Звуки музыки
Материал любезно предоставлен Tablet
Как звучит национализм по‑еврейски? Как «А‑Тиква»? Гимн национального государства — самое национальное, что только может быть. А может, как «Хава нагила»? Она — практически неофициальный гимн сионизма. Или как что‑то вроде «Ойфн припечек»? С 1899 года, когда «Ойфн припечек» опубликовала одна идишская сионистская газета, эту неоднозначно ностальгическую «народную песню» Марка Варшавского объявляли своей такие разные еврейские национальные идеологии, что просто диву даешься, в том числе советское революционное движение, ревизионистский сионизм и советские отказники. Сегодня все бесчисленные прежние трактовки затмила еще одна: «Ойфн припечек» широко воспринимают как музыкальный символ памяти о Холокосте, а эта память, как минимум, важная грань современного еврейского национализма, если не целая самостоятельная идеология.
Автор «Ойфн припечек» устремляет взгляд в прошлое — на традиционную еврейскую начальную школу. Там учат еврейскому алфавиту и заклинают учеников: держитесь за эти буквы, бредя по путям изгнания . Песню написал Варшавский, но тот факт, что она прочно угнездилась в сердце современных евреев, во многом обусловлен усилиями его друга, издателя и, как бы мы теперь сказали, пиарщика Шолома Рабиновича, более известного под литературной маской «Шолом‑Алейхем».
«Простая и подлинно еврейская, ни в коей мере не искусственная» («Прост ун эхт йидиш, ништ гемелхохт») — так Рабинович аттестовал «Ойфн припечек». Возможно, обычные слушатели воспринимали песню именно так, но не стоит принимать за чистую монету образ народного писателя Шолом‑Алейхема, созданного Рабиновичем. В результате публикации песен Варшавского оба они оказались в гуще самых высокоинтеллектуальных дебатов той эпохи — об еврейском национализме и эстетике. Дебаты эти великолепно описал Джеймс Леффлер в книге «Самая музыкальная нация: евреи и культура в поздней Российской империи» (2010).
Хотя песни Варшавского сразу же обрели широкую популярность, у них был как минимум один заметный ненавистник. Йоэль Энгель , музыкант и композитор, стал еще и публицистом, отстаивавшим в спорах позицию Общества еврейской народной музыки, основанного в 1908 году. Для Энгеля и других представителей российской еврейской музыкальной интеллигенции вопрос еврейского национального самосознания в музыке был самым животрепещущим. Энгель, полемизируя с оппонентами в серии газетных статей, обвинял Рабиновича и Варшавского в «тяжком музыкальном преступлении против еврейского народа»: дескать, они надули «еврейские массы, скормив им под видом настоящих “народных песен” недавние популярные пьесы». «Ойфн припечек» — не только слабая в музыкальном отношении вещь, считал Энгель, но вдобавок по звучанию и содержанию в ней почти нет ничего еврейского!
Как занудный идишист и тоже критикан, должна признать: доводы Энгеля на меня действуют. Меня всегда смущало, что песню, у которой есть автор, причем человек известный, воспринимают как «народную». Какие бы нежные чувства ни вызывала у меня «Ойфн припечек», когда я разучивала ее в бытность начинающей идишисткой, они давно уже стали прахом и рассеялись по ветру. Мелодия приторно‑сладкая, ритм невыносимо корявый. Выбор прекрасных идишских народных песен очень широк: их тысячи и тысячи, но востребована почему‑то эта, хуже всех подходящая для пения хором.
И точка, дальше мне с Энгелем не по пути. Тогда в разных уголках Европы музыканты, художники и мыслители служили делу романтического национализма. По его логике, уникальный дух нации обнаруживается в ее уникальном языке, литературе и музыке. Рихард Вагнер в пресловутой статье «Еврейство в музыке» обвинил евреев в том, что они не имеют своей музыки и в культуре — всего лишь паразиты. Энгель и его будущие соратники по Обществу еврейской народной музыки вели чрезвычайно важные изыскания, чтобы доказать неправоту Вагнера. Но воевать с антисемитизмом и антисемитами по их же правилам рискованно: в итоге вы можете подкрепить именно то, против чего боретесь.
Энгель и его коллеги взялись разыскивать уникальное выражение, как они сами могли бы это назвать, еврейства в музыке. Применяли «научные» методы этнографии для того, чтобы выявить и описать музыкальные лады, которые можно было счесть уникальным выражением еврейского народного духа. И, разумеется, после этого лады могла использовать консерваторская элита, чтобы создать новую‑старую еврейскую национальную музыкальную культуру.
