ЕВРЕИ ТУКУМСА. МОЙ ПРАДЕД рассказ

Рецензия на книгу Якова Карасина «Евреи города Тукумс»

 Работаю в газете. Из номера в номер печатаю свои статьи. Это своего рода власть. Власть над газетными страницами. Любая власть манит. Читатели шлют по моему адресу рукописи в надежде увидеть свои сочинения на газетных страницах. Но я властен только над тем, что делаю сам. Чаще всего приходится отвечать корреспондентам, что ничем не могу им помочь.

 Но этот случай особый. Яков Карасин прочел мой давний рассказ о судьбе прадеда, и прислал свой труд, названный им «Евреи города Тукумса». На первой странице читаю: «Потомку Тукумского еврейства Аркадию Красильщикову от автора. 23.01.03».

 Никаких комплиментов, а посвящение это меня тронула необыкновенно. Сразу вспомнил скупые рассказы мамы, светлая ей память, об этом городе в Латвии. Я же всегда, с каким-то жадным любопытством, выпытывал у нее все, что касалось еврейской жизни в этом городе, где я ни разу не был.

 Помню, в детстве, все наше семейство проводило отпуск на Рижском взморье, в Ассори. Просил тогда о поездке в близкий Тукумс. Родители обещали, но так и выполнили обещанного. Помню, как тогда обиделся на них. Не знаю, чем объяснить эту странную тягу к месту, с которым меня лично ничего не связывало, к месту, где я ни разу не был….

 И вот книга об этом городе. Воспринял ее получение, как торжество справедливости.   

 Теперь о самой книге, изданной домашним способом на компьютере, бережно, с любовью, переплетенной и отлично иллюстрированной. Язык этого труда интеллигентен, чист и благороден. Читая этот труд, еще раз подумал о латышском еврействе. Общине, наиболее зажиточной, образованной, культурной из множества еврейских общин Российской империи.

 Казалось бы, ну кого может заинтересовать история евреев маленького городка в Латвии, но все дело в том, что судьба еврейского Тукумса – это и судьба всего еврейского мира Восточной Европе, мира убитого, сожженного, растерзанного нацизмом.

 Да и не только им. Яков Карасин пишет: « Во время Первой мировой войны царское правительство видит в евреях немецких шпионов. В 1915 году опубликован указ об изгнании всех евреев из Тукумса. На сборы отводилось 36 часов».

  Цифры – одна из самых убедительных и красноречивых сторон работы Карасина. В 1910 году почти половина населения : 5500 жителей Тукумса - были евреями. Год 1935. Из 8144 тукумчан евреев всего 933 человека, 12%. В огне Холокоста погибли 118 евреев Тукумса. Пережили гетто девять человек, 105 евреев города воевали с фашистами, 59 тукумчан - евреев погибли на фронтах Отечественной войны, больше половины ушедших на фронт, одиннадцать человек вернулись инвалидами.   Сегодня, как рассказал мне автор книги, в Тукумсе проживает всего лишь несколько евреев.

 Не думаю, что судьба евреев Тукумса чем-то особенным отличается от судьбы потомков Иакова в других городах СССР. Как тут не вспомнить злобную ложь русских юдофобов о том, что «Иван воюет в окопе, а Абрам в райкопе». Тут и никаких особенных слов не нужно. Читаю в книге Карасина информацию о каждом еврее, погибшем на фронте. Вот только одна из таблиц: «Участники боев под Старой Русой 1942 – 1943».

 « Абрамсон Оце – Оре (Арон) Сапер, дважды ранен, инвалид 2-ой группы.

    Абрамсон Бенце – погиб.

    Абрамсон Гирш – погиб.

    Абрамсон Лейбе – погиб в 1941.

    Абрамсон Шике - погиб в июне 1942….»

 Всего же, только в этом списке 48 фамилий. Вернулись с войны  3 солдата.

