Судьба появившегося на свет ровно сто лет назад в Тобольской губернии Павлика Морозова так и осталась загадкой. Действительно ли юный пионер выступил против собственного отца-подкулачника и за это был убит в 1932 году? Да в чем, собственно, заключалась вина его отца, недавнего красноармейца и председателя сельсовета? Почему мальчик на него обиделся — не за то ли, что отец ушел из семьи? Был ли сам Павлик пионером — пионерская организация появилась в тех краях через несколько лет? И кто на самом деле поднял руку на Павлика и на его младшего брата Федю?
Попытки установить подлинные обстоятельства этого трагического дела были предприняты слишком поздно, поскольку при советской власти Павлика Морозова ставили в пример подрастающим поколениям и призывали доносить на всех врагов советской власти, даже если речь идет об отце и матери.
«Вменить в обязанность»
В 1923 году создатель ВЧК Феликс Дзержинский предложил вменить в обязанность всем членам партии сообщать органам госбезопасности о любых отклонениях от генеральной линии. Следствие по политическим делам с первого дня было основано на внедрении агентов-провокаторов. Настоящего расследования не проводили. Для этого не было ни времени, ни умения. Доносчиков, осведомителей, секретных агентов ценили как главный инструмент следствия.
На ХIV съезде партии в 1926 году член президиума Центральной контрольной комиссии Сергей Гусев, не ведая, конечно, что сам попадет в мясорубку, говорил:
— Ленин нас когда-то учил, что каждый член партии должен быть агентом ЧК, то есть смотреть и доносить… Если мы от чего страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства.
Нарком внутренних дел Николай Ежов 1937 году на пленуме ЦК удивлялся:
— За несколько месяцев не помню случая, чтобы кто-нибудь из хозяйственников и руководителей наркоматов по своей инициативе позвонил бы и сказал: «Товарищ Ежов, что-то мне подозрителен такой-то человек, что-то там неблагополучно, займитесь этим человеком». Таких фактов не было. Чаще всего, когда ставишь вопрос об аресте вредителя, троцкиста, некоторые товарищи, наоборот, пытаются защищать этих людей.
Николай Иванович напрасно обижался на товарищей по совместной борьбе за идеалы марксизма-ленинизма. Недостатка в доносах не было.
Госплан репрессий
Но на практике доносы не играли сколько-нибудь важной роли в работе органов госбезопасности. Они, органы, действовали по плану, утвержденному начальством, которое методично придумывало все новых мифических врагов.
Скажем, в августе 1937 года политбюро утвердило приказ НКВД «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп и организаций ПОВ (Польской организации войсковой)». Организация эта никогда не существовала, поэтому просто брали людей с польскими фамилиями.
По «польскому делу» посадили 18 тысяч человек. Нарком внутренних дел Ежов приказал арестовать политэмигрантов, бежавших в СССР, то есть польских коммунистов, единомышленников Дзержинского.
Если бы сам Феликс Эдмундович дожил до Николая Ивановича, его бы тоже расстреляли вместе с теми поляками, которые предпочли Россию независимой Польше и в результате пали жертвами чекистов.
Начальник управления НКВД по Свердловской области комиссар госбезопасности 3-го ранга Дмитрий Дмитриев за «самоотверженные действия при выполнении правительственных заданий» получил в декабре 1937 года орден Ленина. О его работе начальник особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД комбриг Николай Федоров докладывал первому заместителю наркома Михаилу Фриновскому:
- «У него было мало поляков, он отдал кое-где приказ арестовать всех, у кого фамилия оканчивается на «ский». В аппарате острят по поводу того, что если бы вы в это время были на Урале, то могли бы попасть в списки подлежащих аресту».
Веселились они, кстати, напрасно: расстреляли всех троих — и Фриновского, и Федорова, и Дмитриева. Как иностранных шпионов.
Профессионалка
А доносчики использовались для показательных акций.
Когда после убийства Кирова 1 декабря 1934 года Сталин приехал в Ленинград, то рывшиеся по его указанию в архивах чекисты нашли давнее заявление Марии Волковой, малограмотной женщины, работавшей уборщицей и одновременно платным секретным сотрудником одного из райотделов НКВД.
Она написала, что в Ленинграде готовится контрреволюционный заговор с целью убить Кирова, Ворошилова и Молотова. Ее допросил оперуполномоченный особого отдела ленинградского УНКВД. Убедился, что ее обвинения ничем не подтверждаются, а сама она производит впечатление психически ненормального человека.
Теперь оперуполномоченного посадили за потерю бдительности, а Волкову привезли к Сталину. Она рассказала вождю, что присутствовала на собраниях контрреволюционеров, что вместе с убийцей Кирова дважды ходила в немецкое консульство, где ему дали 25 тысяч рублей. Пожаловалась, что обо всем предупреждала сотрудников НКВД.
А они не только не прислушались к ней, но и заставляли отказаться от показаний и пытали — загоняли каленые иголки под ногти.
Она сказала то, что было нужно вождю для начала массовых репрессий. Сталин распорядился оказать Волковой материальную помощь, выделить отдельную квартиру и позаботиться о ее здоровье. По ее показаниям арестовали больше 60 человек, в том числе сотрудников ленинградского управления НКВД.
Волкова продолжала доносить на всех, кого знала, и до смерти Сталина ее заявления внимательно рассматривались. Только в 1956-м проверка, проведенная КГБ, установила, что убийцу Кирова она просто никогда не видела, а Сталину рассказывала то, то прочитала в газетах. Ее отправили в лечебницу.
Доносчику — высокий пост
Осенью 1938 года Сталин решил полностью сменить руководство комсомола. И Ольга Мишакова, недавно назначенная инструктором ЦК ВЛКСМ, написала вождю донос на своих начальников. Собрали пленум Цекамола, на который приехали руководители страны. Секретари ЦК Александр Косарев, Серафим Богачев и Валентина Пикина были сняты со своих постов «за бездушно-бюрократическое и враждебное отношение к честным работникам комсомола, пытавшимся вскрыть недостатки в работе ЦК ВЛКСМ, и расправу с одним из лучших комсомольских работников (дело тов. Мишаковой)».
Газеты восторженно писали:
- «Тов. Мишакова, не побоявшаяся угроз и преследований бывших руководителей ЦК комсомола, доведшая до сведения ЦК ВКП(б) о вскрытых ею безобразиях, показала пример того, как надо отстаивать дело партии Ленина–Сталина».
Сформировали новый секретариат ЦК ВЛКСМ по главе с Николаем Михайловым, который никогда не учился, а рабочую жизнь начал в сапожной мастерской отца. Мишакова стала секретарем по пропаганде и агитации. В аппарате ее смертельно боялись. С 1947 года она заведовала отделом культурно-просветительных учреждений управления пропаганды и агитации ЦК партии, потом служила инспектором ЦК.
Она продолжала писать доносы. Называла тех, кто ей не нравился, «шпионами». Зная о том, что однажды на письмо Мишаковой откликнулся сам Сталин, ее «сигналы» воспринимались как руководство к действию, и люди вылетали с работы.
После ХХ съезда Комитет партийного контроля исключил Ольгу Мишакову из партии за клевету на большую группу партийных и комсомольских работников.
Миг счастья
Уверенный в себе чекист Виктор Абакумов приглянулся Сталину. После начала войны Сталин поставил его во главе военной контрразведки, после войны сделал министром госбезопасности. А через несколько лет решил сменить: не очень грамотный (четыре класса образования) и не слишком проницательный, министр оказался простоват для хитроумных комбинаций, постоянно рождавшихся в голове вождя. И тут же на стол Сталину легло письмо старшего следователя следственной части МГБ по особо важным делам подполковника Михаила Рюмина о том, что Абакумов и его люди не расследуют деятельность вражеской агентуры, не протоколируют все допросы заключенных, чтобы скрыть от вождя собственные промахи, что Абакумов обогатился за счет трофейного имущества и растратил большие государственные средства на оборудование своей новой квартиры в Колпачном переулке.
