«Залп орудий возвестил, что тела убитых приняты землей»

Оборону Севастополя 1854 – 1855 годов принято называть героической, славной. И это не просто слова: жизнь в осажденном городе была полна страха, горечи, тревожных новостей. Каково было тем, кто волей судьбы оказался в ту пору в Севастополе? Как провожали в последний путь многочисленных убитых? Об этом можно узнать из воспоминаний очевидцев, подробно описавших кульминационные события Крымской войны. 

«Это бомбардирование — бойня, в полном смысле слова — не принесло неприятелю никаких особенных результатов, но ясно выказало, чего может ожидать Севастополь от своих врагов, владеющих средствами всех портов Англии, Франции и Турции.

Яснее также поняли теперь союзники геройский дух защитников Севастополя и с тем всю трудность осуществления дальнейших своих замыслов.

<…>

В добавок ко всем ужасам его представьте себе, что целые сражения давались за это время у твердынь Севастополя, где целые толпы бились насмерть, оспаривая каждый шаг, каждый клочок дорогой земли, где сходились они лицом к лицу, грудь с грудью, на штыки и сабли; и смерть от холодного оружия присоединялась к ревущей и реющей смерти от свинца и чугуна».

А. И. Ершов, артиллерийский офицер

«Для держания же неприятеля в беспрестанной тревоге <…> производились небольшие вылазки. Сначала почти исключительно ходили на вылазки охотники из матросов, но впоследствии солдаты и казаки (пластуны) соперничали с моряками в удальстве подползти неожиданно к неприятельскому пикету, заколоть часового, ворваться в траншею, поднять на ноги неприятельские резервы и уйти вовремя незаметно. Многие из моряков ходили на вылазки по нескольку раз, и до того облюбили это занятие что оно обратилось как бы в страсть. Само собою разумеется, что такая опасная игра обходилась не без потерь, и потому не всегда разрешалась начальством: а как некоторые из смельчаков решались уходить на вылазку и без дозволения, на свой страх, то чтобы предупредить подобные отступления от воинского порядка и сохранить храбрых людей, необходимых для защиты Севастополя, держали некоторых из них под особым присмотром».

М. И. Богданович, военный историк

Пластуны Черноморского казачьего войска, отличившихся во время обороны Севастополя

«…Копать громадной величины могилы и хоронить убитых, которых каждый день транспортами привозили на татарских арбах, с каким-то особенно заунывным скрипом. Но эта поистине печальная картина не производила на нас грустного впечатления. Клали в могилу по 50 усопших, в одном белье, без сапог, головами к краям могилы, ногами вместе или друг к другу. Первый ряд засыпали землею и известкой, потом клали второй ряд, и так доверху».

В. П. Зарубаев, командир 1-й карабинерной роты Алексопольского егерского полка

«Тело покойного по его желанию погребено среди воинов, не допустивших врагов Отечества перейти за рубеж того места, где находятся их могилы».

Эпитафия на могиле князя М. Д. Горчакова

«Со всей южной России согнали сотни крестьянских телег и перевозили на них армию для помощи осажденному Севастополю. В этой армии оказался и мой отец. Осада города продолжалась уже полгода. Погибших не хоронили из-за нехватки людей.

В последних боях мой отец был трижды ранен. Штыком в бок и руку и пулей в правую руку. На поле боя его назначили поручиком и стал он командиром первой роты. За храбрость был награжден орденом Станислава с мечами. Во время смотра оставшегося войска, проведенным царем в Очакове, моему отцу присвоили звание штабс-капитана и наградили орденом Владимира за храбрость и спасение полкового знамени, которое отец сорвал с древка, спрятал запазуху и пронес его через бои».

Владимир Яроцкий

Окрестности Севастополя во время Крымской войны

«На третий день после боя хоронили генерала Адлерберга. Артиллерия и команда солдат ожидали на Северной стороне прибытия тела. Во втором часу причалила печальная шлюпка. В передней части ее возвышался крест и сидел священник… Тело Адлерберга-отца было в черном бархатном гробе, а сына его — в розовом. За ними несли еще несколько офицерских гробов. В числе провожатых были и дамы. Процессия тронулась от Северного берега к кладбищу. Из наших начальников был только дежурный генерал, верхом, в сюртуке и в эполетах; генерал-гевальдигер и жандармский капитан, с отрядом жандармов… Скоро залп орудий возвестил, что тела убитых приняты землей…»

Н. В. Берг, писатель

«Положение наше остается почти тем же самым; неприятель медленно приближается со своими подступами; мы укрепляемся все сильнее и беспрестанно обстреливаем друг друга. Обе стороны берегут порох, поэтому большей частью стреляют из мортир навесным огнем и малыми зарядами, и стрелки обоюдно забавляются. Все это походит на шахматную игру, когда два равносильные игрока не в состоянии сделать друг другу мат, и при уменьшении числа фигур обе стороны остаются в одинаково хорошем или дурном положении. На стороне неприятеля, конечно, находится превосходство в средствах, однако кажется, что нравственное состояние и военный дух наших войск лучше.

Погода весьма благоприятствует противникам; продолжительные морозы, которые до сих пор совершенно отсутствовали, и порядочная буря могли бы совершенно изнурить французов и в особенности англичан. В случае возобновления весной кампании с новой силой, можно будет предсказать счастливый исход той стороне, которая лучше воспользуется зимой, чтобы приготовить большие средства для ведения войны. Можно начать и мирные переговоры; но в то же время должно будет направить все усилия к тому, чтобы встретить весною неприятеля превосходными силами».

Граф Э. И. Тотлебен

Г. Ф. Шушкаев. Бой на Малаховом кургане в Севастополе в 1855 году

«Больные вывозились из госпиталей Крымского полуострова с большими усилиями, без всякой системы и только в минуты крайней необходимости. Этапов не было в начале устроено, и дурные дороги и неудобные подводы, недостаток медиков и фельдшеров, перевязочных материалов, медикаментов и хирургических инструментов, наконец, тёплой одежды и пищеварительных котлов производили разрушительное влияние на здоровье страждущих, в особенности при перевозке их в глубокую осень и зиму. Бывали даже случаи, что десятая часть перевозимых умирала в пути, делаясь жертвою страшных лишений и беспорядков, что следует отнести отчасти и к небрежению военного начальства о сбережении здоровья нижних чинов».

Из послевоенного донесения комиссии по госпитальному делу