Килькилия. Вид от застолья.
Собрались люди добрые
у большого стола, заставленного разной снедью и выпивкой. Юбилей у хорошего
человека, а потому и гостей много. И гости рады друг другу. В прологе все, как
положено: и объятья, и поцелую, и подарки, и поздравления.
Долго рассаживаемся.
Выбираем закуску. Наливаем по рюмке. Ждем юбиляра. Он, хоть и мужчина в летах,
а большой кудесник по части кулинарной. Вот-вот созреют пироги с мясом и
капустой. Юбиляр стоит у плиты, и ждет момента, когда можно будет вытащить из
печи это чудо.
Все его торопят,
жалуясь, как обычно, что водочка согреется и аппетит пропадет…. В общем,
обычная, и привычная суета.
Выпиваем, закусывает
в тишине, если не считать обязательных тостов. Потом, насытившись и захмелев,
вспоминаем, что есть у нас язык и кое-какие идеи.
Поначалу идут чередой
мирные воспоминания. Выясняется, когда и при каких обстоятельствах состоялись
знакомства с юбиляром. О его достоинствах вспоминается и смешных, забавных
чертах характера.
Погода прекрасная.
Окна в сад открыты настежь. Там, совсем недалеко, в нескольких километрах от
дома юбиляра, на возвышенности, огни арабской Килькилии.
Тихие, мирные
огни, но вдруг явственно и четко мы слышим треск автоматных очередей и
понимаем, что разговаривать скоро начнем о реалиях дня сегодняшнего.
Хозяину, умнице,
неловко, что неугомонные арабы нарушили наш покой. Он пробует все обратить в
шутку:
-
Салют в мою честь!
Слушайте, как они узнали, что мне сегодня семьдесят?/
Никто на шутку не реагирует.
Тихо. Все прислушиваются, повернувшись к окну. Ждут новых очередей. /
-
Это они по нашим постам, -
говорит кто-то, успокаивая собравшихся. – Кто будет резать пирог? Миня, ты
самый сильный. /
Миня не спорит и принимается за дело. И мы
продолжаем пробовать вкуснейшее угощение: соления, копчения, салаты множества
видов, рыбу в томате и без… /
Одна наша общая знакомая недавно потеряла
любимого брата. В октябре мы его похоронили. Не старый был еще человек. Брат и
сестра были одиноки и жили уже давно друг дружкой. Тогда, на кладбище, нам всем
показалось, что Бог, разлучив этих людей, убил сразу двоих. Но вот удалось
вытащить сестру на этот юбилей. /
Она вся в черном, но старается выглядеть
обычно, улыбается даже тогда, когда нет особого повода к улыбке. Иногда вдруг вспоминает:
/
-
Помните, а Миша всегда
говорил, что больше всего толстеешь от печеного. /
Ее поддерживают, радуясь такой
простой и естественной реплике. С ней спорят, утверждая, что главное не заедать
мясо картошкой итак далее… /
-
Почему мы здесь?! – громко,
и совершенно неожиданно, спрашивает один из присутствующих. – Почему не в
Канаде или Америке? Почему, вы мне скажите? /
-
Гриня, ты закусывай, -
советует вопрошающему супруга./
-
Да подожди ты! –
отмахивается Гриня. – Я спрашиваю, почему мы здесь? /
-
В честь дорого юбиляра? –
пробует снизить накал разговора пожилая дама, совершенно седая особа с
прекрасной выправкой. /
-
Мы евреи, - бурчит кто-то.
