СПЕШУ ПОДЕЛИТЬСЯ 29 декабря

Все началось с того, что после операции, из-за которой я сейчас и живу дополнительно уже почти два десятка лет, были все-таки осложнения. И правая рука перестала работать.

Т.е. мне не писать?!!

Денег не было совсем, и мои детки как пишущую машинку принесли со свалки компьютер. Он был такой старый, что на нем, наверно, еще Гомер печатал Илиаду с Одиссеей. Разумеется, печатал слепым методом.

Рука со временем починилась, а я тем временем стал компьютерный пользователь.

Как побочный результат – архив писем. Полузабытый взгляд на Израиль совсем тогда новенького "оле". Или "олима", как бодро склоняли мы на русский лад. 

Итак:

Сперва – полное ошеломление. Это же Израиль, та самая Па­лестина. Довольно быстро привыкаешь, но все равно, даже сейчас у меня иногда как-то голова кружится: в Иерусалим 401-м авто­бусом; Храм Гроба Г-дня – через Яффские ворота, потом прямо и налево; Западная Стена Храма (Котель Маарави), та самая "Стена плача" – либо 2-м автобусом, либо через Старый город, мусуль­манским кварталом и потом через тоннель, а там уже всякий по­кажет; печенье называется "Назарет" и не почему-нибудь, а просто фабрика печеньечная там, ну и все такое. 

Здесь все – рядом. И чудеса – рядом. 

В войну Саддам обстреливал ракетами  самый центр страны – и только, говорят, ОДИН убитый. И то как-то странно – ушла из дома при тревоге, а потом зачем-то вернулась. 

Котель – одна из главных святынь Израиля. Когда говорят "был у Стены", никто не спрашивает: "у какой?". По субботам (с вечера пятницы) прямо у Стены (огорожено) – плотная толпа мо­лится. И на всей площади полно народа. По другую сторону Стены – Храмовая гора и огромная мечеть Омара на том месте, где сто­ял Храм. Это мусульманский район. Уровень земли здесь почти у верха Стены. Так вот, года 4 назад, когда внизу толпа моли­лась, оттуда, со страшенной высоты арабы стали кидать камни на толпу. Может быть помните, вся советская печать негодовала – полиция застрелила тогда 19 арабов. Только так это и прекрати­ли. Так вот, на площади осталось валяться множество камней и – НИ ОДНОГО убитого и даже серьезно раненого. 

А чудеса маленькие, "бытовые"... И не удивляются особо. По-моему, как-то даже рассчитывают на них в обыденной жизни. Как заметил Бен-Гурион, «кто не верит в чудеса на Ближнем Востоке, тот не способен вести здесь реальную политику». 

Анекдот: У Клинтона на столе телефон странной формы. Спрашивают – чей? – А это прямой к Г-ду Б-гу. Но дорого, мил­лион $ минута. У Рабина такой же. – ?? – Да-да, прямой. – И дорого? – Нет, 10 агорот (копеек) минута. – ??? – Местная ли­ния. 

А это не анекдот: Телефонный код Иерусалима (столицы) – 02, Тель-Авива – 03, третий по величине город Хайфа – 04 и так далее. И не спрашивает никто – а у кого 01. Это местная остро­та, но ведь кода 01 действительно нет. 

И больше всего поражает, что все это и не поражает (поч­ти). 

Помню первый раз у Ко­теля. Подошел, положил руки на теплые огромные камни, сложен­ные еще при Ироде. Стою, думаю: - сколько, мол, поколений моих предков повторяло "В будущем году в Иерусалиме", уже сотни лет только по традиции, уже и не думая, не мечтая в самом деле там быть. Мама и папа говорили это  разве, что в детстве, а взрослыми уже не говорили и не думали. А вот я – здесь, дошел. Ничем никого из предков не лучше – а дошел за них за всех. Стою так, думаю и вдруг – щеки мокрые, слезы прямо-таки текут. Это у меня-то... 

А вот общение с христианскими святынями как-то не получи­лось. Ведь приехал я, как мне казалось, чуть ли не христианином. Дружил со многими евреями-христианами. Многие – вполне достойные люди. Многих близких и их детей крестил о. Мень. Мне, в знак особого расположения, пару раз предлагали креститься – каким-то чудом удержался. 

