ПОЛЬСКИЙ КОРИДОР

                              Краков. Еврейский квартал Владимир БЕЙДЕР
Страна-убежище

У нас, у русских (специально пишу без кавычек), отношение к Польше зачастую высокомерно-снисходительное. Это — от перекорма классической русской литературой, где оно как раз такое, чтобы не сказать просто презрительное, и от рецидивов советского имперского сознания. Ну, что Польша — какая-то полу-Европа, пройденный этап?

Этот обычный для нас взгляд на Польшу — свысока — так же неуместен, как, ни про кого будь сказано, высокомерие по отношению к родителям. Грубо говоря, это наша родина, сынок.

Потому что почти все мы, русские евреи ашкеназского происхождения, на самом деле евреи польские. Евреи вообще появились в Российской империи в нагрузку к землям поделенной между великими державами Польши.

А Польша к тому времени, как ее стали между собой делить великие державы, была самой еврейской страной Европы. Страной-убежищем, не хочу вас смущать аналогией.

Дело в том, что Эрец-Ашкеназ, давшая название нашему племени намного раньше, чем сама стала называться Германией, пыталась извести нас под корень задолго до того, как сформулировала эту задачу в емкой формуле «окончательное решение еврейского вопроса», и не раз. А по крайней мере дважды.

Первая большая волна накатила практически на всю Западную Европу, вернее ее евреев, с началом Крестовых походов. Прежде чем воевать за «гроб господен» в Иерусалиме, крестоносцы расправлялись со своими евреями в Европе — по месту жительства и по дороге к Палестине, куда зачастую и не доходили.

А вторая была погуще и помощнее. Она действительно едва не превратила Западную Европу в «юден фрай» — Гитлер остался бы без работы.

В середине XIV века в Европе разразилась эпидемия чумы — «Черная смерть», которая, как считается, уполовинила население континента, — люди мерли как мухи.

Ну, просвещенные европейцы быстро разобрались, откуда на них такая беда. И вместо того, чтобы научиться, наконец, умываться (не мылись они вообще), обвинили в распространении страшной заразы евреев.

Евреев стали вдохновенно, повсеместно и нещадно уничтожать. Целыми общинами. Это приобрело характер эпидемии, сравнимой с чумной. Она охватила всю Западную Европу, в Германии смерч не миновал ни одного города с еврейским населением. Было уничтожено более 300 общин.

Как можно было спастись от такой судьбы? Бежать из этого жестокого края! Куда? Туда, где охота на них еще не велась. На восток. Крупнейшей страной на востоке была Польша, лишь относительно недавно ставшая королевством со столицей в Кракове.

Польские короли стремились возродить города, разоренные татаро-монголами, — в крестьянской стране не хватало горожан. Потому и были раскрыты границы перед пришлыми ремесленниками и торговцами. Приходили и немцы, а уж евреи повалили валом. И так спаслись. Так Польша стала первой страной-убежищем для гонимого племени.

Именно в Польше сформировалась крупнейшая в мире еврейская община. И оставалась таковой несколько веков, пока потомки чумных погромщиков из той же Германии не настигли уже здесь потомков бежавших из их земель евреев.

Подбор слов

А сегодня вы приедете в Краков — и вам обязательно повезет, то есть вас никак не минет приглашение на прогулку по «Кракову еврейскому». Стада экскурсионных электромобильчиков снуют по центру, конные экипажи, прогулочные суда на Висле, толпы зазывал… Так что все равно не отвертитесь — поедете, и юный женский голос с украинским акцентом усталым речитативом в манере дикторши провинциального радио начнет из репродуктора экскурсию по главным краковским достопримечательностям — местам, где евреев больше нет.

— Сначала евреи селились на этих улицах Кракова, а затем королевским указом им был отдан отдельный город — Казимеж, — скажет она, и вы, скорее всего, воспримете это всего лишь как исторические сведения. А вам уже скормили знаковую версию польской истории и евреев в Польше — так, как она трактуется поляками, потому что кто девушку-историю имеет, тот ее, милую, и трактует.

Но что ж евреям в Кракове-то не жилось? Какой вменяемый торговец поменяет большой город на маленький? Может, не сами они переселились за Вислу? Может, наоборот, выслали их туда? Может — тем самым королевским указом?

Вы не поверите — так оно и было.

Привилегия нетолерантности

В 1495 году сбылась вековая мечта простых краковян — евреев выгнали из города. Этому счастливому событию предшествовало несчастье. В июне 1494-го в Кракове случился большой пожар. Не все взволнованные горожане растерялись — многие, воспользовавшись суматохой, стали грабить еврейские лавки и дома, а заодно убивать и калечить их хозяев, насиловать женщин — погром есть погром.

И раньше краковские мещане боролись с «еврейским засильем» неустанно — полтора века. Особенно усердствовали немцы. Им евреи мешали больше всего, поскольку занимались тем же, чем они, — ссудами, торговлей и ремеслами. Их так же, как евреев, привечали польские короли для развития городов. Но конкуренты никому не нужны.

Из Германии хлынул поток духовной литературы с описанием козней евреев, наезжали проповедники, изобличающие этот мерзкий народ. Местные священники быстро распознали тренд и переняли его. В 1407 году один из них поведал миру, что евреи убили христианского младенца, чтобы, как водится, на крови безгрешного замесить мацу, — и в Кракове произошел первый в Польше погром. Потом их повторяли время от времени — по мере накопления еврейского добра и христианских долгов.

Так формировалась система отношения к евреям в благословенной стране-убежище — на основе интересов, никакой эзотерики.

Купцы подзуживали городскую голытьбу, голытьба с готовностью зажигалась. Магистраты, идя навстречу пожеланиям граждан, вводили евреям ограничения на торговлю, ремесла, владение недвижимостью. Католические иерархи требовали от королей введения дискриминационных мер в масштабах страны. Короли — разные по-разному — понимая, какая польза казне и двору от евреев, сопротивлялись, как могли, но в конце концов уступали, ища компромисс.

Так, уже в XIV веке началась практика введения в королевских городах (федерального значения, как сказали бы мы сейчас) юридического статуса, называемого на латыни Privilegium de non tolerandis Judaeis, то есть привилегия нетолерантного отношения к евреям. Это давало право магистратам выселять евреев и не пускать их в города за исключением ярмарочных дней…

Итак, после большого погрома королевским указом от 1495 года было предписано ввести в Кракове норму Privilegium de non tolerandis Judaeis — выселить евреев из города за Вислу, где в предместье Казимеж им определили на жительство квартал в четыре улицы, обнесли его стеной с тремя воротами. А христианам там селиться запретили.

То есть понятно, что это было? Гетто. Вот что такое Казимеж — первое еврейское гетто в Польше.

Но никто вам этого в сегодняшней Польше не скажет. Краковское гетто обязательно покажут. Однако совсем в другом месте.

Брошенные стулья

К началу Второй мировой во втором городе Польши почти четверть населения составляли евреи. Их было больше половины среди краковских врачей и юристов. Евреям принадлежали самые процветающие бизнесы и самые красивые дома.

Немцы взяли Краков в самом начале войны. Первым делом устроили показательный погром. Губернатор Ханс Франк, впоследствии повешенный в Нюрнберге, поставил амбициозную задачу — сделать этот на четверть еврейский город «самым чистым» в генерал-губернаторстве.

В марте 1941-го краковских евреев снова погнали через Вислу, уже из Казимежа, в район Подгуже. Здесь было устроено одно из крупнейших в Европе гетто. И одно из самых страшных.

В мае 1942 года начались депортации в лагеря смерти. Местом сбора, а также селекций, экзекуций и предварительных расстрелов служила площадь Згоды, что значит Согласия, сразу у моста, у входа в гетто. После отправки очередного транспорта на площади оставались брошенные вещи, трупы и стулья (их приносили для облегчения ожидания тем, кто не мог стоять, а забирать уже было некому).

Теперь на площади — один из лучших в мире памятников жертвам холокоста: 70 стальных стульев — по одному на каждую тысячу уничтоженных краковских евреев.

Спастись удалось немногим. Большинству — случайно, как 8-летнему Раймонду Либлингу, будущему кинорежиссеру, лауреату «Оскара» Роману Полански, которого отец вытолкнул за колючую проволоку в момент ликвидации гетто. Кому-то — благодаря праведным спасителям, как сотням фигурантов «списка Шиндлера»: фабрика эмалированной посуды, конфискованная у еврея Натана Вюрцеля и доставшаяся Оскару Шиндлеру, была здесь, в Подгуже.

Фантастический успех фильма Спилберга создал новую отрасль краковского туризма. Восстановленную для съемок «фабрику Шиндлера» сохранили, сделали музеем — она стала местом паломничества. Почти все, кто бывает в Кракове, посещают ее, а евреи со всего мира приезжают и специально. Площадь Согласия переименовали в Героев гетто. Мрачный район Подгуже стал посещаемым. А значит — и доходным.

«Это все война и немцы…»

Как органична наша связь с этой землей! Как она экономична… Евреи обеспечивали экономическое развитие Польши, когда они здесь были, и продолжают это делать, когда их здесь нет. И — тем, что их нет.

А почему нас там нет?

Вроде бы понятно — холокост. Из шести миллионов жертв «окончательного решения» половина — польские евреи. Почти все, что были. Выжили лишь те, кто оказались в Советском Союзе. И те, кого поляки спасли. Совсем немного. Спасение своих евреев в Польше не было явлением массовым. Массовым было соучастие. Об этом вам не расскажут при посещении гетто и лагерей — по крайней мере, поляки, по крайней мере, на экскурсиях. Это все война и немцы — так здесь вспоминают о холокосте.

Однако отнюдь не случайно именно в Польше были размещены все нацистские лагеря смерти. Чем руководствовались стратеги «окончательного решения», определяя места главных фабрик уничтожения, — близостью «основного материала», чтобы далеко не возить, или традиционным антисемитизмом основного населения, чтобы «материалу» некуда было бежать? Скорее всего, оба фактора брались в расчет, и расчет оправдался. В некоторых гетто немцы не видели нужды даже ставить забор и охрану: евреи сами боялись сунуться за территорию — их бы тут же убили вчерашние соседи. В некоторых местах некого было и в гетто собирать: местные жители сами расправились со своими евреями, едва приходили немцы.

Наиболее известный случай — погром в Едвабне — местечке под Белостоком. Но оно не было единственным местом в Польше, где приход оккупантов отмечали уничтожением евреев еще до того, как за дело брались немцы, а Польша — единственной страной, где это происходило. Так же вели себя во многих случаях и литовцы, и украинцы, проявляя такую же изощренную жестокость.

И все же у польского антисемитизма были (да и есть) некоторые специфические особенности.

Первое. Соучастие поляков в холокосте базировалось прежде всего на бытовых резонах. Корысти там было больше ненависти.

Многие укрывали у себя евреев за мзду. Когда деньги и драгоценности «квартирантов» кончались — их выгоняли, сдавали немцам или убивали сами. Зажиточные евреи старались спасти хотя бы детей. Отдавали их в приличные семьи друзей и знакомых — предпринимателей, врачей, адвокатов — со всеми своими сбережениями. В сотнях случаев эти благодетели, прикарманив состояние уже сгинувших родителей, отводили детей в гестапо.

Польские полицейские ревностно охотились за прятавшимися евреями — им ведь полагалась треть от конфискованных у беглецов ценностей. Сельские старосты легко собирали крестьян в рейды по розыску евреев. «Ополченцы» делили меж собой отнятое у пойманных, а от властей получали хлеб, водку, сахар, деньги за каждую голову — кто ж откажется.

Второе. Поляки — один из наиболее пострадавших от нацистов народов — и после их ухода продолжали очищать свою землю от своих евреев. Сами.

Едва немцев выгнали — евреи стали возвращаться домой. Из укрытий, лесов, концлагерей, из СССР, где всем счастливцам пришлось пережить ссылку в Сибири и Средней Азии, а то и сталинские лагеря. К лету 1945-го на всю Польшу их было всего 55 500. А в народе разгоралось возмущение еврейским засильем.

Еще бы! Сколько бы их ни было, но то, что они есть и здесь, таило в себе большое неудобство и потенциальную опасность. Имущество трех миллионов польских евреев — от утвари домашней до самих домов, магазинов, клиник, фабрик — досталось преимущественно полякам. И что теперь делать с еврейскими чашками в буфете и ботинками, которые еще не успели сносить? Раньше отнимали немцы, а теперь будут евреи? Вопиющая несправедливость!

По стране прокатилась волна погромов. В Жешуве. В Кракове. Самый страшный — в июле 1946 года в Кельце. Милиция и войска присоединились к погромщикам. Около полусотни погибших, включая беременных женщин и детей. Погромы шли и в поездах. Евреев ссаживали на станциях и убивали, а то и просто сбрасывали на полном ходу.

За два года погибло (не умерло — погибло) около тысячи человек. К лету 1946-го в Польше было 250 тысяч евреев — самое большое количество в ее послевоенной истории. Столкнувшись с таким горячим приемом на родине, они побежали прочь и навсегда. Через полгода осталось меньше половины.

В 1948 году разразившаяся в СССР антисемитская кампания против «безродных космополитов» перекинулась на подведомственную Польшу. Умер Сталин, в Союзе началась «оттепель» — и выпущенный из тюрьмы глава польских коммунистов Владислав Гомулка порадовал недовольных трудящихся шумной кампанией изгнания евреев с руководящих постов. Поднялась новая волна эмиграции — и к концу 50-х в стране осталось всего 30 000 евреев.

Следующая волна — после победы Израиля в Шестидневной войне 1967 года. Гомулка объявил евреев «пятой колонной», и по всей стране начались публичные разоблачения сионистов. Благо границы были открыты — евреи побежали. В Израиле эту волну репатриации называют «алией Гомулки». К началу 70-х в Польше осталось 6000 евреев, в основном пожилых. По переписи 2002 года — чуть больше тысячи. В процентном отношении к населению — около нуля.

Страна, некогда сохранившая евреев Европы от исчезновения, демонстрирует ныне другой феномен: сохранение антисемитизма при отсутствии евреев.

Наследники. Еврейский лубок

Сколько в Кракове евреев, точно не знает никто. Мало.

Религиозной паре в нашей группе израильских журналистов повезло: они пришли в синагогу — и попали на церемонию брит-милы (обрезания) новорожденного — первый брит за три года.

Евреев нет, а еврейское присутствие — на каждом шагу.

Вот Еврейская площадь, бывшая рыночная, с круглой ротондой посредине, где когда-то шойхеты забивали птицу, а теперь — скопище забегаловок местного фастфуда и пивняков, вечно забитых под завязку, гульба не утихает всю ночь.

Вот тщательно восстановленные еврейские надписи на фасадах. Вот вывески еврейских ремесленников, давно сгинувших в Треблинке, Освенциме или Подгуже.

Вот еврейские рестораны на любой вкус — кошерные и не очень, пафосные и попроще.

Вот еврейский книжный магазин — вся еврейская экзотика в стиле ностальжи: этажерки с дисками песен на идише, путеводители по еврейскому Кракову на всех языках, религиозная литература, Алеф-Бейс всех видов — от плакатов на стенку до магнитных плакеток на холодильник — и самый массовый вариант: тетрадки и блокнотики, где еврейского только цветные обложки.

Вот музеи. Вот синагоги, еще не ставшие музеями. Вход — платный. Недорого, но коробит.

Вот афиша концерта местных клейзмеров. Надо ли говорить, что в капеллах ни одного еврея, да и откуда им взяться? Но играют каждый вечер — шпилн фидл, шпилн.

Вот еврейский молодежный клуб. Когда я его снимал, весь двор был забит шумными американскими школьниками или студентами — приехали прикоснуться к корням.

В витринах каждой сувенирной лавки выставлены забавные фигурки евреев — как не войти? Внутри грудами навалены в лотках крошечные пластмассовые еврейчики — на любой вкус: черненькие, рыженькие, в шляпах, штраймлах, кипах, лапсердаках, смешных жилетках, талесах и талит-катанах, белых чулочках, с дудочками и скрипками, молитвенниками и счетами, с брелочным колечком на вороте и магнитиком на спине. И каждый этот еврейчик зажимает в ладошке, а то и крепко держит в двух, желтую монетку в один грошик. Я лишь потом узнал — такая польская примета: еврей с грошиком в доме — к деньгам.

Точно. Таков и есть настоящий образ еврея в сегодняшней Польше. Еврей — это не только прикольно, это — прибыльно.

А теперь — серьезно. Очень.

Еврейское наследие стало хорошим товаром. Он пользуется спросом. Раз есть товар и есть на него спрос, а евреев нет, совершенно естественно, что торговать им будут поляки.

Конечно, если знать и брать в голову то, как настойчиво и жестко избавлялись поляки от своих евреев, вам может показаться несправедливым, что именно они оказались их наследниками. Это как еврейские сервизы в домашнем буфете и ботинки, снятые с трупов.

Но тогда у меня вопрос к вам. Вернее, ко всем нам, евреям.

А что сделали мы, чтобы наследие великой ашкеназской культуры и ее уникальной истории стало для нас своим? Что знаем мы о своем прошлом и вечном? Как его храним, восстанавливаем, передаем детям? Кто из нас знает идиш, литературу на нем — хотя бы в переводах? Кто знает, какой она была? Хотя бы интересуется?

Отцы-основатели Израиля — государства, благодаря которому возродился еврейский народ после кошмара холокоста, — сами выходцы из польских местечек, намеренно пропускали галутный период нашей истории, чтобы в новой стране новый народ ощущал себя наследником царей и воинов библейских времен, а не униженных местечковых махеров рассеяния. Эта избирательная забывчивость была оправданна и правильна для них и тогда. Для нашего поколения ни этих резонов, ни оправданий нет.

И пока мы не сделали ничего или почти ничего, чтобы сделать это наследие своим, нечего сетовать, что его приватизировали другие. И пока мы не сделаем это всем миром и со всей одержимостью, на которую способны, нам будут скармливать наше национальное достояние из чужих рук — адаптированное ими, перекроенное под их представления, искаженное на свой лад — эрзац-продукт, еврейский лубок, карикатуру вместо портрета, фальшивку вместо подлинника.

В чудесном Кракове вам предложат только то, что у них есть, — именно это.

Так что — не ехать? Наоборот! «Поезжайте в Краков — и всё!» — скажу я, подражая польскому еврею Паниковскому. Только знайте нечто большее, чем вам покажут и расскажут. Собственно, ради этого я и писал этот текст.

Из Эрец-Ашкеназ в Эрец-Исраэль мы шли (а некоторые до сих пор в пути) по польскому коридору. Он всего лишь коридор, но протяженностью в семь веков. В нем мы спаслись, в нем нас убивали. Он во многом сформировал нас. Жить в коридоре нельзя, а заглянуть можно. Здесь еще стоят пылятся бабушкины сундуки. Ну и что, что в них рылись чужие руки? В этих сундуках наше прошлое, а сундуки — в коридоре. Польском. Вот мы и едем в Польшу.