В этой статье представлены две точки зрения по вопросу о том, может ли Путин пойти на применение ядерного оружия. Одна характерна для мейнстримных экспертов и исходит из предположения, что, хотя возможность ядерной эскалации сохраняется, российские власти действуют рационально и постараются избежать ее. Альтернативный взгляд на эту проблему приводит нас к другим — чрезвычайно тяжелым выводам.
Что говорит мейнстрим? «Путин и его элиты рациональны — следовательно, он не начнет ядерной войны»
Возможность ядерной эскалации остается одной из самых серьезных проблем для анализа. Ядерная доктрина России и до последних изменений (о возможности использовать ядерное оружие в ответ на применение конвенциональных вооружений по российской территории. — Прим. ред.) допускала использование ядерного оружия в ответ на экзистенциальные угрозы — и потеря ключевых территорий в Украине (например, Крыма) может восприниматься Кремлем именно как такая угроза. Такую же трактовку могут получить и факты потери «новых регионов», так как это формально соотносится с пунктом доктрины о «риске для государственности» и, как следствие, — о «нарушении целостности» РФ.
Хотя Путин и его окружение часто использовали ядерную риторику для запугивания и сдерживания противников, фактическое развертывание российского ядерного оружия остается более сложной проблемой. Историческая осторожность Путина в сценариях прямых столкновений с НАТО предполагает, что, хотя он готов применять ядерные угрозы в качестве стратегического инструмента, он полностью осознает катастрофические последствия. Ядерная политика Кремля разработана вокруг доктрины сдерживания, и российские военные и политические элиты с большой вероятностью будут сопротивляться любому решению, которое приведет к глобальному ядерному конфликту. Более того, глобальные последствия — от международной изоляции до потенциальных ответных ударов — создают необходимые факторы сдерживания.
Хотя возможно, что в случае неминуемого краха режима или личного поражения Путин, как пишет, например, американский ученый-социолог Сергей Ерофеев, пойдет на ядерную эскалацию, но
существуют многочисленные институциональные и геополитические сдерживающие факторы, которые делают такое решение маловероятным.
По мнению Ерофеева, военное и политическое руководство России полностью осознает, что применение ядерного оружия может не только уничтожить мир, но и привести к концу режима Путина. Таким образом, в рамках этого анализа угроза ядерной войны остается критической проблемой для всех сторон глобального противостояния, но фактическая вероятность ее начала остается низкой, за исключением экстремальных и неконтролируемых обстоятельств, роль и динамику которых следует изучить глубже.
Владимир Путин выступает с обращением в Кремле. Фото: Вячеслав Прокофьев / EPA-EFE / Sputnik
Роль ближнего круга Путина и институциональная динамика
Путин формирует и принимает решения не самостоятельно. Его власть во многом зависит от лояльности элит России — сложной сети олигархов, военных лидеров и технократов, пропагандистов и экспертов, которые обеспечивают функционирование «системы Путина». Эти элиты извлекают выгоду из стабильности режима и кровно заинтересованы в предотвращении любых действий, которые могли бы его дестабилизировать. Институциональная структура вокруг Путина обеспечивает определенные ограничения его власти (хотя эти ограничения не всегда существуют в явном виде), особенно в экстремальных сценариях, таких как ядерная эскалация. Если бы Путин серьезно рассмотрел такой шаг, весьма вероятно, что ключевые фигуры в военной и политической иерархии вмешались бы, чтобы предотвратить его.
Российские военная вертикаль структурирована таким образом, что решения о развертывании ядерных сил, так называемой «триады», и о дальнейшем ядерном запуске требуют более широких консультаций и консенсуса среди руководства. Учитывая, что стоит на кону, даже самые преданные сторонники Путина могут «спасовать» и отказаться участвовать в принятии решения, которое может привести к уничтожению мира. Кроме того, международные игроки, особенно Китай, который имеет стратегические интересы в поддержании глобальной стабильности, уже оказывают давление на Россию, чтобы избежать эскалации конфликта до уровня возможного применения ядерного оружия. Это говорит о том, что, хотя Путин обладает значительным личным авторитетом, его власть не абсолютна. Институциональная динамика внутри России в сочетании с международной дипломатией создают несколько уровней сдерживания от катастрофических решений. Система хотя изначально и предназначена для защиты личной власти Путина, также выступает в качестве буфера против крайних форм эскалации.
Национализм, патриотизм и общественное мнение
Внутренняя поддержка Путина тесно связана с его имиджем защитника российского суверенитета и идентичности, как их понимают в России. Его способность проецировать силу и контроль как в России, так и за рубежом помогла сохранить его популярность среди значительной части российской элиты и населения. Контролируемые государством СМИ сыграли решающую роль в формировании общественного мнения, изображая военные действия России как оборонительные и необходимые для защиты страны от посягательств Запада. Однако этот националистический запал — палка о двух концах. По мере того как война в Украине затягивается и число жертв растет, общественная поддержка Путина ослабевает. Если российская экономика продолжит деградировать от западных санкций (эту деградацию признал недавно сам Путин), а расходы на войну возрастут, ему будет труднее поддерживать имидж «везунчика».
Хотя национализм и «квасной патриотизм» помогли укрепить его режим, они также могут привести к росту недовольства, если общественность воспримет войну как провал или истощение национальных ресурсов.
Это растущее напряжение между общественным мнением, националистической риторикой и реалиями войны, вероятно, определит будущие действия Путина. Он может попытаться обострить конфликт способами, которые позволят сохранить лицо, но при прямой ядерной эскалации рискует потерять поддержку, на которую полагается для сохранения власти.
Эндшпиль Путина и исторические параллели
Авторитарные лидеры всегда использовали угрозу применения ядерного оружия для демонстрации власти и запугивания противников. Однако даже такие лидеры, как Сталин и Мао, которые демонстрировали крайнюю жестокость, проявляли осторожность, когда дело доходило до использования ядерного оружия. Угроза взаимно гарантированного уничтожения (MAD, Mutual Assured Destruction, странным образом концептуализированный английский акроним, означающий «безумие») долгое время служила мощным сдерживающим фактором, и это остается актуальным для Путина и сейчас. Его угрозы до нынешнего дня были направлены на создание неопределенности и страха, как это успешно делали другие автократы в прошлом. Урок ядерного противостояния холодной войны исторически очевиден: хотя ядерная риторика может обострять напряженность, фактическое применение такого оружия гораздо менее вероятно из-за разрушительных последствий для всех участников.
Путин, вероятно, может начать ядерную войну, но анализ его исторического поведения предполагает, что главной целью является выживание — как личное, так и политическое. Он последовательно предпринимал шаги для укрепления своего положения, от консолидации власти посредством конституционных изменений до устранения (в том числе физического) своих политических соперников. Хотя Путин может использовать привычную для себя риторику для угрозы ядерной эскалации, его действия указывают, что он предпочитает сохранять контроль над ситуацией, а не рисковать полным уничтожением. Более правдоподобно, что Путин будет искать стратегию выхода, которая сохранит его наследие и обеспечит продолжение правления. Именно сосредоточенность Путина на выживании делает маловероятным, что он намеренно приведет Россию к самоубийственной ядерной конфронтации.
Люди аплодируют, слушая, как Владимир Путин завершает свое ежегодное послание Федеральному собранию, 21 февраля 2023. Фото: Максим Блинов / EPA-EFE / Sputnik
Альтернативный анализ. Россия и Путин иррациональны
Если добавить в представленный выше мейнстримный анализ несколько дополнительных вводных, мы рискуем прийти к другим выводам. Внутренний круг Путина (прежде всего в лице братьев Ковальчуков) мог убедить его, что нет никакого «взаимного гарантированного уничтожения», а значит, возможна победа России в ядерной войне. Утверждается, что сценарии «ядерной зимы» были подготовлены учеными в прошлом, они не могли учесть того, что планета Земля способна абсорбировать ядерный шок силой 200–300 мегатонн. Более того, в окружении Путина могут настаивать на существовании сговора между обеспокоенными учеными-ядерщиками, которые доказывали своим правительствам, что ядерная война — это неминуемый конец цивилизации. Путин убежден, что все предыдущие лидеры СССР и России были трусами, в том числе во времена Карибского кризиса, а вот он и его окружение не сдрейфят и используют бомбу. Им движет сильное личное желание не «казаться слабаком» перед своим окружением, своим народом и остальным миром.