– Вот и оказались здесь. /
-
Евреи? – тянется за куском
пирога Гриня. – Как выяснилось, нет такой национальности. Одни ходят в
синагогу, другие нет. Так что, те кто ходит в синагогу, – национальность. Тогда
все католики – одна нация. Ерунда, есть католики поляки, французы, итальянцы… /
-
А русские это
национальность? – спрашивает кто-то. /
-
Конечно, - отвечает Гриня,
уронив пирог на стол. /
-
Закусывай, тебе говорят, -
нервничает его жена./
-
Да отстань ты! /
-
Пирог - сказка! –хвалит
юбиляра седая дама. /
-
Я вот что скажу, -
отзывается хозяин застолья. – Мы тут новую печь купили, а у нее свой норов. У
каждой печи, надо сказать, свой норов. Как угадать? Вот в чем проблема. /
-
Газ и газ, что там
угадывать, - недоумевает бородатый и лохматый гость./
-
Нет, Пиня, ты не прав, -
продолжает юбиляр. – Вот, мне вам не объяснить, а у каждого инструмента свой
характер. И никуда от этого не денешься. /
-
Еврей еврею рознь,- никак не может угомониться Гриня. /
-
Водочку подай, - просит у него лохматый и, получив просимое,
продолжает своим глубоким басом: - Я тебе вот что скажу. И отделил Бог свет от
тьмы. Нас, евреев, от всех остальных. Мы – не нация. Ты, Гриня, прав. Мы то,
что отдельно существует от всех остальных. /
-
Ты со своей заумью жирафу
замучаешь, - подставляет свою рюмку
Гииня. – Дело-то простое. Главная наша ошибка – не то место на земле выбрали. /
-
А как бы в Уганде сейчас
было? – говорит кто-то. – Или в городе Артеме, где тепло напрочь вырубили, а на
улице 15 градусов мороза. /
-
Зато не стреляют, -отмечает
юная девица тоненьким голоском. /
-
Успокойся, - говорит ее
дородная мама. – В тебя только глазками стреляют…. Кто тут хвалился салатом из
крабов? /
- Вот пожалуйста, дайте тарелку, - говорит
женщина, потерявшая брата. – А Миша крабов терпеть не мог. Он признавал только
обыкновенный «оливье». Только без жирной заправки. Я на большую миску брала
одну ложку майонеза – и все./
-
Ошибочка вышла,- говорит
худенький и маленький гость с веселой
физиономией. – Бог спросил Авраама, в какую страну его направить. Авраам назвал
Канаду, но Всевышний его не расслышал и направил в Ханаан. /
Собравшимся шутка
нравится. Маленькому гостю даже хлопают, отложив ножи и вилки. /
-
Капуста замечательная
получилась в пироге! – хвалят юбиляра./
-
А тесто? Слушайте, у меня
дрожжевое тесто никогда не получается. Вот не знаю почему?/
-
Канада - это да! – говорит
Гриня. – Кто был в Торонто? Там под землей целый город. Они по этому городу
зимой в одних рубашках ходят. /
-
Я бы под землей никогда
жить не стала, - отказывается от Канады седая дама. /
-
Кто тебя заставляет, -
шумит Гриня. – Живи, где хочешь. Какие там пространства! Леса, поля, горы…. /
-
А чего же они под землю
лезут? – спрашивает девица. /
-
Деньги некуда девать, -
объясняет ей кто-то. /
-
Даже в центре Европы полно
пустых земель, - говорит кто-то. /
-
А кто нас туда пустит? /
-
Мы тоже скоро под землей
окажемся, - басит лохматый. - Вот отдадим арабам все на поверхности – и зароемся.
/
-
Да кто у вас просит все! –
нервничает дородная дама. – Вы, правые, любите передергивать карты. Все дело в
поселенцах. Эти упрямые и наглые люди не понимают, что они больше всех других
подрывают безопасность нашего государства. /
-
А под землей прохладненько
будет, - вздыхает седая дама. – Даже летом .Чем плохо? /
-
А мы установили кондышн
мощнейший, - говорит Пиня. – На всю квартиру хватает, а зимой такой обогрев
дает – потрясающе! /
-
На чем водочку настаивал? –
спрашивают у юбиляра. – Говори честно! /
-
Лимон и травки разные, -
клянется хозяин. – Больше ничего. /
-
Мне стыдно за русскую
прессу, - искоса на меня поглядывая,
четко произносит дородная дама. – Там сплошная и оголтелая пропаганда
войны? И грозят они всех сторонников мира отдать под суд. А бандиты, призывавшие к кровопролитию, в
этой прессе – герои. Мир перевернулся.