 Яков Карасин пишет об участниках войны все, что он мог узнать. Он сам был на фронте.

 Иной раз короткие примечания к судьбе человека в его книге заслуживают большого рассказа или повести. Вот одно из этих примечаний: «Хейман Бабул. Воевал с 1941 по 1945 год в 43 дивизии. Попал в штрафную роту за выстрел в антисемита, назвавшего его «жидовской мордой», чудом вышел оттуда живым.

 А вот что пишет Карасин в основной части книги о семье Абрамсон, отдавшей столько жизней в войне с фашизмом: «В семье Абрамсонов болезнь – туберкулез – в молодые годы унесла мужа и отца троих маленьких детей. Мать, Етти Абрамсон, с утра до вечера должна был шить на состоятельных заказчиков, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Старшему мальчики, Ице-Ору (Арону), пришлось приступить к работе сразу после шестого класса». Тому самому Арону, которому удалось прийти живым с войны - одному из всей семьи.

 Бедность семьи Абрамсон, скорее, была исключением из правил, чем правилом. В те давние времена евреи Курляндии считались зажиточными людьми: мастеровыми, юристами, врачами, купцами, хозяевами магазинов и аптек….

 Много любопытного пишет Карасин об общественной жизни в еврейской общине города, о финансовых и благотворительных учреждениях, о политической жизни и образовании сионистских партий.

 Автор книги, казалось, заглянул во все уголки еврейской жизни в Тукумсе. Ему удалось удачно соединить «общие картины» с деталями, с личными наблюдениями, с описанием отдельных судеб тукумчан.

 Читал о судьбах этих, и хотелось превратить несколько строк в книге в развернутое повествование. Вот несколько примеров: « Когда началась война, многие евреи города постарались покинуть Тукумс. В трагический день 27 июня, пятницу, последний день, когда еще что-то можно было сделать, тукумчане не забыли о семье раввина. Шофер тукумского мясокомбината Бенно Вейнрейх…. подъехал к дому рабби на служебном автобусе и попросил раввина  семьей присоединиться к уже находящимся в автобусе тукумчанам. Рабби вышел к людям, благословил их, поблагодарил за заботу, но ехать отказался. Во-первых, потому что наступала суббота, а правоверный еврей не имел права нарушать ее святости, А, во-вторых, - потому что большинство евреев было лишено возможности уехать из города, и рабби решил остаться и разделить их судьбу… Главный раввин города погиб, как и все, оставшиеся в городе евреи».

 А вот еще один замечательный отрывок из книги, совершенно иной по звучанию: «Очень популярен среди евреев Тукумса был футбол. В 1932 году, например, в составе первой футбольной команды играют: Б.Фарбер, Лева Рисин, Л. Вассерман, И.Вейнберг, Д.Фарбер, Ш. Левенштейн, Ш. Клаф, З.Шумахер, И. Фербер, Ш. Зимсон, Л. Зимсон». А концовка этой справки звучит совершенно неожиданно: «Лева Рисин… в 30 годы переезжает в Палестину, в настоящее время в весьма преклонном возрасте проживает в кибуце Гева».

 В этом, постоянном упоминании «моста» между еврейским Тукумсом и Израилем особая прелесть труда Якова Карасина. Вот описание еще одной судьбы: «Второй сын резника, Лейбе, создал семью в Палестине, и его сын Авиам стал одним из известнейших израильских летчиков, правда, сменив свою труднопроизносимую галутную фамилию на более короткую Села. Он принимал участие во многих воздушных боях, неоднократно сбивал самолеты противника, среди прочих и египетский «Миг», пилотируемый советским летчиком. Авиам был в группе разработчиков операции по уничтожению атомного центра в Ираке». 

 Совершенно фантастическую историю рассказал автор книги о семье тукумчан Крамеров в Израиле и в США. Точен и страшен рассказ автора о геноциде евреев Тукумса. Один из документов в книге настолько красноречив, что ставит точку в спорах об участии местного населения в расправах над евреями. Вот это воззвание к латышскому населению: «Отношение к жидам может быть только одно – их нужно уничтожать, как делают это наши освободители – немцы. И к числу жидов себя причислит каждый не жид, который даже сейчас попробует произнести хоть одно слово в защиту «бедных жидовчиков», или же каким-либо образом окажет им услугу или предоставит помощь. Времена жидов закончились!»

 Книга о евреях Тукумса невелика по объему, но Яков Карасин работал над ней многие годы. Он нашел в архивах, как будто, все, что имело отношение к теме исследований. Он побывал в современном Тукумсе. Он, с группой земляков, сделал все, чтобы не дать уничтожить еврейское кладбище в этом городе.

 Спросил у Якова – не делал ли он попыток издать свой труд.

-         Нет, - ответил Карасин. – Это слишком дорого.

О семье моего прадеда по линии  матери в этой книге всего одна строка: «Провизоры - Берман Габи и Берман Лео». Я не знаю, о ком из них, уже здесь, в Израиле, я написал рассказ «Мой прадед»

Общественная значимость его труда не подлежит сомнению. В предисловии к книге «Евреи города Тукумса» историк Балфур Фарбер пишет: «Если бы в каждом городе был такой энтузиаст, как Яков Карасин, то из историй жизни каждого города, каждого местечка можно бы было бы, как огромную мозаику, собрать красочную и многообразную картину еврейкой жизни». Добавлю от себя не только в галуте, но и в Израиле, созданном, по преимуществу, евреями из Российской империи.

 « Можно только повторить банальную и давно всем известную истину – мы живем, пока живет наша память, - пишет Балфур Фарбер, - пока мы рассказываем нашим детям о нашем прошлом…. История вообще складывается из множества небольших историй».

 «Мы живем, пока…» Живем, пока находятся бескорыстные энтузиасты, способные чуть ли не в одиночку и на уровне самиздата делать работу, которую, по определению, обязаны финансировать и распространять государственные институты любой, уважающей себя страны.  

                                                             2003 г.

 

МОЙ ПРАДЕД

Как интересно то, что ты не видел и не слышал, да и не

мог видеть и слышать.

Но, тем не менее все это «невиданное и неслыханное» в тебе, в твоих детях и, даст Бог, во внуках и правнуках..

В истории нашего рода переплетены две ветви российского еврейства: северная (прибалтийская) и западная (белорусская).

Мама — родом из Латвии. Ее отец владел единственным, но неоспоримым богатством — честностью, а потому богат не был никогда, но большую свою семью все-таки кормил исправно.

Помню любимый рассказ мамы о СЕЛЕДКЕ. На обед варилась картошка в чугуне и густо посыпалась укропом с малым добавлением мелко нарезанного чеснока. Затем дед мой в торжественной тишине резал СЕЛЕДКУ на девять частей...

— СЕЛЕДКА была большая? — спрашивал я.

— Как можно разрезать маленькую на девять кусков? — вопросом на вопрос отвечала мама.

— Картошки было много?

— Ну, я не помню, каждый ел, сколько хотел.

— А хлеб, хлеб-то у вас был?

— Как же без хлеба? Сами пекли — кошер.

Вот они сидят за большим столом: мой дедушка и бабушка, их дети-погодки. Всего — шестеро детей. Девятую часть СЕЛЕДКИ обязательному гостю.

— Мой папа, твой дедушка, был очень похож на своего отца — твоего прадеда. Оба ходили во всем черном и черных широкополых шляпах, и оба любили читать Тору. К нам приходили белобородые старики и спорили с папой насчет прочитанного до хрипоты. Они так спорили, что забывали о времени, и тогда приходила твоя бабушка и говорила, что пора делать дело.

— О чем они спорили, мама?

— Не помню точно, о Боге, наверно.

— Разве о Боге можно спорить? Бога нет.