Желание Путина проецировать силу может перевесить рациональные стратегические соображения, особенно если он воспринимает отступление перед лицом западного давления как самоубийство. Это вносит элемент эгоистичного принятия решений в ядерную интригу и нарушает протокол применения ядерного оружия. Путин сегодня рассматривает ядерное балансирование как способ продемонстрировать свою абсолютную силу, поэтому он может предпринять действия, которые западные лидеры, живущие в парадигме традиционной логики сдерживания, отвергают как нерациональные. Аналог первого шага Карибского кризиса Путин уже повторил, разместив ядерное оружие в Беларуси. Затем он атаковал Украину стратегической ракетой, предназначенной для доставки ядерного заряда.
Теория Ковальчуков: выживание в ядерной войне
Концепция Михаила и Юрия Ковальчуков, основанная на последствиях прошлых катастроф, в том числе на анализе последствий извержения вулкана Кракатау в 1883 году, доказывает, что Россия может пережить ядерную войну, потому что Земля не испытала «ядерную зиму» после взрыва вулкана, высвободившего около 200 мегатонн энергии. Конечно же, эти теории неверны. Взрыв вулкана Кракатау, хотя и самый мощный из всех известных, не является точным аналогом последствий обмена ядерными ударами, особенно благодаря наличию экологических и радиоактивных осадков, которые сопровождали бы множественные ядерные взрывы по всему миру.
Но часть окружения Путина всерьез верит, что ядерный конфликт можно пережить, и это снижает порог применения ядерного оружия. Теория сдерживания предполагает, что взаимное гарантированное уничтожение не позволяет рациональным субъектам начать ядерную войну. Однако если Путин отвергнет эту базовую предпосылку, убежденный в том, что Россия обладает уникальной способностью выдержать ядерный конфликт, — весь баланс ядерного сдерживания рушится. Часть окружения побуждает его рассматривать ядерное оружие не как последний аргумент, а как жизнеспособный стратегический инструмент, поскольку предполагается, что Запад с его демократическими ценностями и гуманитарными страхами не ответит на применение ядерного оружия в полную силу. Косвенно это подтверждают и слухи о строительстве специальных объектов (гигантских бункеров) — например, в резиденции Путина в «Алтайском подворье» для высокопоставленных лиц России (что постоянно опровергается Кремлем).
Если Путин считает это жизнеспособным инструментом, мы увидим ограниченное применение ядерного оружия — возможно, в виде тактических ударов по Украине ради демонстрации силы против НАТО
— в сценариях, где он чувствует себя «загнанным в угол». Идея о том, что Россия может пережить обмен ядерными ударами, придает ему смелости в принятии решений и делает его менее восприимчивым к западному дипломатическому или военному давлению. Это увеличивает опасность просчета с обеих сторон. Западные державы, предполагая, что взаимное сдерживание всё еще работает, могут подтолкнуть Путина дальше, полагая, что он в конечном итоге отступит.
Россиянин катается на миниатюрном танке в парке «Патриот», 12 февраля 2023. Фото: Юрий Кочетков / EPA-EFE
Психология против рацио: двойственные мотивы Путина
Россия сегодня представляет из себя страну, лидеры которой сформулировали и реализовывают ложные цели общественного развития. Эти лидеры верят в свою непогрешимость и убеждают народ, что они правы, а поскольку народ не может ошибаться, то и лидеры как отражение общего мнения народа делают всё правильно. Подобные заблуждения активно поддерживаются пропагандой военного образца, которая начала обрушиваться на головы россиян с середины 2000-х годов. Следует понимать, что это не «Путин в головах россиян», это «россияне в голове Путина», что кардинально меняет оптику анализа. Решения Путина предполагают сложное взаимодействие между рациональными стратегическими соображениями и глубоко укоренившимися психологическими мотивами.