/
-
Гениальный салат с бобами,
- говорю я «левой» даме. – Хотите попробовать? /
Меня не слышат./
-
Мы все внуки Сталина,
- продолжает дородная. – Еще лет сорок
мы от сталинизма не избавимся. Везде ищем врагов. /
-
Барак во всем виноват! –
кричит лохматый. /
-
В чем он виноват? – тоже
поднимается дородная дама. – В том, что он торговаться не умеет. Он не торгаш.
Он не восточный человек. Он – солдат. /
-
Номер эхад, - дополняет
Пиня. /
-
Пинхус, - говорит юбиляр.-
Ты помнишь, как мы с с тобой познакомились в Саратове. Меня тогда на
судоремонтный вызвали, а тебя? …. Слушай, ты тогда чего-то там с сельским
хозяйством кумекал./
-
Точно, по лесополосам, -
радуется Пиня.- В тот год по этому делу
была большая паника. Нам с тобой одну раскладушку дали в гостинице на двоих и
угол в коридоре./
-
Счастливое было время, -
вздыхает юбиляр.
-
Нетаниягу умеет
торговаться, - говорит дородная дама.
-
Все дело в Лапиде. - басит лохматый. – Куда
ШИНУЙ повернет, так и выйдет.
-
Рыбу берите, рыбу. – говорит юбиляр. – Кто это
все съест? Пиня, ты рыбу пробовал.
-
Пробовал – высший класс, -
одобряет Пиня.- А мы с тобой тогда бычками в томате закусывали. Сидим на берегу
Волги, а бычки из банки ковыряем, сделанной в Херсоне.
-
В Одессе? – поправляет
юбиляр.
-
Какая разница. /
Кто-то включает телевизор. На экране
сдержанная встреча Путина и Арафата. Прислушиваются гости. За столом становится
тихо. В тишине вновь слышна автоматная очередь. Но никто не обращает на
стрельбу внимания. Далекая Москва собравшихся интересует больше.
-
Зря губастый солярку жег, -
говорит кто-то у телевизора. – На Путина, как сядешь, так и слезешь. Мужик – кремень. /
-
На халяву оружие хочет
получить – и все дела, - упрощает все лохматый.
-
А с кем нам еще говорить о
мире, кроме Арафата? – нервничает дородная дама.
-
Буры умные были, подались в
Южную Африку, - чуть запинаясь, начинает Гриня. – Места богатые, а климат…. /
-
Сейчас у них там такой
климат, хоть святых выноси, - комментируют от телевизора.
Курить народ выходит на балкон. Я сам не
курящий, но соскучился по свежему воздуху. останавливаюсь подальше, у
ограждения. Не долетает до меня табачный дух, зато разговоры слышны
по-прежнему. /
Спорят о том, кто станет президентом США, и о
том, какую часть Иерусалима рано или поздно отдадут арабам. А потом о сигарах,
почему-то, разговор заходит. Знаток утверждает, что кубинские уже совсем не те
стали. Привели в упадок коммунисты даже табачную промышленность. С
антисоветчиком спорят, доказывая, что «Гавана», как была лучшей сигарой в мире,
так и осталась.
С балкона, через стекло и поднятые
тризы, я вижу гостью в черном, потерявшую недавно брата. Она не слышит и не
вникает во все наши разговоры. Я помню эту женщину совсем другой: радостной,
оживленной, энергичной, а теперь передо мной лицо отчаяния и одиночества./
Кто поможет ей в этой жизни: Барак, Нетаниягу, Путин, Буш или Гор?
Никто, как никто из тех, о ком мы так горячо спорили весь этот обычный вечер,
не сможет помочь нам в самом главном, что происходит и произойдет, даст Бог, с
нами в этой жизни…. Под выстрелы из близкой арабской Килькилии или без них.
2001 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий