Яков Файтельсон | Президент Трамп и «Мир в наше время»

Аналитика 29.12.2025

Логика уступок и её геополитические последствия.

Иллюстрация: kontinentusa.com / AI

Стремление президента США Дональда Трампа к получению Нобелевской премии мира подталкивает его к политике, которая всё отчетливее воспроизводит логику «умиротворения», известную по опыту Мюнхена 1938 года. Исторический урок политики Невилла Чемберлена заключался не только в моральной ошибочности территориальных уступок агрессору, но прежде всего в их стратегической несостоятельности: они не предотвращали войну, а лишь делали её более масштабной и разрушительной.

Украина усвоила этот урок в полной мере, как и страны Восточной Европы, для которых империалистическая политика России является не абстрактной угрозой, а частью исторической памяти. Существенно важнее то, что аналогичное понимание всё отчетливее проявляется и в Западной Европе. Отказ от логики «замороженного конфликта» и ускоренный переход к долгосрочному военному и промышленному планированию означают, что европейские государства больше не рассматривают войну в Украине как периферийный кризис. Следствием этого становится не снижение, а, напротив, рост интенсивности конфликта.

В этих условиях военный и технологический потенциал Украины будет нарастать, тогда как внутреннее положение Российской Федерации, напротив, будет ухудшаться. Истощение ресурсов, рост региональных диспропорций и ослабление центра создают предпосылки для усиления центробежных тенденций на периферии страны. Наиболее вероятным представляется не буквальное повторение исторических катастроф 1917 или 1990 годов, а их структурная комбинация: военный кризис, наложенный на социально-экономическую эрозию и элитный раскол. Подобный сценарий способен радикально изменить не только внутреннее устройство России, но и глобальный баланс сил.

Для Израиля возможное поражение России несёт амбивалентные последствия. С одной стороны, оно открывает значительные возможности для израильского военно-промышленного комплекса, особенно на фоне ускоренной милитаризации Европы. Рост экспорта вооружений и технологий укрепит экономические позиции Израиля и повысит его политический вес, заставляя европейские государства внимательнее учитывать израильские интересы на Ближнем Востоке.

С другой стороны, ослабление России резко сократит возможности Израиля по стратегической координации, которая была налажена с ней в Сирии. Присутствие Москвы, несмотря на всю его проблематичность, объективно сдерживало деятельность Ирана в Сирии, и вполне может сдержать и экспансию Турции, ограничивая её нео-османские амбиции.

Россия заинтересована в сохранении своего контроля над портом Латакия и аэропортом в Тартусе – главным образом как основную логистическую базу для продвижения своих экономических и политических интересов в Африке, где она сталкивается с конкурирующей с ней политикой Анкары.

Турция представляет собой опасность для России не только в Африке, как например, в Ливии, где ее силы разгромили российские наемные подразделения «Вагнер», сражавшиеся на стороне повстанцев против поддерживаемого Турцией ливийского правительства.

Турция поставила Украине беспилотники «Байрактар ​​ТБ2», которые спасли ее войска в самый трудный период, и продолжает поставлять ей тяжелое вооружение и по сей день. И российское руководство не игнорирует заявления турецких политиков о границах Большого Турана, когда они имеют в виду также обширные территории России, населенные многочисленными тюркскими народами.

В этом смысле интересы России частично совпадают с интересами не только Израиля, но и ряда арабских государств, включая и правительство самой Сирии. Нео-османский проект Анкары угрожает региональному статус-кво и подрывает суверенитет арабских государств

Арабские страны – включая не только ОАЭ, Бахрейн и Саудовскую Аравию, но и в стратегически важном смысле Египет – всё более воспринимают Турцию как угрозу, потенциально превосходящую по масштабам и долгосрочным последствиям иранский фактор. В этой конфигурации сотрудничество с Израилем приобретает для них особую ценность, зачастую большую, чем взаимодействие с Соединёнными Штатами.

На этом фоне политика США рассматривается как система глобальных гарантий, которая постепенно ослабевает. Это не классический изоляционизм доктрины Монро, а избирательный и прагматичный подход, при котором обязательства перед союзниками заменяются краткосрочными сделками.

История XX века убедительно демонстрирует, что доктрина, основанная на концепции «мира в наше время», и тем более на концепции «мира сейчас», в рамках которой предлагается достигать мира путем уступок агрессору, почти неизбежно становится прелюдией к более масштабной и ужасной войне.