— Это теперь Его нет, — нахмурившись, говорила мама. — А тогда Он был.

Значит, так, они приходили и спорили о Боге, который тогда БЫЛ. Дом моего деда стоял в лесу. Лес принадлежал барону, а деду был доверен присмотр за угодьями. Он не ходил с ружьем и не выслеживал браконьеров, но был кем-то вроде лесника.

Дети росли, и детей одного за другим отправляли в город Тукум к дедушке на учебу. У моего прадеда была своя аптека.

Мама рассказывала так:

— Фрида и я одни и очень долго шли пешком через лес, но по прямой дороге. Пришли в город и спросили у первого встречного еврея, где аптека? Нам показали. Мы вошли, Над дверью зазвонил колокольчик. Твой прадед стоял за конторкой и читал толстую книгу. Наших шагов — вниз, по трем истертым ступенькам — и звона колокольчика он будто и не слышал, только страницу перевернул.

Мы сказали громко и весело, что пришли.

— Ну, пришли и пришли, — забормотал дедушка, не отрываясь от книги.

1913 год. В тихом городке Тукуме стоит за конторкой собственной аптеки белобородый старик и читает Тору. Порошки, пилюли, микстура — все это для поддержания бренного тела и движется обычным путем латыни: слева направо.

Книгу старик читает на иврите: справа налево — это для здоровья души. Звенит колокольчик. На сбитом камне порога розовощекие девчонки в длинных черных платьях с подолом, заляпанным грязью, в высоких ботинках на шнурках.

(Моя дочь почти через столетие носит точно такие же)... Позади девчонок долгая лесная дорога. Девочки пришли учиться. Они счастливы, что прибыли благополучно, не встретив в чаще волка или дракона огнедышащего.

Но деда внучки мало интересуют. Он занят более важным делом — Книгой.... Собственно, чему тут радоваться? Прав старик: «пришли и пришли»...

Что было дальше, мама не помнила. Равнодушие, холод родной души детское сознание потрясли. Бабушкины поцелуи, восторги и угощения были нормой.

— Что за человек?! — кричала тогда маленькая старушка, поправляя сползающий парик. — Ты хоть на минуту оставь Бога и посмотри на твоих внучек. Какие красавицы!

— Успею насмотреться, — бормотал старик на идише, продолжая читать Тору на иврите...

— Мама, о чем он читал?

     — Откуда мне знать? Все подряд, наверно... Погоди, он очень любил историю Иова... Жил такой праведник — богатый и счастливый. А потом он стал совсем несчастным, одиноким и больным. Иов честно сказал Богу, что это несправедливо и так не должно быть. Бог с ним согласился — и вернул все, что забрал: семью, здоровье и богатство.

— Так не бывает, — сказал я.

— Так должно быть, — ответила мама.

Мне и тогда, много лет назад, хотелось попасть в Тукумс начала века; увидеть отважных девчонок: тетку мою и маму, обнять прабабку, заглянуть через плечо прадеда в Книгу, увидеть то, что я не видел и не мог увидеть, — родной дом  в последние тихие дни безумного века.

— Лео! — радостно закричит моя прабабка, стаскивая надоевший парик. — Смотри же, кто пришел?! Твой правнук!

— Правнук так правнук, — пожмет узкими плечами старик и перевернет очередную страницу. — Что из того?

— Так посмотри же на него.

— Еще успею.

Он не успеет. В Гражданскую старика порешат лихие всаднички Петлюры, а может, и не они вовсе, а красный разъезд или просто бандиты. В те годы по лесным просекам уже не ходили дети и старики.

Прадеда нашли в придорожной канаве с разрубленной шеей. Разорванный молитвенник валялся рядом с ним в мокрой траве. Нет, рано я хороню старика. Машина времени доступна каждому. Самое нехитрое изобретение эта машина: повернул ключ в замке зажигания воображения — и никаких проблем.

Снова заглядываю через плечо старика...Губы мои шевелятся... Я читаю вместе с прадедом Книгу:

— «Был человек в земле Уц, имя его Иов, и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен, и удалялся от зла...»

В конце августа 1913 года я читаю эти строчки, вдыхая сладкий дух аптеки прадеда.

Я читаю эти строки, на языке мне недоступном по сей день. Но некогда вспоминать об этом — нужно спешить.

Через год начнется война, и всех иудеев Прибалтики загонят в гетто черты. Было "неопровержимо" установлено, что все евреи поголовно, включая женщин, детей и стариков, - потенциальные или действующие шпионы кайзера Вильгельма, враги России и самодержавия.

Сотни тысяч людей подняли со своих мест и погнали за тысячи верст... Нет, слава Богу, не в Сибирь, как через сорок лет татар или чеченцев, а всего лишь на Украину.

Евреи Прибалтики агентами Вильгельма себя не считали и не хотели ехать в гетто, но врагов никто не спрашивает, где они хотят жить. Врагам предписывается местожительство.

Мамины братья обиделись на такой произвол. Им нравилось в тихом лесу под Тукумсом. Они не желали покидать родину. Дорога по чужой воле — это всегда путь в рабство. Братьям и это не понравилось. В неволе погромы — дело обычное, как нищета и бесправие. Братья обиделись на царя и пошли в революцию, решив, что во всех бедах виноват император, помещики и капиталисты. Юдофобы без устали внушали им, что евреи всегда и привычно — первые в очереди на казнь, а тут выяснилось, что первые не они, а  «эксплуататоры трудового народа».

Братья моей мамы  успешно нашли врага вне себя и лихо влезли на кровавую карусель смуты.

Прадеду ЭТО не понравилось. Ему не могло ЭТО понравиться. Он внимательно читал историю Иова. Он знал, что было и что будет, а потому хорошо разбирался в том, что есть.

Старик совершенно перестал обращать внимание на своих детей и внуков, как и на спятивший окончательно мир. В черте он жил без своего дома и своей аптеки. Только книги остались у старика.

Однажды, в дождь и слякоть, он взял с собой молитвенник, обернул тощую шею шарфом и ушел по лесной дороге в неизвестном направлении. Прадед сделал это в такую рань, что никто не заметил исчезновения старика.

Он вовремя остановил свой маятник. Войны и революции разогнали XX век до смертельных скоростей. Вращение Земли ускорилось. Вспыхнула эпидемия страха и ненависти, Начался век генеральной репетиции КОНЦА. Век успешной подготовки к всеобщему самоубийству. Век побед глупости и безумия.

В глубине времен художник в белой свободной рубахе, надвинув на глаза соломенную шляпу, пишет пейзаж, мой прадед, сутулясь, шевелит сморщенными губами над мраморным столом — он растирает порошки в фарфоровой ступке, старик в лаптях и домотканой рубахе косит росную траву на опушке березовой рощи...

Чудовищный взрыв! Наши предки бросают работу. Внимательно смотрят на коллапс мира из прошлого. Ничего не могут понять. Только глаза их слезятся от яркого, неестественного света. Старики не узнают в несчастных глухонемых слепцах своих внуков и правнуков,

Так ли все будет — нам знать не дано... Лучше не думать об этом. Ну и не думай. Просто найди тело прадеда своего на обочине лесной дороги. Он все еще лежит там с разрубленной шеей. Холодный, осенний ветер швыряет на узкую спину старика мокрые, желтые листья и ворошит в беспорядке страницы разорванного молитвенника. Читай же, Текст напечатан крупным шрифтом и не подвластен времени:

«Бог мой! Душа, которую ты дал мне, чиста она! Ты сотворил ее, Ты образовал ее. Ты вдохнул ее в меня, и Ты хранишь ее во мне, и Тебе же предстоит забрать ее у меня и вернуть ее мне в будущем, что наступит...

В БУДУЩЕМ, ЧТО НАСТУПИТ...