Про великий русский язык
Я вам сейчас расскажу факт, который наверняка уже изучают
социальные психологи. У меня в Америке, в Бостоне, есть семья приятелей. Там
глава семьи — бабушка, она такая вся из себя филолог, заканчивала филфак в
Питерском университете. Дети работают, бабушка-филологиня целиком посвятила
себя внуку. Она ему рассказывает о великом культурном городе на Неве, она ему
читает, она с ним разговаривает. Мальчик приехал в Америку в возрасте одного
года, сейчас ему уже лет девять
наверное. У него
прекрасный русский язык, пластичный, большой словарь — все, как вы понимаете,
от бабушки, потому что кругом английский. Как-то они были в гостях, внук долго
читал наизусть первую главу «Евгения Онегина». Все хвалили его и бабушку.
Выходят, идут к машине. Вторая половина декабря, в Бостоне гололед. Внук вдруг
говорит: «Однако, няня, скользко на дворе. Дайте руку мне, пожалуйста, свою. По
крайней мере, на@бнемся вместе».
Я и есть Ваш профессор
Три года назад я
перенес очень тяжелую операцию… Нет, начать надо с предоперационной. Лежу я
там, уже немножко уколотый, ожидаю своей очереди. И тут ко мне подходит мужик в
зеленом операционном костюме и говорит: «Игорь Миронович, я из бригады
анестезиологов. Я пришел сказать, что мы вас очень любим, постараемся — и все у
вас будет хорошо. А вы вообще как себя чувствуете?» Я говорю: «Старина, я себя
чувствую очень плохо, начинайте без меня».
Он засмеялся…
Сделали мне операцию, и повалили в мою палату врачи, кто на иврите, кто на
русском желают мне здоровья и уходят, а один все не уходит. Такой худенький,
совсем молоденький, лет 35 ему. Он говорит: «А почему вы ничего не едите? Надо
бы есть, уже второй день. Может, вам выпить надо?»
Я говорю: «Конечно! А у тебя есть?» Он говорит: «Ну да, у меня есть немного виски». «Сгоняй, — говорю. — Только спроси у моего профессора, мне уже можно выпивать-то?» А он: «Ну что вы меня обижаете. Я и есть ваш профессор». Принес он полбутылки виски, я сделал несколько глотков, вечером пришел мой приятель, и мы с ним еще добавили, и я стал немедленно поправляться, прямо на глазах. И еще лежа в больнице, снова начал писать стишки.
Я говорю: «Конечно! А у тебя есть?» Он говорит: «Ну да, у меня есть немного виски». «Сгоняй, — говорю. — Только спроси у моего профессора, мне уже можно выпивать-то?» А он: «Ну что вы меня обижаете. Я и есть ваш профессор». Принес он полбутылки виски, я сделал несколько глотков, вечером пришел мой приятель, и мы с ним еще добавили, и я стал немедленно поправляться, прямо на глазах. И еще лежа в больнице, снова начал писать стишки.
Из-за антисемитизма
Год, наверное, 96–97-й. В Америку на
постоянное жительство въезжает пожилой еврей, в прошлом полковник авиации. Он
проходит собеседование через переводчика, который мне это и рассказал. И на
собеседовании чиновник из чистого любопытства спрашивает: «А чего вы уехали из
России, вы ведь сделали такую карьеру?!»Полковник отвечает: «Из-за антисемитизма». Чиновник допытывается: «А как это вас лично задело? Все-таки вы доросли до полковника». Еврей говорит: «Смотрите, в 73-м году, когда в Израиле шла война, наша подмосковная эскадрилья готовилась лететь бомбить Тель-Авив. Так вот, представьте, меня не взяли!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий