Commentary: Плачь по мне, Аргентина

АНАЛИТИКА 18.02.2024

Тысячи лет назад, когда царь Шломо освятил Храм в Иерусалиме, он особо отметил, что место это будет священно не только для иудеев. Он предвидел, что Иерусалим как место для молитвы будет привлекать и неевреев, которые придут сюда помолиться у Храмовой горы:

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Photo by Dave Herring on Unsplash

И чужеземца, который не из народа Твоего, Исраэля, а придет из страны далекой ради имени Твоего, — ибо (и) они услышат о Твоем имени великом и о Твоей руке сильной, и о Твоей мышце простертой, — и придет он, и будет молиться в доме этом, Ты услышь с небес, с места обитания Твоего, и сделай все, о чем будет взывать к Тебе чужеземец, дабы знали все народы земли имя Твое, дабы боялись Тебя, как народ Твой, Исраэль, и дабы знали, что именем Твоим называется дом этот, который я построил (Млахим I, 8:41-43).

В феврале 2024 года это предсказание сбылось. Недавно избранный президент Аргентины Хавьер Милей, сойдя по трапу самолета в Тель-Авиве, тотчас объявил о намерении перевести аргентинское посольство в Иерусалим. Это не было неожиданностью: доброе отношение Милея к Израилю и иудаизму давно уже стало частью его публичного имиджа. Он изучает Тору, подумывает о переходе в иудаизм и собирается назначить своего личного раввина послом в Израиле. Почитатель покойного Любавичского Ребе, посетивший его могилу, Милей так часто появлялся в еврейском окружении, что, как пошутил один юморист-хасид, при встрече в аэропорту с министром иностранных дел Израиля вынужден был снять свою кипу, чтобы «соответствовать окружению».

Но кипа еще пригодилась. Из аэропорта Милей направился к Западной стене, где вокруг прибывшего с визитом главы государства стала собираться толпа. В одном из репортажей в израильских СМИ описывали, какая поднялась суета: некоторые высказывались в поддержку его либертарианства и презрения к социалистическому этатизму:

«Вон он! — крикнул один.— В черной кипе». — «Да они все в черных кипах, дружище», — парировал стоявший рядом…. Большинство собравшихся у Котеля, похоже, до этого вообще не слышали о Милее и были не в курсе его политических преобразований. Гул толпы усиливался, в какой-то момент собралось до сотни человек: кто-то пришел из-за шумихи, в надежде сфотографироваться с мировым лидером или пожать ему руку. 

Но среди поджидавших его были и другие. 

«Он хочет спасти Аргентину, он — свет для свободного мира», — сказал Юваль, пришедший сюда заранее с большим аргентинским флагом в руках. Юваль, наполовину аргентинец, сказал, что восхищается экономическими замыслами нового президента —«свободные рынки, свобода», — а надпись на своей рубашке – Technología capitalismo – объяснил так: «Философия, согласно которой технология и свободные рынки могут повсеместно снизить цены».

Визит Милея важен не в связи с его экономической политикой, какой бы значимой она ни была. В газете «Гаарец», где вышел процитированный выше репортаж, не совсем поняли смысл случившегося: когда Милей направился к Стене плача, репортер объяснил это «настроением бар мицвы». Что абсолютно неверно. Милей коснулся тысячелетних камней, и выражение его лица было совершенно не таким, как у 13-летнего подростка. Он не выдержал и заплакал. Западная стена на мгновение вновь стала Стеной плача.

Реакция Милея тем более удивительна, что это было совершенно не похоже на его обычную манеру поведения.

Милей, с копной густых волос и длинными бакенбардами, привыкший позировать, подняв большой палец вверх, частенько смахивает, как метко подметил Джонатан Шанцер , на «аргентинского Элвиса». Но у Западной стены от всей его невозмутимости не осталось и следа. Залитое слезами лицо аргентинского президента, каким его запечатлел фотограф, казалось непривычным и оттого еще более запоминающимся.