В чаянии большого религиозного чувства прошел в Иерусалиме всю Via Dolorosa, где проходил Крестный Путь со всеми его останов­ками, "станциями", как говорят католики. Прошел путь от Гефси­манского сада до темницы, куда Его привели, был в Храме Гроба Г-дня, который покрывает огромным своим куполом и маленькую часовенку (сам Гроб Г-день), куда входишь согнувшись, и Голго­фу и еще много залов и помещений многочисленных конфессий христианского мира. Был и в других храмах Иерусалима. В Нацерете (Назарете), Бейт-Лехеме (Вифлееме) и других местах христианских святынь пока еще побывать не удалось, но постараюсь побывать и там.

Был с экскурсиями и без, с друзьями и один, когда можно не разгова­ривать. Был в дневном многолюдстве и ближе к вечеру, когда на­рода почти совсем нет, так что в маленькую эту часовенку, (сам Гроб Г-день), куда обычно очередь, смог свободно зайти и долго в полутьме пробыть там один. Так же и на Голгофе...

Так вот, испытания этого я не выдержал. Было очень интересно, "познавательно", если можно так выра­зиться, но чувства, некоего подъема чувств – не испытал. 

Может быть потому, что все оказалось вовсе не таким, как ожидал. Хо­тя бы расстояния. Помните, у Булгакова Пилат долго смотрит на орла, который на большой высоте движется по небу всед за Ешуа. И когорты, которые проскакали от дворца Пилата до Лысой горы какие-то километры. А ведь там 10, ну 15 минут хода. Конечно, когда истерзанный ночными пытками и бичеванием тащит под бича­ми жуткую тяжесть креста, да еще в терновом венце – это очень далеко. Но орел-то просто парил бы в одной точке. И никуда бы не скакали когорты.

А потом, мне как-то мешала вся эта пыш­ность, какая-то даже парадность что ли вокруг такого страшного и горестного места. Все это золото и драгоценности.

Умом-то понимаешь, что хотели как лучше, хотели отдать сюда самое до­рогое. А вот сердце как-то не отзывается. Помню, в Волгограде пышный, напыщенный ансамбль Вучетича, который стоил, вероятно, совсем уж невероятно. Так вот, на мой взгляд, он явно проигры­вает простым развалинам "Дома Павлова".

Но может не отозвалось во мне и совсем по другим причинам. Ведь весь мир почти приез­жает сюда к христианским святыням. А космонавт Армстронг целовал камни откопанной ар­хеологами подлинной ViaDolorosa – ведь по ним ступал Иисус на последнем своем пути. А я ничего такого не испытал, хотя и ожидал и надеялся. 

А если возвратиться к сегодняшнему Израилю, то – здесь хорошо. Не оставляет ощущение, что с каждым днем, хоть на немножко, но становится лучше. И в личных делах и в государстве. Только бы не переставать это замечать. Может, мы так думаем потому, что живем сравнительно благополучно. А может так живем, потому, что так думаем. Но ведь действительно неве­роятная, на московский взгляд, природа. В том числе, конечно, и социальная. Здесь же не просто вечнозеленое, а вечноцвету­щее.  А как быстро привыкаешь. Как последний не скажу кто пе­рестаешь замечать и радоваться тому, что видишь, что ешь, пь­ешь (я имею в виду даже воду), чем дышишь, что не боишься на улице и вообще не боишься. И даже просто тому, что по улицам и даже дома все ходят, ну абсолютно все – в импортном!

 Конечно, если не только сквозь туристско-пенсионерские очки, то многим здесь пока трудно.

Трудно "русским". Так здесь называют евреев, прие­хавших из бывш. Союза. Особенно, как мне кажется, трудно ин­теллигенции в кавычках и без. С ее культурой, точнее, "куль­турностью", образованностью. Это же вещи такие, что не брать, а отдавать надо. А как отдашь? Как проникнешь в "принадлежащий тебе по праву" слой израильского общества? Твоё "тамошнее" ни­кому здесь вроде и не нужно, непонятно. А то, что могло бы быть понятным – попробуй, просунь сквозь узенькую щелочку ещё надолго, если не навсегда, чужого языка.

И об­щение с израильтянами ограничивается (за редким исключением) общением с мелкими работо­дателями, квартирохозяевами и т.п. хищной и жуликоватой публи­кой, с которой и "там" не нашел бы (и искать не стал бы) обще­го языка. 

Только что был (считался) обеспеченным и культурным, "с положением", "не хуже людей". А тут ни материальной обеспеченности (в особенности, по здешним меркам), ни признанной "культур­ности". А ведь казалось – уж этого-то не отнять... Со време­нем, многое как-то утрясается. Те, кто помоложе и лабильнее,  занимают, как правило, примерно то же место (эконишу), что и "там". Но – со временем. Говорят, нормальный срок для этого – лет 5-7. А дожить как?