Как позднее выяснилось, Рюмин писал свое заявление в кабинете заведующего отделом ЦК Семена Игнатьева, который станет преемником Абакумова на посту министра. Потом донос Рюмина несколько раз переделывали в приемной второго человека в партии Маленкова.
Прочитав донос, Сталин остался доволен:
— Вот, простой человек, а насколько глубоко понимает задачи органов госбезопасности. А министр не в состоянии разобраться.
Абакумова сняли с должности и арестовали. Подполковник Рюмин сразу стал заместителем министра. Но ничтожному Рюмину участие в большой интриге принесло лишь миг счастья. Работник он был бездарный, поэтому карьера его оказалась недолгой. Через год он лишился должности, потом его арестовали и расстреляли.
Хозяин Москвы не угодил
В октябре 1949 года на имя вождя пришло письмо, под которым стояли заведомо придуманные подписи. Но содержание было пугающим. В письме говорилось, что в Москве возник заговор против Сталина, совсем как в Ленинграде. А по ленинградскому делу уже начались аресты высших чиновников. Всех ждал расстрел.
Главной мишенью письма был партийный руководитель Москвы Георгий Попов, еще недавно считавшийся любимцем вождя. А потом, похоже, Сталин заподозрил Попова в желании занять кресло первого человека в стране — его, Сталина, кресло.
Для формального разбирательства дела первого секретаря московского обкома и горкома нужен был повод, вот и появилось не очень грамотное письмо:
- «Попов самый молодой из секретарей ЦК. Его одолевает мысль в будущем стать лидером нашей партии и народа… На банкете по случаю 800-летия Москвы один из подхалимов поднял тост:
- — За будущего вождя нашей партии Георгия Михайловича.
- Попов расставляет свои кадры везде где может, с тем чтобы в удобный момент взять баранку руля страны в свои руки. Таким образом, Попов соревновался с ленинградцами в расстановке «своих» людей. Шла подготовка к захвату лидерства. В Москве начали поговаривать, что Попову дорога расчищена на этом пути. В кругах МК открыто говорят, что пост великого вождя перейдет Попову».
29 октября 1949 года Сталин инструктировал Маленкова:
- «На днях получил письмо, подписанное инженерами-коммунистами завода имени Сталина Марецким, Соколовой, Клименко о недостатках в работе секретаря МК тов. Попова. Я не знаю подписавших это письмо товарищей. Возможно, что эти фамилии являются вымышленными (это нужно проверить). Но не в этом дело. Дело в том, что упомянутые в письме факты мне хорошо известны, о них я получал несколько писем от отдельных товарищей Московской организации. Возможно, я виноват в том, что не обращал должного внимания на эти сигналы. Не обращал должного внимания, так как верил тов. Попову».
Попова лишили высокой должности и отправили директором завода в Куйбышев.
Тимашук недолго носила орден
Главный партийный идеолог Андрей Жданов был тяжелым сердечником. Летом 1948 года его отправили отдыхать на Валдай, где ему стало совсем плохо. Лидия Тимашук, заведовавшая кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы на улице Грановского (ее вместе с оборудованием доставили на Валдай спецсамолетом), сделав кардиограмму, поставила диагноз: «инфаркт миокарда в области передней стенки левого желудочка и межжелудочковой перегородки». Но врачи, обследовавшие Жданова, ее диагноз решительно отвергли. А через несколько дней Жданов умер. Результаты вскрытия подтвердили: Тимашук была права.
Она обратилась к человеку, который отвечал за здоровье членов политбюро, — начальнику Главного управления охраны Министерства госбезопасности генералу Николаю Власику: Жданову «не был создан особо строгий постельный режим, который необходим для больного, перенесшего инфаркт миокарда, ему продолжали делать общий массаж, разрешали прогулки по парку, просмотр кинокартин».
Власик дисциплинированно доложил Сталину. Вождь велел отправить письмо в архив.
Как говорит герой одного фильма, «мертвый — не значит бесполезный». Прошло несколько лет, и ушедшие в мир иной партийные руководители понадобились для грандиозного спектакля вокруг «врачей-убийц», затеянного Сталиным.
Вождь вспомнил списанное им в архив давнее письмо Лидии Тимашук, упрекавшей коллег-врачей в том, что они не так лечили Жданова. Мешало одно: начальник управления охраны Власик прекрасно помнил, что в свое время Сталин не заинтересовался этим письмом. Это и решило его судьбу: генерал лишился должности и был арестован.
- «Лечение тов. Жданова велось преступно, — доложил вождю новый министр госбезопасности Игнатьев. — Вражеская группа, действовавшая в Лечсанупре Кремля, стремилась при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь».
Лидию Тимашук 20 января 1953 года пригласили в Кремль и от имени товарища Сталина и советского правительства поблагодарили за бдительность. На следующий день в газетах появился указ президиума Верховного Совета СССР: «За помощь, оказанную Правительству в деле разоблачения врачей-убийц, наградить врача Тимашук Лидию Феодосьевну орденом Ленина».
Почти до самой смерти Сталина все газеты будут писать о враче-патриоте. Но счастье Тимашук тоже было недолгим. После смерти Сталина все эти дела рассыпались. 3 апреля 1953 года президиум ЦК КПСС отменил указ президиума Верховного Совета СССР о награждении Тимашук «как неправильный, в связи с выявившимися в настоящее время действительными обстоятельствами». На следующий день газеты сообщили, что ее лишили ордена.
Осведомители и резиденты
Большевики превратили страну в полицейское государство, все структуры общества были пронизаны сотрудниками госбезопасности. Они развратили людей, добились того, что приличные, казалось бы, граждане, спасаясь от страха, или за деньги, квартиру, поездки за границу, а то и просто в надежде на благосклонность начальства доносили на родных, соседей и сослуживцев.
Спецслужбы имели доверенных лиц, секретных осведомителей и резидентов. Доверенные лица работали без денег, их вербовка не оформлялась. Это были любители, которые сообщали обо всех подозрительных лицах. Секретные осведомители вербовались для слежки за теми, кто подозревался в участии в преступной деятельности. Лучшими осведомителями считались продавцы, официанты, чистильщики обуви, которых в те годы было немало. Им платили деньгами или продуктами. Резидентами служили пенсионеры, бывшие сотрудники правоохранительных органов, которые имели на связи 20–30 осведомителей. Резиденты трудились за зарплату.
При Хрущеве спецслужбы пытались отказаться от использования доносчиков, или, иначе говоря, тайных информаторов. В 1956 году министр внутренних дел Николай Дудоров подписал приказ о постепенном прекращении агентурной работы. После Хрущева все вернулось на круги своя, особенно когда председателем КГБ стал Юрий Андропов.
Член политбюро и руководитель Москвы Виктор Гришин вспоминал:
- «Андропов, по существу, восстановил все, что было во время Сталина (кроме, конечно, массовых репрессий)… Вновь стали просматриваться письма людей, почта различных организаций. Восстановлена система «активистов», «информаторов», а проще доносчиков в коллективах предприятий, учреждений, по месту жительства». О том же рассказывал и другой член политбюро, руководитель Советской Украины Петр Шелест: «За всем следят, все доносят, даже ты сам не знаешь, кто это может сделать. Установлена сплошная агентура и слежка. Как это все отвратительно!»
А вступающим в пионеры по-прежнему ставили в пример Павлика Морозова.
Комментариев нет:
Отправить комментарий