В той, российской жизни, был у меня дальний родственник - Ефим Наумович Карлик - тихий человек маленького, в соответствии с фамилией, роста, отсидевший 18 лет в сталинских лагерях. Хорошо запомнил его первый визит к нам: кажется, в 1956 году. Запомнил, потому что он о своих злоключениях каторжных рассказывал маме и отцу на идиш. Только тогда, когда касался других тем, переходил на русский. Бывал он у нас не так часто, но каждый раз удивлял меня своей начитанностью, хорошим знанием многого: от культуры до сельского хозяйства. И говорил он на прекрасном, образном, русском языке. Помню, к тому времени закончил ВГИК, и сам себе казался большим мастером кинематографа и образованным человеком. Видимо, по этой причине осмелился, и спросил у Ефима Наумовича о том, о чем раньше не решался спросить:
- Дядя Фима, - осторожно начал я. - Вот вы такой культурный, образованный человек, а всего лишь... - тут я замялся.
- Всего лишь простой переплетчик, так? - улыбнулся, выручив меня, Ефим Наумович. - Видишь ли, во-первых, меня арестовали на первом курсе университета, а, во-вторых... - теперь уже он замялся, но через несколько секунд продолжил: - Понимаешь, мы живем в прекрасной стране, где все люди друзья и братья, кроме, увы, евреев. Мы, дорогой мой, изгои и враги, а потому гораздо легче прожить здесь жизнь еврею тихо, не заметно, не громко, чтобы спасти, сохранить себя. Громким же евреям приходиться делать подлости: напяливать маску, чтобы не били сильно... При царе - креститься, сейчас в КПСС вступать, или в этот - Антисионистский комитет общественности, а то и в другую, вонючую кучу. Тяжело, мой дорогой, громким евреям в России. Вот я и решил после лагеря жить без шума".
Вспомнил об этом разговоре сегодня, когда узнал о смерти Алины Быстрицкой. Дал ей Бог громкую и заслуженную славу, но не дал детей и великого чувства родства со своим народом
Комментариев нет:
Отправить комментарий