Вижу, как здесь искренне страдают люди и нашего, да и мо­лодого, "продуктивного" возраста – от потери прежнего статуса, неспособности "найти себя", применить себя в новых условиях, измениться самому, применительно к этим условиям ... Наконец, просто от безденежья, которое воспринимается как унизительное, от невозможности позволить себе то, что здесь начинает ка­заться неотъемлемой частью быта, хотя в Союзе может быть даже и не знал, что такое бывает. Ведь кругом столько соблазнов и (были бы деньги) купить можно ну просто все...

А как люди горюют об утраченном гнезде, о дорогой, краси­вой, с их точки зрения, мебели. И чем дальше, тем больше утра­ченное  кажется  прекрасным,  а  утрата  горше. 

Очень трудно "пожилым" – от 45-50-ти до пенсии.  Наработа­но (и оставлено!) больше,             чем у тех, кто помоложе, а лабильности, нужной чтоб "отда­вать", использовать это – меньше. И язык идёт труднее. Притя­заний больше, а на работу не берут. "Любую" работу найти нетрудно. Есть курсы повышения и переквалифи­кации. И бесплатные тоже. Но важнейшее не используется, перегорает внутри. Может, только кажется, что важнейшее, но ведь кажется. Да и платят за "любую" негусто.

Как-то вдруг оказалось, что очень непросто совсем молодым – школьникам, подросткам. 

Может еще потому так трудно, что трудно совсем не так. Не так, как это можно было представить "оттуда". Ведь практически никто не голодает и та или иная крыша так или иначе есть над головой у всех. Но... Не знаю даже, как объяснить.

Ну представьте, что у вас красивый мужской рост – 180. И вы пере­езжаете (не туристом, а зависимым эмигрантом) в страну, где средний рост – метр. Или, наоборот, три метра. И вы, только что уверенный красавец, вдруг – урод. Одни жалеют и стараются как-то помочь, другие смеются, для третьих – чужак, да ещё це­ну сбивает на труд и повышает на продукты. А есть и четвер­тые: "Потерпите, не так всё и страшно, вы тоже скукожитесь, ну не до метра, но всё-таки, а уж дети точно будут чудненько мет­ровые и, может быть, не особо и стыдиться будут вас ..." 

Одно спасение – хорошо работать на хорошей работе. И (для начала хоть "или") хороший спокойный быт. Хотя бы не хуже "до­катаклизменного". Так ведь этого-то и нет! 

Надежды на капитализм, когда свободно действует рынок труда и капитала, капитал естественно притекает к местам с высоким трудовым потенциалом и т.п. – в Израиле пока оправды­ваются не очень. Большая часть крупной предпринимательской де­ятельности – под прямым контролем государства, а то и не­посредственно государственная. Т.е. идет по очень спорным по­литическим критериям, не особо эффективно, да и воруют. Всё это мы проходили – от Великих строек до Узбекского дела. Мел­кое предпринимательство в традиционных областях живет под непробиваемой пока таможен­ной и т.п. защитой государства. Поэтому местные товары, как правило, дороже и хуже, чем такие же за границей. "Внешней" конкуренции, которую никак бы не выдержать при  нередко отсталой техно­логии (повторю, в традиционных областях), пока что почти нет. И "олимы" сталкиваются с тем, что "никому ничего не нужно" – ни новых идей, ни новых лю­дей. Живём в последнем на земле оплоте социализма, в его Су­хумско-Ташкентском варианте. Он, конечно, и здесь уже развали­вается, но очень живуч. Так хорошо многие прижились при нем. При "перестройке" им действительно станет хуже, наверх, вый­дут совсем другие, возможно, даже "русские". Остановить этот процесс нельзя, но задержать можно. Что и делается.

Американская помощь на абсорбцию,  деньги совсем уж дармо­вые, как дармовые и используются – щедро уходят в песок... 

И стоит стон – всё забирает квартира, не остаётся на еду, считаешь каждую копейку, не на что лифчик купить... К продук­товому и прочему изобилию привыкаешь быстро, а к унизительной невозможности позволить себе даже скромную лишнюю трату – нет. Возможности, против ожиданий, возросли не так сильно, а уро­вень мат. притязаний подпрыгнул у всех.

А чего стоит вынужден­ное житье вместе с пожилыми родителями.

А дети, когда они вдруг понимают, что вы слабее их, ни защиты ни опоры, а еще "воспитывать" лезете.

А пятидесятилетние, когда оказывается, что при устройстве на работу анкетный "пятый пункт" ещё как действует и здесь. Только называется "возраст". А уж если "там" был кем-то ... Или казался ... 

И падает, падает, рушится самооценка. Ведь действительно рост какой-то дурацкий – 180. А с самооценкой и инициатива, а потом мужество, а потом и интеллект. И уж неизвестно, что луч­ше – замечать это за собой или нет ...

Проходят через это практически все. Одни выходят быстрее, другие медленнее, третьи (немало) – никогда. 

Но при всем при этом есть очень важный для приезжающих плюс Израиля – здесь чем-то ПОХОЖЕ. Ну может не столько на Моск­ву-Ленинград (прежние), сколько на Сухуми, но похоже. Оно мо­жет не так уж и хорошо, но адаптацию облегчает. С приездом всей этой массы стало еще более похоже. Даже с языком стало свободнее. Русская речь звучит чуть ли не повсюду. И, как мне кажется, похожий подход к общению. 

Я всегда стараюсь разговориться с теми, кто бывал в Шта­тах или других богатых местах, мог бы уехать туда или, наобо­рот, оттуда приехал жить сюда. Выспрашиваю – почему не уезжа­ют, почему приехали? Там же богаче, проще быт, обеспеченнее будущее. Ответы до удивления одинаковы: там одиноко, "запад­но". Каждый замкнут в своем мирке, своей семье, в своем, как правило, значительно более комфортном, чем в Израиле жилье.

Общение  там и без того скудное дополнительно ограничивается социальными и НАЦИОНАЛЬНЫМИ рамками. Самые дружеские отношения на работе никак не переносятся на дом. Общение клубного типа идет, как правило, только вокруг синагоги, пусть даже самой либеральной. Вход в нееврейские круги закрыт практически пол­ностью, да и о чем с ними.

Общения типа "Московская кухня", т.е. просто потрепаться – там, практически, нет. А тем, у кого это "в крови" – очень этого недостает. Как бы, говорят, ни было хорошо все остальное. Больше того, чем обеспеченнее все остальное, тем больше недостает. 

Конечно нам, при нашей нищей озабоченности, не очень верится, что доступная хорошая еда и одёжка, ухоженное и оборудованное современной техникой жилье, да еще машина, да не одна, да еще достаточный и материально подкреплённый досуг и т.п. – это ему, падле, мало. Но ведь го­ворят. И в один голос. И вот я как-то поверил... 

Хорошо помню, в первый свой месяц здесь однажды междуго­родным автобусом нечаянно проехал свою остановку. Т.е. оказался в другом го­роде. Была почти уже ночь. А деньги были все истрачены на этот, провезший меня автобус. В автобусе тут же нашелся "русский", завязалось всеавтобусное обсуждение, кто-то дал деньги, кто-то другой (по-русски ни слова), сделав хороший крюк, довел до нужной остановки и, наконец, кто-то еще, с кем разговорился (!) на обратном пути, уговорил поболтать с ним где-то за столиком с пивом. И прямо-таки заставил взять у него монетку, чтобы домой позвонил, успокоил, т.к. сидеть, мол, мы будем еще долго... Насколько я понимаю, первое возможно и в Америке или Англии-Германии. Но последнее, поболтать, как мне кажется,  - только здесь. 

Т.е. вообще тут конечно вроде бы "Запад", но и очень даже Восток, что, как оказалось, привычнее. И при вашем росте в 180, здесь средний рост все-таки не метр (или три), а, скажем, полтора (или 2,5). Да и 180-сантиметровых теперь уже совсем немало. 

Ну и страна не очень богатая пока, хотя, вероятно с боль­шим потенциалом. Уровень жизни много ниже, чем, скажем, в Шта­тах или Германии. Т.е. цены (особенно на жильё) выше и пока растут, а эмигрантские пособия и льготы – ниже. Зарплата также существенно (в разы) бывает ниже за ту же работу. Во всяком случае в известных нам областях – программирование, ВУЗ-ы, ме­дицина. 

Непросто и с политикой. Нам тут написал кто-то: "чтоб у вас как-то обошлось с арабами". Отсюда это видится иначе: "чтоб обошлось как-то между собой". Если бы здесь было единство и все думали бы единственно правильно (т.е. как я, например) – справиться с арабами, вероятно, не стоило бы осо­бого труда.

