КРЕСТ ГУСТАВА МАЛЕРА

 Сущность любого тоталитарного режима состоит в том, что режим этот преследует и живых, и мертвых, и тех, кому еще предстоит родиться.

 Нацизм сделал все, чтобы уничтожить гений давно умершего Густава Малера. Он добился этого, несмотря на то, что Малер искренне пытался стать христианином и  прославил немецкую культуру.

 Вот образец нацистской критики, «заморозившей» музыку Малера: « Она полна голой, неприкрытой сексуальностью и натурализмом. Слушая музыку этого сочинителя, будто погружаешься в атмосферу дансинга для педиков, когда с души воротит от гнусных, воющих и тягучих звуков, столько характерных для еврея».

 Австрийский исследователь творчества этого композитора напишет через два пять десятилетий после крушения Рейха: « Лишь в ходе празднования столетия со дня рождения Малера наступил окончательно переломный момент. Впервые немецкоязычная радиостанция – Австрийское Национальное радио – передала полный малеровский цикл, появились многочисленные публикации, посвященные творческому наследию незаслуженно забытого и оболганного маэстро…. Необходимость преодоления прошлого взывала к искуплению «допущенной несправедливости и общей вины» и вызывала к жизни усилия, направленные на то, чтобы произведения этого гиганта творческого духа предстали перед миром в полном блеске своего величия».

 Однако, еще в 1959 году Советская музыкальная энциклопедия, к чести русского искусства, писала о Малере: « Густав Малер – автор фундаментальных оркестровых произведений. Один из крупнейших оперно – симфонических композиторов….Его искусству свойственна глубокая гуманистическая направленность, стремление к более широким идейным концепциям, а в более поздних произведениях несомненны черты экспрессионизма и усложненности музыкального языка.

 В справочнике «Кто есть кто в истории евреев» о Густаве Малере сказано скупо: «Австрийский композитор и дирижер…. Десять лет, начиная с 1897 года, Малер был музыкальным директором Венской придворной оперы. Для получения этого места ему пришлось принять крещение и стать католиком».

 Но на могильном камне Густава Малера нет букв на иврите или креста. Есть только его имя и надпись: «Тот, кто будет меня искать, знает, кем я был, а другим незачем это знать».

 Так кем же все-таки был этот замечательный композитор, рожденный в еврейском местечке Калишт, на границе между Чехией и Моравией в 1860 году.

 Справочник, по обыкновению, лукавит и упрощает все с обычной, для таких изданий, целью. Сохранились юношеские письма Малера, а из писем этих явствует, что страдал он «комплексом Агасфера», считал себя «вечным жидом», которому недоступен Бог христиан. Малера тянуло к католицизму, и обратился он в католическую веру как будто искренне, правда всего за месяц до начала его работы в Венской опере.

 Один из лучших исследователей творчества композитора Антон Ноймайр пишет: « Христианское благочестие Малера было подлинным и очень искренним…. Созданные Малером религиозные песнопения были им глубоко прочувствованны, а не просто привнесены извне,  как и Вторая или Восьмая симфонии и вообще все хоралы в его симфониях».

 Жена Малера – Альма писала о композиторе так: « Густав никогда не отрицал своего еврейского происхождения, более того, он его подчеркивал…. Тем не менее, он верил в Христа, и его крещение было обусловлено далеко не одними оппортунистическими мотивами и желанием занять должность руководителя Венского императорского театра ».

 Но вот что думал о своем крещении сам Малер, по свидетельству его биографа Людвига Карпата: « Особенно злит и обижает меня то, что для того, чтобы получить ангажемент, я был обязан креститься, это до сих пор не дает мне покоя…. Этим я совершил акт, к которому вовсе не испытываю внутренней неприязни, но совершил я его, движимый инстинктом самосохранения».

 Удивительная завязь, полная противоречий. Вспомнил, в связи с этим, слова одного моего старого друга, вступившего в КПСС, как раз, перед началом работы в одном из «номерных» предприятий. Он говорил так: « Знаешь, я верю в идеалы нашей революции, но мне стыдно, что я был вынужден вступить в партию для того, чтобы заняться любимым делом».

 Все-таки поступок моего друга, как и поступок Малера нельзя назвать случайным. Его отец был старым членом Коммунистической партии, причем весьма идейным членом.

 А вот что пишет об отце Малера Антон Ноймайр: « Бернгард Малер был вольнодумцем, полностью отвергал религиозные обычаи патриархального еврейства и старательно избегал всего, что напоминало ему о традиционной еврейской изоляции от иноверческого мира, ограничивавшей его жизненное пространство».

 Вольнодумец, получив «жизненное пространство», обзавелся винокурней и небольшим домиком  в Калиште.

 Был этот человек, как сообщается, суров и властен. За всю свою жизнь Малер не нашел не одного слова любви, вспоминая о своем отце, но часто упоминал о «несчастном, полном страданий детстве».

 Будущий композитор воспитывался вне традиций своего народа. Мало того, он рос в атмосфере враждебности отца к своему еврейству. Впрочем, решительного шага Бернгард не сделал, креститься он не стал. Видимо, вольнодумец он был вольтерианского склада. Сохранилась рецензия на первый, сольный концерт  десятилетнего Густава Малера. Там значилось: « Несомненно, этого сына местного коммерсанта иудейского вероисповедания ждет будущее виртуоза».

 Та газета ошиблась. Отец Малера был атеистом, и в своем атеизме видел пути ассимиляции в германоязычное общество.

 Картина достаточно типичная для Австрии и Германии тех лет. Конец процесса массовой ассимиляции евреев в христианстве и в немецкой культуре был положен нацистами через 23 года после смерти Малера.

  Необходимо сказать несколько слов о творчестве этого композитора.  В его небольших симфониях всегда можно уловить мысль автора, характер его мировоззрения. Мысль эта часто была хаотичной, непоследовательной, но композитор мужественно шел за ней, и часто происходило это за счет разрушения привычной и обязательной в те годы мелодичности и гармонии.

 Музыку Малера нельзя назвать программной. Он не иллюстрировал литературные произведения, как это делали Лист, Берлиоз или Рихард Штраус. Малер иллюстрировал сам себя, свою личность. Он писал: «Я в состоянии передать в звуках все свое мировоззрение, философское понимание жизни, точно также как любое восприятие, природное явление или пейзаж».

 Для композиторов 20 века подобные попытки музыкальной исповеди были обычны. Век Малера видел в его опытах нового языка в музыке явную ересь.

 Критики признавали мастерство инструментовки Малером своих вещей, но в один голос заявляли об отсутствии в его сочинениях логики и вкуса.

 Его музыку считали непонятной, приторной, эклектичной и наполненной еврейским акцентом.

 Малер редко отвечал критикам, но, если и делал это, то в форме, которая только усугубляла нападки: « Предпочитаю быть непонятым, чем быть понятым рационально или, более того, в духе иллюстративной, программной музыки».

 Густав Малер писал «музыку свободной мысли». Он искал пути к новой музыке. Под очевидным влиянием его дара находились Шенберг, Прокофьев, Шостакович и многие другие композиторы.

 Малер был блестяще образован. Его считали самим начитанным композитором эпохи позднего романтизма. В юности он  сочинял стихи к своим музыкальным произведениям. Писал Малер и либретто для сказочных опер.

 Его знания в философии были необыкновенно обширны. Здесь его энциклопедическое образование простиралось от мыслителей античности до немецких философов  19 века.  Разительный пример невозможности оставаться евреем в обреченности им быть.