вторник, 2 мая 2023 г.

ЖЕНСКАЯ МЕСТЬ

 Женская месть

Эдвард РАДЗИНСКИЙ

 
Анатолий Эфрос должен был начать репетировать мою пьесу «Турбаза» в Театре имени Моссовета. И я шёл на встречу к главному режиссёру театра Юрию Завадскому – обсудить список актёров, которые должны были участвовать в спектакле. 
архив

 А накануне в журнале «Новый мир», который читали тогда все, была напечатана «Повесть о Сонечке» Марины Цветаевой. И там был такой персонаж – Юрочка. Этот Юрочка был безумно красив. Облик Юрочки был ангелоподобен. Все женщины сходили с ума от его ангелоподобия. А он…  Он любил, как объясняла его старая нянюшка, лишь троих: её, нянюшку, − за то, что обслуживала, свою сестру Верочку… «И себя в зеркале», – добавляет в повести зло Цветаева. Ибо Юрочка был никакой: ни горячий, ни холодный – прохладненький… 

И вот это беспощадное описание из 20-х годов, оказалось, относилось к живому человеку! Причём к человеку всесоюзно - известному: Герою Социалистического Труда, лауреату Ленинской и всех других возможных премий, главному режиссёру Театра имени Моссовета Юрию Александровичу Завадскому. К которому я и шёл в тот зимний вечер... 

Как вы догадываетесь, я мог и по телефону обсудить с Завадским список актёров, занятых в спектакле Эфроса. Но я пошёл к нему лично. Мне было интересно увидеть, как чувствует себя мужчина, которому из гроба дала пощёчину женская рука...

 Когда я вошёл в кабинет Завадского, сразу увидел на столе журнальчик. Он оценил мой взгляд и, помню, вдруг спросил: «Вы давно читали «Евгения Онегина»? Мне предложили прочесть его на радио». Я гордо ответил, что знаю «Онегина» наизусть. Оказалось, знал и он. И мы начали игру, читая не самые известные строки. Он начинал: «Одессу звучными стихами наш друг Туманский описал». А я должен был подхватить и продолжить: «…Но он пристрастными глазами в то время на неё взирал…» И так далее. 

И вдруг Завадский усмехнулся и спросил: «Вы любите старые письма? Мне кажется, они подойдут к великим старым стихам». И, не дожидаясь ответа, открыл ящик стола и выбросил на стол несколько писем. Потом взял одно и стал читать. 

Это было потрясающе! С первых строчек я понял всё! Только одна женщина в мире была способна на это словоизвержение Любви. И он был прав – как это звучало после Пушкина! Он читал письмо Цветаевой, а я слышал в каждой строчке её стихи: «Как живётся вам с чужою, здешнею...» И так далее. 

Это было исступлённое письмо женщины, которая любит и которую бросили. И всё встало на свои места. Это был уже не саркастический портрет «Юрочки», но портрет, написанный любящей женщиной, которую посмели не любить… И такая была у него печаль… Такая! Он опять видел её. Ту молодую плоть, изнемогавшую от страсти к нему. И знал, что и она, и Великая Любовь – всё исчезло, исчезло во времени.  

Кажется, потом он долго молчал, наконец сказал: «Вы знаете, мне трудно ставить «Горе от ума» Грибоедова, потому что Чацкий глуп… Только глупый мужчина будет ругать при любимой женщине человека, которого она полюбила. А вот Дон Жуан ровно так и сделает: решив бросить женщину, он окружит её невыносимой, надоедливой любовью. И когда он окончательно ей опостылеет и её глаза уже начнут искать другого и найдут – вот тогда он станет обличать другого. И чем больше он будет его ругать, тем скорее она уйдёт. И когда она уже с тем, другим, он доиграет до конца – будет возмущаться, ревновать, скандалить! Зачем?». 

«Помните: женщина вам простит всё, кроме равнодушия! Равнодушия не прощают. За него мстят»  

И он бросил письма в ящик.