А сейчас здешнее положение, как это ни странно, похоже на положение в России перед Революцией. Вся "передовая часть общества", чуть ли не вся интеллигенция была тогда за бедненького, так несправедливо обиженного мужика и рабочего, чувствовала прямо-таки уж-жасную вину перед ними. Все были за революционеров (хоть эсеров- "бомбистов" , хоть большевиков). Либеральные присяжные поверенные и зубные врачи устраивали у себя "явки" и т.д. И никто не поминал пушкинское про "бессмысленный и беспощадный", никто и представить себе не хо­тел, что значит выпустить на волю вековой запас ненависти к "барам" и вообще к чужим.

И получили.

Такое же было среди среднего класса и даже части аристок­ратической молодежи и перед Французской революцией. Тоже все были за свободу, прогресс и против тирании.

Это Людовик XVI был им тираном! Был бы вправду тираном – никто и не пикнул бы. А тут увидели – можно. "Аристократов на фонарь", как шикар­но-шокирующий образ. А получили гильотины совершенно всерьез и для самого широкого круга. А ведь это были люди хотя бы одной "крови", одной веры, одного языка. С почти северным, ну хоть среднеевропейским темпераментом. Ци-ви-ли-зо-ван-ные. 

Здесь израильские "левые" (социалисты и т.п.) за мир с бедненькими арабами на основе отдачи им "несправедливо отнято­го" и прочее. Естественно, в разумных рамках, под разумным контролем. Так ведь все и тогда так думали, да вот удержать этот самый контроль не очень-то получалось. А ведь здесь сгу­щение ненависти куда круче – тут и "кровь", и религия, и реаль­ная причина ненависти – не просто чужаки, а захватчики, про­водники всего мерзкого и чуждого на исконно арабской, мусуль­манской земле. А темперамент и традиции какие! И поддержка всего арабского мира, да и вообще прогрессивной мировой об­щественности – она же всегда за справедливость, если только за чужой счет.

Никто и помнить не хочет про погромы, когда (при англичанах!) арабы вырезали еврейское население. Про наши Сумгаит и Фергану вообще никто не знает. А ведь тогда это было хотя бы официально "нельзя". Просто власти (как почему-то всегда бывало при погромах) немного не успева­ли. А если и официально и религиозно будет "можно" и даже очень? 

И вот в таких условиях наше "левое" правительство факти­чески выпускает все это на волю. Иногда даже в буквальном смысле – из тюрем по требованию палестинцев еще до окончания переговоров тысячами выпускали и продолжают выпускать банди­тов. Многие из них почти сразу получают оружие в качестве па­лестинских полицейских. А некоторые не ждут этого и совсем сразу включаются в террор, как тот, кто взорвал автобус в Афу­ле и поубивал школьниц. А каков накал страстей и какая вера в загробную награду за святое дело! Ведь в Афуле и Хедере, где тоже взорвали автобус с людьми, действовали "камикадзе", взры­вали вместе и себя.

А тут еще Израиль демонстрирует (с их точ­ки зрения) слабость – идет на всякие уступки и, главное, поз­воляет заложить фундамент под будущие уступки, может быть, уже кардинальные. Все это, как многие здесь считают, может здорово подорвать безопасность Израиля. Рабин-Перес и поддерживающие их делают ставку на Америку, ООН, и вообще на передовое и прогрессивное.

Но и Катастрофа и все войны Израиля ясно пока­зали, что независимо от того, сможет ли, захочет и успеет ли защитить нас Америка или кто другой, Израиль должен защищать себя сам. 

Жизнь показала, что мы это можем. Сегодня Израиль единственное на земле место, где евреи могут защитить себя са­ми, а не надеяться на "милость доброго гоя". Нельзя позволить это отнять. А правительство, "левые", как многим здесь ка­жется, это делают. Вот с ними и надо, чтобы "обошлось". Может и обойдется.

Тем более, что со всеми социалистическими пере­косами, это все же свободноватая страна, и оппозиция так или иначе имеет некоторую силу. Проходят многотысячные демонстра­ции, которые, как это Советскому  Человеку ни странно, оказыва­ют какое-то действие. Посмотрим. А может и поучаст­вуем в меру сил и возможностей. 

Вот так это виделось и описывалось пару десятков лет назад. 

                           ВАДИМ РОТЕНБЕРГ