ПАЛЕЦ УКАЗУЮЩИЙ из дневника

 Летом 1952 года отправились мы с мамой в ссылку к отцу в холод, голод,  безводность Забайкальской степи. Готовились к самому худшему, но тут главный инквизитор земли русской  возьми и подохни. Так моя жизнь и продолжилась...
   
В году 1972 – ом удалось стать автором  сценария телевизионного спектакля, снятого на Центральном телевидении. По тем временам – большая удача. Спектакль был принят хорошо. Мне предложили сотрудничество в дальнейшем. Написал очередной сценарий, и он понравился редакции и режиссеру. Я уже стал думать, куда потрачу гонорар. Являюсь в очередной раз к телебашне, а мне и говорят:

 - Старик! Твой замысел отклонен.

- Чего это вдруг? – удивился я.

- Тебя видел главный, спросил: «Кто это?»

- Пришлось сказать – кто.

Последовала тягостная пауза.

 - Ну и что? – спросил я.

-  Все тебе разжевать надо, - злясь на самого сказал, сказал мой приятель. – Он сказал, чтобы этого парня я больше на студии не видел.

Совсем забыл об этой истории, но вот прочитал отрывок из последнего интервью Эдуарда Хиля и вспомнил.

«- Был такой Лапин, отвечавший за телевидение и радио в нашей стране. Вступив в должность, он сказал: «Надеюсь, следующий год будет без Мондрус, Мулермана и Хиля». А секретарь у него была моя родственница. Она спросила: «Почему?» Говорит: «Это евреи». На что она возразила: «Хиль не еврей». Принесли мое личное дело, Лапин его изучил и вычеркнул мое имя. Вот так: не важно, талантлив человек или нет, его выступления могли запретить».

 Ну и что? Тут же мы с другом получили заказ в Киеве на киностудии Довженко. Там директором был, конечно, тоже антисемит, но умеренный. Удалось сделать одну из первых в СССР экранизаций рассказа Андрея Платонова, затем вышло по нашим сценариям еще два фильма. Но вот и там сменилось руководство. Пришлось «делать ноги».

Ну и что? Очередной антисемит заставил нас вскарабкаться еще вышел. Мой соавтор стал работать на Мосфильме. Я – на Ленфильме, поближе к родному дому. Все это стало замечательным уроком. Крепко освоил: не бойся перемен. «Все к лучшему в этом лучшем из миров». Верно сказано, хотя сам Франсуа Вольтер изволил оспорить сказанное Панглоссом. Еще один вывод я сделал самостоятельно: НИКОГДА НЕ СПОРЬ С СУДЬБОЙ. ОНА НЕ В ТВОЕЙ ВЛАСТИ. ДЕЛАЙ ЧЕСТНО СВОЕ ДЕЛО И ЖДИ ПАЛЬЦА УКАЗУЮЩЕГО.

 1985 г. На студии Горького удается сделать еще один фильм, вполне советскую картину, но времена меняются, и в нашем фильме «Танцы на крыше» подростке танцуют брейк. Режиссер подставил меня, отправив на приемку картины в Госкино. Он не знал, что делал. Председатель этого цензурного органа – юдофоб ярый – видит меня – и личико его наливается свекольным соком.

 - Фашизм! Не позволю! Третью категорию! Без тиража! – орет он. Фамилию этого крикуна называть не хочется. Он не любил евреев, но зато любил Андрея Тарковского и дал ему возможность работать, вопреки всему, когда начальствовал на Мосфильме. Уже за одно это склонен простить ему ту истерику и совсем незаслуженную оценку фильма, которому, в конце концов, и экран дали и категорию хорошую. Случился тот скандал в самом начале 1985 г. А затем, в том же году, стали крутить в кинотеатрах еще два фильма по моим сценариям. Три фильма за год – редчайшая удача. Уже тогда, когда слышал ругань багроволицего начальника, знал, что разнос этот к добру. «Все к лучшему в этом лучшем из миров». Время было такое, когда не было большей похвалы, чем ругань цензурных церберов.

 Но не об антисемитизме я, не о нем. Надоел он до чертиков. Я о другом. Над всеми этими мелкими фигурами-юдофобов от Сталина до генерала - председателя ГОСКИНО тоже был свой присмотр.

 1988 г. Меня, автора десятка фильмов, наконец, принимают в Союз Кинематографистов. Похоже, «черные списки» уже не действуют. В награду, подарком, посылают в делегацией кинематографистов в Италию. Раньше даже о Монголии не мечтал, а тут вдруг такое: Милан, Флоренция, Венеция… Оказывается, совсем рядом другой, нормальный, сытый, благополучный, красивы мир, не пораженный проказой большевизма.

Я ожил. И уже совсем не было страшно, когда снова пришлось сидеть на приемке нашего, с Митей Светозаровым, фильма «Псы». Госкино в прежнем качестве доживало последние дни, но чудовищны судороги умирающего организма. «Комплименты», которые я услышал тогда, не идут ни в какое сравнение с руганью по поводу «Танцев на крыше». Сидел и думал, что именно на этой картине заработаю, как ни на одной другой. Так, в итоге, и оказалось.

 Но лучше бы не смотрел я в воду каналов Венеции. СССР вновь берет за горло. 1990 год. Тоска смертная. Есть работа и деньги, занятость и жадность держат на месте, но страна разваливается на части. В соседнем парке по ночам бандиты тренируются в стрельбе из автомата. На моих глазах «братаны» до смерти избивают владельца бензоколонки. В центре города, прямо передо мной, две машины берут в «коробочку» третью. Из машин выскакивают молодчики с городошными битами. Минута – и машина в коробочке без стекол. «Шедевры» юдофобской пропаганды на стенах домов и на полках книжных магазинов. Все близко, все рядом, как и пустые прилавки магазинов продовольственных. СССР живет на карточной системе. Правда, карточки стыдливо зовутся талонами. Сплошной мрак. С семьей неладно. Я, грешным делом, начинаю подумывать о самоубийстве – настолько тошно. Вдруг телефонный звонок. Этого прокуренного голоса  не слышал уже пятнадцать лет, но узнаю его сразу. Голос хрипит на том конце провода – и я начинаю видеть свет в конце тоннеля. Меня зовут, я кому-то, кроме детей, еще нужен на этом свете. Через месяц я гость Израиля. Полтора месяца в раю. Мне за сорок, но первый раз в жизни я чувствую за спиной крылья. Я должен жить здесь, но в России заложниками дети. Я не возвращаюсь, я спускаюсь в ад. Спокойно, без паники: «Все к лучшему в этом лучшем из миров». 

  Сколько и до этого и после было "нелепых" совпадений, "неожиданных" поворотов, выходов из "тупика" - "случайных" игр судьбы. Теперь-то я знаю, что за случайностью была неизбежная закономерность.

 1992 год. Знакомый показывает мне газету «Известие», где напечатано объявление о наборе подростков – евреев по специальной программе для учебы в Израиле. Я откладываю газету – и вижу в проеме открытой двери сына. Так решилась его судьба и моя тоже. К чему это я? Уверен, Кто-то властно, невидимо и невидимый, руководит нами в этом мире. Устраивает все по своей воле. Он не прощает нам грехи, но и видит достоинства. Все, что случилось в моей жизни и после 1992 года, в России и Израиле, – и радости, и горести, и здоровье и болезни, и достижения и просчеты – все было под пристальным наблюдением ТОГО, КТО СЛЕДИТ ЗА ГАРМОНИЕЙ И СПРАВЕДЛИВОСТЬЮ БЫТИЯ НАШЕГО. Надеюсь, что и дальше Он не потеряет меня из виду, а потеряет, тогда и наступит тот печальный момент моего календаря, когда не будет дальше ни дат, ни событий.