В деле этом была вся
«просвещенная и цивилизованная» Европа в конце 19 века. Дело это стало одной из
прелюдий грядущей Катастрофы. Наиболее заметные вехи расставить несложно :
Дрейфус – русские погромы начала ХХ века – «Дело Бейлиса» – приход нацистов к
власти – Аушвиц.
Короткая справка:
дело Дрейфуса – провокация юдофобов Франции. На основании подложных документов
офицер генерального штаба Альфред Дрейфус был обвинен в шпионаже и приговорен к
пожизненной каторге на Чертовом острове.
В 1898 году
общественность Франции добилась пересмотра дела, но безуспешно. Оправдан был
Дрейфус и полностью реабилитирован только в1906 году. Он провел на каторге 12
лет.
Все порядочные и
непорядочные, так называемые, образованные люди России были в этом деле
«замешаны». Конечно же, Антон Чехов, все его
друзья и знакомые.
Сохранилась обширная
переписка писателя на эту тему. Нынче мы сами не часто занимаемся эпистолярным
творчеством и совсем уж редко читаем письма, даже таких великих людей, как
автор «Каштанки», «Ионыча» или «Трех сестер».
Меня же вновь
перечитать эти письма заставило предубеждение многих читателей, полагающих, что Чехов,
согласно русской юдофобской традиции, был антисемитом.
Я не станы пространно комментировать письма
писателя. Выводы, уверен в этом, вы сделаете сами./
В. М. Соболевскому, 4
декабря 1897, Ницца. /
« … Я целый день
читаю газеты, изучаю дело Дрейфуса. По- моему, Дрейфус не виноват.»/
Робкое «по-моему» во
многом объясняется и позицией большей части российской прессы, а в особенности
« Нового времени» – газеты, редактируемой давним другом Чехова, антисемитом А.
С. Сувориным…. Но время шло. Чехов занимает твердую позицию в «Деле Дрейфуса»/
А.С. Суворину. 4
января 1898, Ницца: /
« Дело Дрейфуса закипело
и поехало, но еще не стало на рельсы. Золя благородная душа, и я (
принадлежавший к синдикату и получивший уже от евреев 100 франков) в восторге
от его порыва. Франция чудесная страна. И писатели у нее чудесные». /
В том же письме
читаем вовсе не случайные строчки. Чехов и далее пробовал безуспешно и наивно
воспитать Суворина еврейскими фамилиями: /
« Здесь харьковский
окулист Гиршман, известный филантроп, друг Кони, святой человек, приехавший к
своему бугорчатому сыну». /
Ф.Д. Батюшкову, 23
января 1898, Ницца: /
« У нас только и
разговору, что о Золя и Дрейфусе. Громадное большинство интеллигенции на
стороне Золя и верит в невиновность Дрейфуса. Золя вырос на целых три аршина;
от его протестующих писем точно свежим ветром повеяло, и каждый француз
почувствовал, что, слава Богу, есть еще справедливость на свете и что, если
осудят невинного, есть, кому вступиться. Французские газеты чрезвычайно
интересны, а русские – хоть брось. «Новое время» просто отвратительно»./
С редактором
«отвратительной» газеты переписка, тем не менее, продолжается.
А. С. Суворину, 6
февраля 1898, Ницца: /
« Вы пишите, что вам
досадно на Золя, а здесь у всех такое чувство, как будто народился новый,
лучший Золя. В этом своем процессе он, как в скипидаре, очистился от наносных
сальных пятен и теперь засиял перед французами в своем настоящем блеске. Это
чистота и нравственная высота, каких не подозревали». /
Почти все это,
длинное письмо, посвящено «Делу Дрейфуса». Чехов тщетно продолжает воспитывать
Суворина: /
«… Пошли небылицы.
Дрейфус – офицер, насторожились военные; Дрейфус – еврей, насторожились евреи…
Заговорили о милитаризме, о жидах. Такие глубоко неуважаемые люди, как Дрюмон,
высоко подняли голову: заварилась мало-помалу каша на почве антисемитизма, на
почве, от которой пахнет бойней. Когда в нас что-нибудь не ладно, то мы ищем
причин вне нас и скоро находим: «Это француз гадит, это жиды, это Вильгельм»…
Капитал, жупел, масоны, синдикат, иезуиты – это призраки, но зато как они
облегчают наше беспокойство! Они, конечно, дурной знак. Раз французы заговорили
о жидах, о синдикате, то это значит, что они чувствуют себя не ладно, что в них
завелся червь, что они нуждаются в этих призраках, чтобы успокоить свою
взбаламученную совесть». /
Чехов – автор
блестящего приговора, годного к вынесению во все времена: « Раз французы
заговорили о жидах….» Поставьте на место французов поляков, немцев, русских,
румын, да кого угодно, и очередной вердикт суда истории вынесен./
До настоящей бойни
еще полвека, но гений – всегда провидец. Запомним это в наше, вновь равнодушное
и подозрительно терпимое к коричневой мрази, время: « Заварилась мало – помалу
кашу на почве антисемитизма, на почве, от которой пахнет бойней». /
Суворин не захотел или не смог понять Чехова. Чехов
перестал просвещать и воспитывать Суворина. /
Ал. П. Чехову, 23
февраля 1898, Ницца:/
« В деле Золя « Новое
время» вело себя просто гнусно. По сему поводу мы со старцем обменялись
письмами ( впрочем в тоне весьма умеренном) и замолкли оба. Я не хочу писать и
не хочу его писем, в которых он оправдывает бестактность своей газеты тем, что
он любит военных»./
13 января 1898 года
Золя выступил с открытым письмом « Я обвиняю» к президенту республики Фору. В
этом письме он поименно назвал всех лиц, виновных в фальсификации «Дела
Дрейфуса», генеральный штаб французской армии и военное министерство. /
В ответ началась
открытая травля Золя, привлечение его к суду. Суворин в одной из своих
редакционных статей, напечатанных в « Новом времени», писал, что « выступление
Золя – грязная история, затеянная евреями для оправдания Дрейфуса». /
Суворин – был одним
из самых близких друзей Чехова, его преданный и многолетний издатель. Лицо
доверенное. Суворина Чехов уважал и ценил. Суворин боготворил Чехова. Они
дружили домами, и на вес золота ценили личные встречи./
«Дело Дрейфуса» было
одним из первых сигналов раскола гражданского общества в России./
Кровавое безумие ХХ
века начиналось с симптомов, как будто, безобидных. Ну, приговорили к каторге
невинного еврея, а шума, будто объявился новый Богдан Хмельницкий. Объявится,
ждать придется недолго. /
Чехов - П. Ф. Иорданову, 21 апреля 1898, Париж: /
« Дело Дрейфуса, как
обнаруживается мало-помалу, это крупное мошенничество. Изменник настоящий
Эстергази, а документы фабриковались в Брюсселе; об этом было известно
правительству, в том числе и Казимиру Перье, который с самого начала не верил в
виновность Дрейфуса». /
Ал. П. Чехову, 28
ноября 1889, Ялта: /
« « Новое время» в
деле Дрейфуса шлепается в лужу и все шлепается. Какой срам! Бррр!» /
Наивно, трогательно
наивно. Чехов не понимал, а может быть, и не хотел понимать, что за Сувориным
стоял не только царский двор, но и значительная прослойка, так называемых,
интеллигентных читателей. Суворин шел в русле юдофобской традиции, и опирался
не только на «черную сотню» тех лет, но и на образцовых оракулов ненависти,
вроде Ф. Достоевского.
И все-таки верное
сердце писателя не оставляло попытки образумить Суворина, вернуть его на путь
истинный, на котором, впрочем тот никогда и не был: /
А. С. Суворину, 24
апреля 1899, Москва: /
« Общество ( не
интеллигенция только, а вообще русское общество) в последние годы было
враждебно настроено к «Новому времени». Составилось убеждение, что «Новое
время» получает субсидии от правительства и от французского генерального штаба.
И «Новое время» делало все возможное, чтобы поддержать эту незаслуженную
репутацию, и трудно было понять, для чего
оно это делало, во имя какого Бога». /
Осторожен Чехов,
деликатен, но за этой деликатностью проглядывает явная усталость порядочного
человека от лжи и грязи человека непорядочного. /
Тем не менее,
переписка Суворина и Чехова продолжается, хотя и пишут они друг другу гораздо
реже, но почти в каждом своем послании Чехов старается «уколоть» юдофоба –
Суворина очередной, еврейской фамилией./
А.С. Суворину, 19
августа 1899, Москва. /
« Чума не очень
страшна…. Мы имеем уже прививки, оказавшиеся действительными и которым мы,
кстати сказать, обязаны русскому доктору Хавкину, жиду. В России это самый
неизвестный человек, а Англии же его давно прозвали великим филантропом.
Биография этого еврея, столь ненавистного индусам, которые его едва не убили, в
самом деле замечательна»./
Но и от подобных
«намеков» устал Чехов: /
М.П. Чехову, 3
декабря 1899, Ялта: /
« С Питером я не
переписываюсь, к Марксу не обращаюсь, с Сувориным давно уже прекратил переписку
( дело Дрейфуса)». /
И вот еще один
отголосок этого дела. Письмо О.И. Книппер от 18 сентября 1902 года: /
« Сегодня мне
грустно, умер Золя. Это так неожиданно и как будто некстати. Как писателя я
мало его любил, но зато как человека в последние годы, когда шумело дело
Дрейфуса, я оценил его высоко».
Чехов, кстати, был
один из немногих великих писателей 19 века, кто считал, что хороший человек –
самая достойная и редкая профессия. Друзьям и приятелям своим он прощал
незначительную одаренность, слабость дара, но никогда проступки против совести,
достоинства и свободы. /
Чехова судьба
пощадила. Он умер до раскрутки кровавого маховика ХХ века, но чудовищный
кишиневский погром 1903 года случился при его жизни. /
Репутация Чехова,
позволила Шолом –Алейхему обратиться к собрату с просьбой о помощи. /
Чехов отвечает ему 19
июня 1903 года из Наро-Фоминска: /
« Уважаемый Соломон
Наумович! /
Я теперь вообще не
пишу или пишу очень мало, так что обещания могу дать только условно: напишу
рассказ с удовольствием, если не помешает болезнь. Что касается моих уже
напечатанных рассказов, то они в полном вашем распоряжении, и перевод их на
еврейский язык и напечатание в сборнике в пользу пострадавших в Кишиневе евреев
не доставит мне ничего, кроме сердечного удовольствия./
С искренним уважением
и преданностью А.Чехов. /
Письмо ваше я получил
вчера, 18 июля.»/
Не стремлюсь обелить
А. Чехова в глазах того, кто вопреки очевидности, считает его антисемитом. Я
ставил перед собой другую цель – показать, что и здесь, знание предмета
необходимо для тех или иных выводов. /
Проза и драматургия
Чехова заселены разными евреями: добрыми и злыми, благородными и вероломными.
Такими он их видел, такими изобразил, но никогда этот великий писатель не
запятнал себя юдофобской публицистикой, пропагандой нетерпимости, мракобесия,
фанатизма и ненависти. Обычными и в те, далекие от нас, времена и сегодня.
Комментариев нет:
Отправить комментарий