Борис Ентин

Смерть Жаботинского

6 дней назад

Вечером 4 августа 1940 года на еврейском кладбище Вильнюса собралась небольшая группа людей. Подойдя к одной из могил, они прочитали "кадиш". Но к тому, кто здесь покоился, эта молитва не имела никакого отношения. Так активисты "Бейтара" во главе со своим командиром Менахемом Бегином провели тайную церемонию поминовения Зеэва Жаботинского, выдающегося еврейского лидера, политика и литератора, скончавшегося в тот день в Нью-Йорке.

Накануне, 3 августа Литва официально была принята в состав Советского Союза, а местные коммунисты и посланники НКВД начали хозяйничать в стране еще раньше. Деятельность сионистских организаций, разумеется, была запрещена. За бело-голубой флаг со щитом Давида, так же, как и за желто-красно-зеленый литовский флаг, можно было тут же угодить в тюрьму. Где все местные сионисты, в том числе и Бегин, так или иначе, вскоре оказались. Но в тот день, 4 августа, еще была жива надежда на какое-то продолжение еврейской деятельности, пусть и в подполье.
Бегин узнал о кончине Жаботинского из выпуска новостей Би-Би-Си. Понять, что стало причиной смерти лидера ревизионистского движения, из краткого радиосообщения было невозможно. Зеэву Жаботинскому было всего 59 лет, серьезных проблем со здоровьем у него никогда не было. Активисты литовского "Бейтара", которым Бегин передал печальное известие, начали строить догадки. Не исключали они и возможность покушения: ведь не зря же Жаботинский еще в 1935 году составил завещание, опасаясь за свою жизнь. В мрачной атмосфере тех дней любая, даже самая жуткая версия, начинала казаться правдоподобной.

Сердечный приступ в Хантере

Но к смерти Зеэва Жаботинского не имели отношения ни коммунистические, ни фашистские агенты. На самом деле он скончался от сердечного приступа. Это произошло в летнем лагере "Бейтара" на окраине города Хантер в штате Нью-Йорк. В сопровождении группы лидеров ревизионистского движения Жаботинский приехал туда на исходе субботы, вечером 3 августа. Не без труда вышел из машины, на что многие обратили внимание, но не придали серьезного значения. Путь из Нью-Йорка до Хантера занимал более трех часов, и поездка могла утомить кого угодно.

Жаботинский и в самом деле выглядел уставшим. Он быстро обошел торжественное построение бейтаровцев, среди которых был 14-летний Моше Аренс – будущий министр обороны Израиля. В лагере в тот вечер царило радостное оживление. Молодые активисты "Бейтера" находились в предвкушении скорого общения с Жаботинским. А он сам, тем временем, зашел в штаб летнего лагеря, поднялся в комнату на верхнем этаже и рухнул на диван. Встревоженные спутники Жаботинского поспешили за доктором.

Врач летнего лагеря, еврейский беженец из Австрии, примчался спустя несколько минут. "Ничего страшного, - попытался успокоить его Жаботинский. – Просто у меня сильная ангина". Врач послушал сердце, измерил давление. Параметры были не идеальные, но и не критические. Сопровождавший Жаботинского член президиума Ревизионистского движения Арон Копилович помог ему раздеться и улечься на диване. "Я так устал, я так сильно устал", - слабым голосом проговорил Жаботинский и окинул окружающих извиняющимся взглядом. Видимо, он чувствовал себя неудобно из-за того, что вызвал всеобщее беспокойство. Это были последние слова Жаботинского. Произнеся их, он скончался. На восточном побережье США было без пятнадцати одиннадцать ночи, в Эрец Исраэль было утро следующего дня. Дату смерти Жаботинского установили в соответствии с ближневосточным временем – 4 августа.

Молитвы и истерические рыдания

В понедельник, 5 августа, в знак траура были приспущены бело-голубые знамена на всех учреждениях Национального совета ("Ваад леуми") в Эрец Исраэль. В Иерусалиме, Тель-Авиве, Хайфе и Нетании состоялись траурные собрания ревизионистов. Иерусалимское радио посвятило Жаботинскому большую часть своего вещания – и на иврите, и на английском языке. В еврейских городах подмандатной Палестины были отменены развлекательные мероприятия. Накануне, с получением трагического известия из Нью-Йорка, артисты "Габимы" прервали спектакль "Семейный клубок" по пьесе В. Леона. Вместе со зрителями они почтили память Жаботинского минутой молчания. После чего все же доиграли спектакль до конца.

От имени Еврейского агентства соболезнования родным и близким лидера ревизионистов выразил Моше Шерток (будущий премьер-министр Шарет). "Смерть Жаботинского потрясла его противников в той же степени, что и его сторонников, - отмечалось в редакционной статье газеты "Давар", печатного органа Гистадрута. – Его приверженцы лишились лидера, его оппоненты – достойного соперника. Даже в разгар ожесточенных внутренних сражений противники Жаботинского не забывали, что перед ними – воин, беззаветно преданный идее сионизма и распространению новой еврейской культуры".

В знак траура многие еврейские жители Эрец Исраэль вывесили на своих окнах черные ленты. В синагогах читали поминальные молитвы. А из тель-авивских кафе, как писала газета "Ха-Бокер", то и дело доносились истерические рыдания – это сторонники ревизионистов оплакивали своего лидера.

В похоронах Зеэва Жаботинского в Нью-Йорке приняли участие несколько десятков тысяч человек. Как сообщала газета "Форвертс", во главе траурной процессии, растянувшейся примерно на километр, следовали не менее 50-ти автомобилей и специальных автобусов. Движение транспорта на всем пути ее следования – от Второй Авеню до острова Лонг Айленд, где расположено кладбище "Нью-Монтефиоре" – было парализовано.

Но среди многих тысяч, пришедших проводить национального лидера в последний путь, не было двух самых дорогих ему людей – жены и сына. Йоханна находилась в Лондоне в томительном ожидании американской визы, а Ари – в Эрец Исраэль, куда въезд Зеэву Жаботинскому был запрещен. Их разделяли океаны и континенты.

Ощущение провала и грядущие победы

Тоска по родным только усугубляла смятенное состояние, в котором находился Жаботинский летом 1940 года. Ситуация становилась хуже день ото дня. Нацистская Германия расширяла границы своих завоеваний. Самолеты "люфтваффе" бомбили Англию. Важнейшие центры еврейской жизни в Европе находились под контролем немцев. Нацистские законы действовали в Вене, Варшаве, Праге и Париже. Продвижение Советского Союза на запад – в Польшу и страны Балтии – влекло за собой запрет всех еврейских организаций и арест их лидеров и активистов. В поддерживавших Германию странах Восточной Европы – Венгрии, Румынии, Болгарии, Словакии – ужесточалось антиеврейское законодательство.

В этих условиях Жаботинский считал необходимым создание еврейской армии. В основном, он апеллировал к властям Великобритании, полагая, что перед лицом нацистской угрозы англичане и евреи обязаны возобновить боевое сотрудничество времен Первой мировой войны.

На прошлой неделе, в канун очередной годовщины смерти Жаботинского, институт его имени опубликовал отрывки из письма, адресованного лидером ревизионистов премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю. Оно было написано им незадолго до смерти - 28 июня 1940 года.

"Мы обязуемся мобилизовать в Америке и других частях света бойцов для еврейской армии, - писал Жаботинский. – Призыв будет осуществляться в странах, не входящих в состав Британской империи. Мы считаем необходимым обсудить этот вопрос как можно скорее".

Однако в Лондоне не торопились с принятием решения. Создания Еврейского легиона в составе британской армии пришлось ждать еще несколько лет. Ревизионистское движение переживало кризис. Сердечный приступ сразил Жаботинского в момент, когда могло показаться, что все, чему он посвятил свою жизнь, оказалось напрасным. С тем же ощущением уходил из жизни и предвестник еврейского государства Теодор Герцль. Будущее показало, что их труд не был напрасным.

Прошла без малого четверть века, прежде чем было выполнено завещание Жаботинского – то самое, написанное в 1935 году. Его прах был перенесен из Нью-Йорка и захоронен на горе Герцль в Иерусалиме. Это произошло в 1964 году по решению правительства Леви Эшколя. В Иерусалим из Нью-Йорка были перенесены и останки Йоханны Жаботински, пережившей своего мужа на 9 лет.

А в 1977 году премьер-министром Израиля стал бывший командир "Бейтара", 4 августа 1940 года тихо читавший "Кадиш" на вильнюсском кладбище. В тот скорбный день Менахем Бегин вряд ли мог поверить, что это будет когда-либо возможно.

Борис Ентин, «Детали» К.В.

На фото: Зеэв Жаботинский, 1929 год.  Фото: GPO