Шолом Рабинович дал ответ, подписал его «Шолом‑Алейхем» и в нем разоблачил капризную логику этих исканий, причем его манера вести спор выглядит невероятно современно (цитата — из книги «Самая музыкальная нация»): «Разглагольстуйте, сколько угодно, об эолийском, дорическом, миксолидийском и прочих заумных музыкальных терминах, взятых из “господского языка” (млохим шпрах). Какие знания это даст нам, простым людям?» Или, как сказала спустя много лет Одри Лорд : «Господский дом господскими орудиями не демонтируешь». Разве мы нуждаемся в инструментарии европейской науки, чтобы установить, что годится или не годится евреям?
Однако от терминов романтического национализма было не так‑то просто отделаться. Для членов Общества еврейской народной музыки теория ладов была незаменима, другими представителями еврейских музыкальных элит широко признана. «Согласно этой теории, — пишет в книге Леффлер, — национальные отличительные черты конкретного музыкального произведения, вне зависимости от его сложности, можно свести к базовому костяку — ладо‑звукорядной структуре ее мелодии».
Член общества Лазарь Саминский считал, что лады могут служить «незамутненными музыкальными генами» новой еврейской музыки. Свою мысль он излагал в выражениях, которыми гордился бы Вагнер: «На корне нашей традиционной синагогальной музыки никогда не возникали никакие чужеродные музыкальные наросты». Свои этнографические исследования он рассматривал как работу по выделению «чистых образцов» для последующего использования в композиторском труде.
Наслушавшись лекций по теории и практике еврейских ладов на фестивале «Клезкемп» , я не отвергаю определенных представлений о «сущностях», когда мы имеем дело с определенными видами еврейской музыки. Но в то же время полагаю, что музыку пишут ручкой на бумаге, а не кронциркулем и анализами ДНК.
Я также считаю, что, хотя нам крайне необходимо понимать и преподавать традиционную еврейскую музыку как единое целое, мы должны без звериной серьезности смотреть на такие «сущности», а также сознавать конвенциональный характер еврейской истории и культуры. Мой коллега по идишленду (цивилизации идиша) Саул Зэритт недавно выпустил провокативную новую статью, которую озаглавил «Манифест языка тайч: идиш, перевод и создание современной еврейской культуры». Здесь я не могу пересказать ее так, как она заслуживает, но одна из задач Зэритта — бить тревогу, едва кто‑нибудь из нас чересчур рьяно начнет толковать о чем‑то, что мы мним «сущностью» чего бы то ни было.
«Тайч» — старинное название идиша, отсылающее к переводу и межкультурным контактам. Зэритт обращается непосредственно к своим коллегам по изучению иудаики, но, по‑моему, его манифест должен глубоко заинтересовать и тех, кто работает на ниве еврейской культуры. «Чрезвычайно важно, — пишет он, — чтобы современные ученые выявили (вместо того, чтобы бездумно в них участвовать) течения современной идишской культуры, стремящиеся диктовать нормы, обнажили националистические неврозы, которые их подстегивают, а затем вернули из забвения парадигму тайча».
Парадигма Зэритта — это не поиски некого «чистого» элемента идишества (или еврейства), а призыв к самоанализу, многонаправленности и динамичности в исследовании идиша. Также Зэритт остерегает от попыток спрессовать «еврейство», превратив его в единый предмет исследований, — под знаменем парадигмы тайча культуры будут контактировать между собой, всегда и вовеки.
Ну а что тут можно сказать о блестящих молодых людях из Общества еврейской народной музыки? Они оставили после себя колоссальный массив произведений, сочиненных за относительно короткое время. К сожалению, их музыка все же окрашена романтическими, «сущностными» понятиями фольклора и Volk , а это современного слушателя отталкивает. Если смотреть из нашей эпохи, музыка общества — уникальный моментальный снимок времени, когда некоторые из самых талантливых еврейских музыкантов мира воображали себя частью западного музыкального канона. Между тем большая часть их сочинений давно не переиздается и неизвестна еврейской аудитории. Как лучше подойти к этому неоднозначному наследию?
Последние несколько лет Институт еврейских исследований (YIVO) организует концерты, посвященные музыке членов общества. В октябре 2022 года была исполнена музыка Лазаря Саминского, в ноябре — Александра Крейна . Я поговорила с Алексом Вейзером, номинированным на Пулитцеровскую премию в категории «музыка», директором публичных программ YIVO. Он указал, что просто расширить наши представления о том, какой может быть еврейская музыка, само по себе важно. По мнению Вейзера, и такие привычные нам жанры, как клезмерская музыка и хазонес , и такая классическая музыка, как сочинения Саминского, отвечают на вопрос, как вообще может звучать еврейская музыка. «Лучший способ служить нашей аудитории, — сказал он мне недавно, — давать на этот вопрос множество разных ответов».
Оригинальная публикация: The Sound of Music
Комментариев нет:
Отправить комментарий