В то время как традиционный геополитический анализ, как правило, фокусируется на рациональных расчетах, таких как интересы национальной безопасности России, военные возможности и экономические ограничения, психологические факторы, укорененные в личных страхах, желаниях и самовосприятии Путина, могут играть равную, если не более важную роль в формировании его решений. Настоящая опасность возникает тогда, когда психологические мотивы Путина (эго, желание оставить след в истории, страх показать свою слабость) сталкиваются с тем, что обычно рассматривается как рациональные ограничения (выживание российского государства, экономические и дипломатические проблемы и управление военными эскалациями). Проблема Путина в том, что психологические факторы могут искажать или пересиливать рациональные, что приводит к опасным просчетам при реализации своих иррациональных действий.
Фатализм и загробная жизнь: оправдание ядерной эскалации
Хорошо известное заявление Путина о том, что русские «попадут в рай», а их враги «просто сдохнут», демонстрирует его фаталистическое мировоззрение, придающее ядерной войне значение не только стратегического характера, но характера религиозной битвы. Этот взгляд поддерживается РПЦ, в том числе патриархом Кириллом и духовником Путина епископом Тихоном Шевкуновым, которые утверждают, что смерть в ядерном конфликте — это переход к высшему возможному состоянию для русских. Подобные эсхатологические настроения разделяет и окружение Кадырова, в частности генерал Апти Алаудинов, которое постоянно транслирует идею, что «Россия может всё выдержать», в том числе может выдержать самые апокалиптические сценарии. Эта риторика не только нормализует возможность ядерного конфликта, но и подрывает предположение о рациональном сдерживании, при котором мировые лидеры избегают уничтожения цивилизации ради выживания. С позиции Путина, готового рассматривать ядерную войну как средство возвысить Россию духовно и морально, страх перед ядерной катастрофой отходит на второй план и превращается в религиозную догму. Сценарий «победы в смерти» ослабляет традиционные ограничения для ядерного оружия, делая его потенциально приемлемым инструментом, особенно в контексте путинского мировоззрения, где возможно выживание России и его самого после ядерной войны.
Российский военнослужащий рассматривает противотанковые комплексы NLAW и Javelin, на Международном военно-техническом форуме «Армия-2022», 18 августа 2022. Фото: Юрий Кочетков / EPA-EFE
Искажение протоколов применения ядерного оружия
Сформулированные выше доказательства преобладания у Путина психологических факторов над рациональными транслируются в изменения не только «ядерной доктрины», но и управленческой цепочки (execution) системы принятия решения и протоколов применения ядерного оружия. «Человеческий фактор», который неоднократно отводил человечество от начала ядерной войны в прошлом, может и будет работать в случае команды на применение ядерного оружия в реальном, а не в виртуальном воплощении. Замена Шойгу на «прагматика» Белоусова, вероятная замена начальника Генштаба Герасимова на подконтрольного «третьего» говорит о том, что Путин сознательно вводит в цепочку принятия решения на применение ядерного оружия людей, готовых выполнить любую его команду.
Роль министра обороны Шойгу в начале военных действий в отношении Украины заключалась в том числе в четкой трансляции Западу тезиса: «Россия не перейдет ядерную черту». Шойгу как многолетний российский элитарий заслужил высокую степень доверия со стороны элиты глобальной, включая мировые спецслужбы. У него сложились «доверительные» отношения с влиятельными лицами, которые могли транслировать его вербальные «гарантии» политическому истеблишменту западных стран о неприменении Россией ядерного оружия. Отметим, что таким же гарантом в свое время являлся и бывший руководитель Агентства МЧС «Эмерком» Олег Белавенцев во время аннексии Крыма. Офицер ГРУ и друг Шойгу, находившийся практически на пенсии, получил «второе дыхание» для своей политической карьеры, став одним из архитекторов аннексии Крыма, параллельно транслируя по всем своим контактам нарратив о «местечковости» конфликта в Крыму и на востоке Украины, его локальности и об отсутствии дальнейших планов эскалации у России. Его «усилия» были отмечены звездой Героя России, полученной вместе с генералом Алексеем Дюминым — бывшим в ту пору заместителем начальника ГРУ. Затем Белавенцева назначили представителем президента РФ в республике Крым.
Министерство обороны и лично Шойгу не имели отношения к стратегии и тактике военных действий — ни в Сирии, ни в Украине, поскольку это мандат Генштаба и команды Герасимова.
Шойгу отвечал за общее развитие Минобороны, в частности строительный комплекс ведомства. Он не принимал решений в части определения видов вооружений, их модернизации, поскольку эта роль была отдана на откуп родам войск армии РФ
во взаимодействии с ГК «Ростех». Шойгу выполнял роль «носителя ядерного чемоданчика» как второй части системы оповещения и управления ядерной триадой. Ведь именно министр обороны (а в его отсутствие — начальник Генштаба) должен по приказу президента начать приводить ядерные силы в определенное состояние, так называемое «развертывание», соответствующее определенным целям ударов и типам ядерного оружия. Министр обороны является важной частью всего процесса использования ядерного оружия, так как в целом процесс не является автоматическим и не запускается «одной кнопкой» из условного бункера Путина.
Российские солдаты загружают пусковые установки баллистических ракет «Искандер-М» в рамках российских военных учений. Фото: Пресс-служба Министерства обороны Российской Федерации / AP / Scanpix / LETA
Определенная «отстраненность» Шойгу, которая неоднократно проявлялась им с начала так называемой СВО по отношению к принятому решению президента, стала одним из основных факторов крушения команды Шойгу. И, с учетом отсутствия явных побед в Украине в стиле «возьмем Киев за три дня», принятие Путиным войны как долгосрочного проекта привело его к решению о необходимости иметь более преданного и однозначно поддерживающего войну человека на должности министра обороны. Путин хочет быть стопроцентно уверен в выполнении его команды по применению ядерного оружия, и поэтому его паноптикум должен состоять из зависимых от него бюрократов. Иначе любое мнение, идущее вразрез с мнением Путина и озвученное кем-то самостоятельным и компетентным из руководства Минобороны, может на практике привести к восстанию армии и крушению режима.
Начальник Генштаба Герасимов сохранил свою должность временно и только из-за того, что Путин понимает необходимость взвешенного подхода к ротации тактического военного руководства, то есть тех, кто осуществляет в моменте управление реальными боевыми действиями, к тому же после «ссылки» генерала Суровикина в Африку в 2023 году кандидатов с боевым опытом на смену начальника Генштаба осталось не так много.
С заменой Герасимова на еще более подконтрольную Путину фигуру риск применения ядерного оружия становится абсолютным. Сегодняшний министр обороны Белоусов известен как «человек-функция», как абсолютно механическая фигура в отношении поступающих ему команд со стороны высшего руководства. Для него «нажать ядерную кнопку» будет таким же простым действием, как нажать на кнопку лифта в здании Национального центра обороны РФ на Фрунзенской набережной. Его православная религиозность, граничащая с фанатизмом, также отвечает тем нарративам, которые сегодня выстроены Путиным в качестве столпов идеологии войны.
***
Приведенные выше логические построения не являются популярными, поскольку внутри нас всегда присутствуют и цензор, и «стоп-кран», не позволяющие человеку говорить и думать о гибели, а глобальная ядерная война — это хорошо изученная психологическая травма. Этот цензор — плохой помощник для ответственных политиков цивилизованных стран, которые опираются на свои собственные ощущения и свои ценностные системы при анализе действий Путина и России. К сожалению, для оценки действий Путина нужна другая оптика, которую мы и постарались продемонстрировать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий