц твердо решил в брак больше не вступать. Его мнение о слабой половине рода человеческого с каждой очередной неудачей все ухудшалось и ухудшалось.
Вениамину не было еще и сорока лет. Женщины в Израиле интересовались им не меньше, чем в России. Веня, как и раньше, не сопротивлялся, когда его брали за рук, и вели в укромный уголок, но в остальном проявлял упрямство, так как иллюзиями насчет счастливой семейной жизни уже не страдал.
Необходимо отметить, что при всей своей заурядности Веня был удивительно пунктуален, подробен и даже въедлив. Еще в России он слышал разные байки о недобросовестности хозяев на рынке жилья в Израиле, а потому, когда нашел подходящую квартиру на съем, долго и внимательно проверял качество сантехнического, электрического и газового оборудования, окон и дверей в квартире. После проверки остался всем доволен, и только тогда подписал договор на аренду маленькой клетушки в Бат - Яме с исправным душем, но без кондиционера.
И вот теперь Липшиц охлаждал свое горячее тело, и с грустью думал о неизбежном возвращении к влажным простыням и отвратительной подушке, хранящей застарелый запах пота.
Он долго обтирал свое большое тело маленьким полотенцем, но, наконец, вздохнул тяжко и взялся за ручку двери дешевой. Что-то звякнуло в замке, и дверь не открылась. Вениамин нажал еще раз, но безуспешно. Судя по всему, механизм запора сломался, и язычок замка превратился в засов, отодвинуть который Липшиц никак не мог.
Так он оказался в заключении. Но понял он это не сразу и легкомысленно отнесся к бытовой, как ему показалось, неурядице.
Он стал копаться с предательским замком. Даже попробовал справиться с запором с помощью зубной щетки - других инструментов в душевой не оказалось. Вышибить створку он не мог, так как дверь открывалась во внутрь квартиры…. И вдруг Веня понял, что попал он в положение незавидное, и ему не выбраться из душа среди ночи ни при каких обстоятельствах. И событие это может сказаться на всей его судьбе в новой стране.
В Израиле никто не стал бы искать Липшица, и он никого не знал даже в том доме, где поселился.
Вениамин не страдал в мыле на лестничной площадке, как инженер Щукин из знаменитого романа Ильфа и Петрова. Он стоял относительно сухой, но тоже совершенно голый в душевой комнате арендованной квартиры, ясно сознавая всю унизительность своего положения.
У инженера Щукина был хотя бы шанс встретить человека на лестничной площадке. Он такого человека и встретил. У Липшица такого шанса не было. И тут, после первого приступа отчаяния, он сообразил, что позади душевой находится небольшой балкон, куда Вениамин сразу же вынес разное хозяйское барахло, и где стояла старая, проржавевшая стиральная машина. С балкона этого можно было позвать на помощь.
Но ночью!? И что кричать в чужой стране. Липшиц к тому времени знал всего лишь несколько слов на иврите. И тут его осенило. Он собрал в своей памяти школьные знания английского языка, с большим трудом перепоясал чресла коротким полотенцем, выскочил на балкон и тихо, придушенно произнес в кромешную темноту: « Хелп ми, хелп ми».
Никто, естественно, не отозвался. На балконе было душно и мерзко, близкое море отдавала бетону домов свою излишнюю влагу, большое тело Вениамина Липшица вновь покрылось липким потом. Он даже подумал, что хорошо в такую ночь оказаться взаперти в душе. Не возбраняется вновь смыть этот мерзкий пот. И вообще, можно вполне переждать до утра и даже поспать в душевой кабинке, притулившись к прохладной стене.
Он подумал так, но почему-то панически испугался образу своих мыслей, снова выскочил на балкон и, забыв о природной деликатности, отчаянно заорал в темноту: « Помогите!»
- Ты чего орешь! – отозвался почти сразу грубоватый, прокуренный голос. Шел этот голос с балкона квартиры над Вениамином и, казалось, прозвучал совсем рядом.
- Замок испортился! – крикнул Липшиц. – Я выйти не могу из душа.
- Не ори! – настоятельно посоветовали ему. – Ребенка разбудишь. Это бывает. Такие у них замки. Потерпи, я сейчас инструмент найду.
Липшиц терпел несколько минут в надежде на избавление. И вдруг услышал шорох, а потом увидел в лунном свете гладкие, пухлые, женские ноги, а за ногами полу халата.
К соседу, попавшему в беду, цепляясь за толстую веревку, спускалась женщина.
- Я голый совсем! – отчаянно заверещал Липшиц.
- Ну и … с тобой, - грубо ответила соседка.
Вениамин попытался укрепить полотенце на бедрах, но сделал еще хуже. Его «фиговый листок» свалился, и Липшицу пришлось закрыть интимное место ладонями.
Женщина явилась к нему с мощным молотком и трехгранной отверткой. Сама огромная и голая фигура Липшица, казалось, не очень ее заинтересовала. Женщина решительно двинулась к двери.
- Хорошо, что не суббота, - сказала она. – Бери, и бей под основание.
- Я не могу, - сказал Липшиц.
- Чего это? – женщина впервые глянула на беднягу, и все сразу поняла. – Ладно, я на тебя не смотрю. Тоже мне бык тамбовский. Всяких видела. Работай!
Липшиц тяжко вздохнул, поставил отвертку и ударил по ней молотком.
- Да ну тебя, - сказала женщина. – Ни черта вы, мужики, делать не умеете. Дай сюда!
Последовало три точных, сильных удара, и дверь распахнулась. Липшиц бросился в комнату, напялил шорты и вышел к своей избавительнице.
Женщина, опустившись на табурет в тесной кухне, курила, жадно затягиваясь.
- Тебя как кличут? – спросила она.
- Вениамин, Веня, - сказал Липшиц.
- А меня Ниной зовут. Давно в стране?
- Три месяца, - сказал Липшиц.
- Один живешь?
- Один, - ответил Липшиц.
- Нельзя человеку жить одному, - пуская клубы дыма, сказала Нина
- А вы? – осмелел Липшиц.
- Я не одна, у меня сын есть, - сказала женщина. – Три года исполнилось, Сеней зовут.
- А муж? – спросил Вениамин.
- Выгнала. Хлипкий был, вроде тебя, - сказала Нина, и Липшиц с радостью подумал, что эта женщина сразу распознала его суть, и не будет делать ставку на рост и солидную массу. Ему даже понравилась прямота Нины, и сама эта женщина понравилась - и лицом, и фигурой.
- Закуривай? – предложила Нина, доставая пачку сигарет.
- Я не курю, - улыбнулся Липшиц.
- Пьешь?
- Только шампанское на Новый год.
- С бабами-то хоть спишь? – нахмурившись, спросила Нина.
- Это бывает, - тихо признался Липшиц.
- Только на меня не рассчитывай, - сказала Нина. – Мне с человеком хорошо и долго знакомиться нужно. Я брезгливая, с любым в койку не лезу.
- Я тоже брезгливый, - признался Липшиц.
- Ну, бывай, - сказала Нина. – Некогда мне, а то Сенька проснется, - и ушла от нового репатрианта, на этот раз через дверь. Ключ от своей квартиры она предусмотрительно захватила с собой.
Вениамин Липшиц не смог сразу заснуть на влажных простынях, но лежал он в хорошем настроении, улыбался каким-то, внезапно возникшим, теплым мыслям, и вспоминал слова своей прокуренной соседки: «Нельзя человеку жить одному».
Комментариев нет:
Отправить комментарий