Но я не забуду финал... В дверях он мне сказал: «А знаете, как Дон Жуан протягивает руку Командору?» И он показал. Он был, конечно, ещё и великий актёр. В его рукопожатии поначалу было безумное любопытство, потом вызов, а потом жуткий, невозможный страх смерти! Когда я уже выходил, лицо Завадского стало мёртвое… И тогда он захлопнул дверь. 

А я наконец понял – передо мною и был Дон Жуан. Который один-единственный раз не смог по правилам оставить женщину. Видимо, в тот раз – не смог...

 

Искусители

 

Есть два взаимоисключающих образа – Дон Жуан и Казанова. Для Дон Жуана самое главное – это любовная победа. Это ощущение своей власти над женщиной. И второе, но не менее важное: разоблачение скрытой греховности любой женщины… Вечной греховности Евы… 

Дон Жуан – это католический образ. Образ, подтверждающий формулу инквизиции: «Там, где не поспеет дьявол, успеет ведьма – женщина». Помните анекдот? «Женишься – бей жену». «Но за что? Я не знаю...» «Ничего, она знает». Вот эту формулу и   воплощает Дон Жуан. Он разоблачает женщину. И его наслаждение женщиной прямо пропорционально её недоступности. Он не может спать с проститутками, дешёвыми красотками и дорогими кокотками. Его они не волнуют. Чем недоступнее женщина, тем больше он её хочет. Чем выше пьедестал, с которого он стащит её в кровать, тем безумнее его страсть.

А Казанова... Это подарок женщинам. Он обожает их всех. И чем доступнее красотка, тем лучше. Ибо тем ближе наслаждение. Потому что для него самое главное – это радость соединения тел, счастье объятия, восторг обладания. Для него это жизнь. Иногда ему кажется, что он наконец нашёл   Единственную. Такова любовь Казановы к Анриетте. Но, как справедливо написала сама мудрая Анриетта: «Ты забудешь и Анриетту. Этот гон никогда не остановится». Ибо вся бесконечная любовная эпопея Казановы – тщетное   бегство от вечного одиночества.

  

Искусство любить

 

Это точнее всех объяснил Пикассо: «Если бы мне нечего было любить, я любил бы ручку двери». Эта способность – непременное свойство художника. 

 

«Умирает Любовь − погибает Художник. Умирает потребность и способность любить – приходит Старость» 

 

Однажды я набрёл на интересную историю. 

Бабушка Жорж Санд, в молодости знаменитая красавица, объясняет внучке: «Старость в мир принесла французская революция. В мои дни я попросту не встречала стариков… Моему мужу было шестьдесят два года, когда я вышла за него, мне – чуть за двадцать. Но он до последнего дня следил за внешностью, был красив, нежен, спокоен, весел, любезен, грациозен и всегда надушен. Я   радовалась его возрасту. Я не была бы с ним так счастлива, будь он молод. Ведь женщины красивее меня наверняка разлучили бы его со мной… А так   он был только мой! Я убеждена, что мне достался лучший период его жизни.   Мы не расставались ни на минуту, и мне никогда не было с ним скучно. У него было множество талантов. Мы играли дуэтом на лютне. Он был не только превосходным музыкантом, но, как часто бывало в нашем галантном веке, художником, слесарем, часовщиком, плотником, поваром и архитектором… Но главное – великолепным любовником. И ещё. Он и его сверстники знали не только как надо жить, но и как надо умирать. И если у   кого-то была подагра, они терпели любую боль, но никогда не пропускали прогулку с любимой. Воспитанные люди в моё время были обязаны скрывать свои страдания. Они считали, что лучше всего умереть, танцуя на балу, чем дома, в окружении зажжённых свечей и отвратительных людей в чёрных одеждах. Мой муж до конца умело наслаждался жизнью. А когда пришло время с ней расставаться, последнее, что он сказал: «Живите долго, моя дорогая, любите много и будьте счастливы». 

Они выходили из границ возраста и были молоды даже в старости. 

Вот что такое галантный век – последний, когда любовь управляла даже политикой.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..