В ту минуту Милей, сам или по Б-жьему промыслу, понял, что такое на самом деле Западная стена. В СМИ достопримечательность, которую посетил Милей, называют «самым священным местом, где могут молиться евреи». Это верно лишь отчасти, как напоминание о том, что евреям все еще запрещено — и это несправедливо — свободно молиться на Храмовой горе — самом священном месте в иудаизме. По иудейскому закону Западная стена не святее любого другого места в Иерусалиме. Во времена, когда наверху стоял Храм, она служила подпорной стеной, возле которой располагался рынок. Само предположение о том, что она может стать священным местом молитвы, показалось бы тогда весьма странным.

Святость Стене придали еврейские слезы после разрушения Храма. При османах, управлявших этой областью в течение четырех столетий , Стена была ближайшим к Храмовой горе местом, где евреям разрешалось молиться. И оплакивать то, что они потеряли. Сто пятьдесят лет назад — другое исполнившееся предсказание Шломо — бывший американский госсекретарь Уильям Сьюард  побывал в Иерусалиме и с изумлением наблюдал за действиями евреев у Стены. Они «читали вслух на поэтическом языке пророка, били руками о стену и омывали камни поцелуями и слезами, — писал он. — Это не просто формальная церемония. В течение нескольких часов, пока мы были ее свидетелями, не было ни одного случая непочтительности или безразличия».

Вот где источник святости этих камней. Стоя у Стены, Милей, казалось, прочувствовал саму еврейскую историю, ощутил, как боль текущего момента сливается с плачем из далекого прошлого. Позже он высказал вслух эту идею, отметив, что величие Израиля можно понять только сквозь призму прошлого. Посетив Яд ва-Шем, Милей подчеркнул важность борьбы с «современным нацизмом, маскирующимся сегодня под террористическую группировку ХАМАС». И написал в книге отзывов:

В этом символическом, не имеющем аналогов месте, где тьма доходит до невообразимых пределов жестокости, именно здесь видно величие народа. Величие в том, чтобы пройти через боль и вновь подняться, став даже сильнее, чем прежде. Наш общий долг — не молчать. Никогда больше — это сейчас.

Невероятно, но Милей невольно повторил мысли солдат, которые в числе первых оказались у Стены.

Старый город был освобожден в 1967 году силами 55-й парашютно-десантной бригады Израиля. Заместитель командира бригады Моше Стемпель, приблизившийся к Стене одним из первых, был, судя по всему, закаленным воином, но и он не удержался и заплакал. Йорам Замош, служивший под его началом, впоследствии вспоминал:

Дважды он пытался заговорить, и дважды его голос пресекался. Он притянул меня к себе, так что края наших шлемов соприкасались. «Замош! — сказал Стемпель так взволнованно, что я до сих пор слышу его слова, хотя произнесены они были почти пятьдесят лет назад. — Замош, если бы мой дед, мой прадед, если бы кто-нибудь из моих родных, убитых во время погромов и в лагерях смерти… Если бы они каким-то образом знали, хоть на секунду, что я, их внук, буду стоять здесь в этот час, на этом месте, в красных ботинках израильского десантника…»

Далее Стемпель рассуждал, как это знание могло бы придать его предкам сил в минуты тяжких испытаний, облегчить их участь. А затем, по словам Замоша, он связал прошлое и настоящее с будущим:

Стемпель вцепился в мою руку. «Мы никогда, никогда не оставим это место, — сказал он. — И никогда не отдадим его. Никогда».

Именно этого некоторые враги Израиля никак не могут понять. Но один нееврейский лидер, посетивший Израиль в тяжелое время, продемонстрировал глубокое понимание смысла этого священного места. Если Милей преуспеет в своей борьбе против социализма в Южной Америке, он станет экономическим и политическим лидером тэтчеристского масштаба. Но он уже заслужил место в памяти вечного народа, когда коснулся освященных слезами камней, где смешались слезы прошлого и настоящего. Мы, в свою очередь, вслед за Шломо просим Всевышнего услышать молитву иноземца, который в трудную минуту подарил еврейскому народу краткий миг вдохновения и радости.

Автор: Меир Соловейчик

Перевод с aнглийского Нины Усовой 

Оригинальная публикация: Do Cry for Me, Argentina