Эли Люксембургу сейчас трудно. Дай ему Бог мужества и сил не сдаваться в поединке с хворью. Эли боец, боец настоящий и я верю, что он окажется победителем. Мне так хочется в это верить.
Очерку, написанному о нем, 16 лет. Замечательное было для меня время: открытия Израиля и удивительных людей в нем.
Кто-то сказал об этом человеке так: "Он
придавил все свои грехи кипой". Я тогда подумал, что это счастье великое,
когда человек может любым способом справиться со своими грехами. Стать на путь
веры – не самый худший способ.
Я люблю Элю Люксембурга. Люблю со всеми его
возможными грехами и достоинствами. Люблю, может быть, и потому, что есть в нем
те качества, которых мне всегда не хватало.
В подземелье, в старом бомбоубежище, школа
бокса Эли и его брата Григория. Еврейская школа бокса, единственная в
Иерусалиме. Здесь есть все: ринг, тренировочный зал, душ и даже сауна.
Предприятие не коммерческое. Любой за гроши может посещать эту школу и учиться
у Эли искусству удара.
Две сотни учеников в разные дни опускаются в
этот подвал. Две тысячи лет евреи инстинктивно испытывали врожденную неприязнь
к удару по человеческому лицу, ненавидели кровь в любом виде.
-
Удар в
голову! – кричит Эли ученику. – Где твоя жестокость? В голову, в голову!
Голова нужна человеку, чтобы быть человеком: думать,
видеть, помнить. У Эли нос давно потерял форму, данную носу этому от рождения.
Два раза побывал Люксембург в нокауте, челюсть сломана в двух местах. Он не
берег свою голову, но сберег человеческое достоинство и, удивительным образом,
писательский дар и дар немалый.
Эли Люксембург пишет прозу мужественную, честную и
простую. Это самый трудный жанр – обойтись без украшательств разных, виньеток и
модных рюшей. Эли Люксембург пишет
мужскую прозу. В наш век кокетливой моды на смещение полов – не такое уж частое
явление.
Иерусалимская школа бокса похожа на музей этого вида
спорта. Стены украшены вымпелами, грамотами, призами. И – фресками. Талантливый
художник украсил школу всевозможным зверьем в поединке. Дерутся петухи, львы,
фламинго, даже рыбы доказывают в противостоянии свою силу.
На ринге пара за парой сражаются ученики Эли.
Люксембург мечется у канатов. Он никому не дает покоя. Темечко тренера прикрыто
кипой. Эли верит в Бога. Точнее, он идет к Богу. Эли и сам ученик, усиленно
занимается Люксембург Кабалой.
-
Где твоя
злость, Михаил? Бей в голову!
Никогда не был моден бокс в Израиле. Да и теперь этот
вид спорта ютится на задворках. Не нужен бокс. На этой земле еврей и так
рождается бойцом. Хочет он того или нет. Бесконечные войны приучили каждого
мальчишку в Израиле к этой мысли. Дети еврейского государства знают, что в
положенный срок им доверят современное, мощное оружие. К чему этим детям
искусство драться кулаками.
Эли говорит, что в СССР не было иного пути, чтобы
отстоять достоинство свое и честь. Так он считает. В Ташкенте бандиты и юдофобы
всех мастей обходили стороной братьев Люксембург.
В иерусалимскую
школу бокса приходят дети репатриантов.
Значит, им тоже необходимо защищать свое достоинство.
-
Работай!
– кричит Эли. – Ты себя жалеешь или Костю?! Бей левой! Бей!
Эли Люксембург пишет добрую прозу. К злу он обращен
без гнева и пристрастия, к добру – с любовью. Он не судит человека в своих
книгах. В его романе, рассказах и повестях нет гордыни, нет жестокости и
ненависти, нет "удара", наконец.
-
Бей в
голову, в голову бей! Где твоя жестокость? – кричит Эли.
Пишу часто, что евреи народ способный совместить в
себе несовместимое. Эли Люксембург с этим не согласен. Он не сомневается, не
мечется, не впадает в обычную писательскую, нервную возбудимость. Эли твердо
стоит на земле. Он давно привык держать удар. Он не видит ничего
исключительного даже в нокауте. Главное, найти в себе силы подняться. Все
остальное – приложится. Девять месяцев Люксембург лежал пластом после
тяжелейшей операции на позвоночнике. Теперь он пляшет у канатов ринга,
раскрывая мальчишкам секреты мастерства.
Учеников писательского дела у Люксембурга нет, и
напрасно. Он как раз и есть тот мастер, который способен много дать начинающему
литератору. Его сил, на мой взгляд, универсален, подход к человеку полон
терпения. Замечательный рассказчик – он ненавидит скуку на ринге и на страницах
книг.
-
Береги
голову, - мог бы сказать он начинающему писаке. – И не будь жесток.
Сижу на низкой скамеечке у ринга. Ребята в шлемах лихо
мутузят друг друга. Эли учит их драться на странной смеси иврита и русского.
Что-то, как я понимаю, можно выразить на иврите, что-то только словами из словаря Ожегова. Люксембург в Израиле
с 1973 года. Иврит у Эли отличный. Он истинный иерусалимец и любит страну
своего выбора. Но пишет свои книги Люксембург по-русски. Он и думает по-русски.
И с этим ничего не поделаешь. Для кого-то этот упрямый факт – проклятие
рождения, кто-то полон неумной спеси "культурного" человека, кто-то
принимает русскоязычность свою, как данность, спокойно, с достоинством, как Эли
Люксембург.
Давным – давно старый еврей из Америки по фамилии
Джаксон учил в Ташкенте беженцев из Румынии, мальчишек по фамилии Люксембург не
только приемам бокса, но и человеческому достоинству, отношению к советской
власти и к своему еврейству. Фотография этого человека висит теперь на стене
школы бокса в Иерусалиме, за тысячи километров от Узбекистана. Настоящие
педагоги определяют судьбы своих учеников, а потому владеют временем и
пространством.
Сидел у канатов в школе Люксембургов и думал, что клуб
этот во многом во многом исполнение завета старого учителя Эли. Джаксон
превращал хилых, забитых, униженных еврейских мальчишек в бойцов. Его ученики в
другой стране, в другое время заняты, по сути, тем же…
-
Эли,
скажи, как все-таки удается соединить писательство и бокс, Бога и бокс?
-
Дело в
том, что во мне это все слито воедино. Весь образ жизни, вся моя биография из
этой невозможности раздела. Для меня Всевышний – хозяин мира, владыка
Вселенной. Во все это я свято верю. Откуда взялся бокс? Он из СССР, из моего
детства и юности. От антисемитизма, от униженности, от ощущения, что соседи
считают тебя человеком второго сорта. Я должен был уметь защищаться и нападать,
чтобы никто не смел бросить мне с презрением – жид… Потом бокс стал моим
ремеслом. Я стал мастером спорта, чемпионом Ташкента, потом Средней Азии. После
института стал учителем, тренером по боксу… Литература? Еще мальчишкой мне
больше всего на свете нравилось сочинять разные истории. Я уже тогда был
уверен, что литература станет главным занятием в моей жизни.
-
Ты не в
лучшие годы стал писать книги в Израиле. Читателей мало. Граница Российской
империи на замке. Выходит, занят ты был сочинительством, по большей мере, для
себя, даже без какой-либо надежды выйти увидеть когда-нибудь серьезные тиражи
своих книг.
-
В этом
есть и доброе зерно, - улыбается Эли. – Деньги, слава, успех – все это стало не
главным. Теперь возможности уже не те, но я, может быть, и по инерции, работаю, как мне кажется, совершенствуя
самого себя, ради Всевышнего и это доставляет мне подлинную радость. И вообще,
творчество – радостный, потрясающий, ни с чем не сравнимый процесс. Ты создаешь
нечто, что до тебя не существовало.
-
Вернемся
к боксу. Нет ли в кулачном бое мучительства, а это в еврейской традиции – табу?
-
Верно,
иудаизм запрещает бить человека. Обучая боксу, я учу бить. Причем бить жестоко.
Но я придумал отговорки. Во-первых, мы воспитываем молодежь, которая должна
идти в армию и защищать свое государство. Война есть война, смерть есть смерть.
Мы не имеем права воспитывать одних голубей. И я учу парней искусству удара.
Просил как-то у своего рабби ( я у него занимаюсь Каббалой) : "Есть
молитва пехотинца, летчика, танкиста. А я вот тренер по боксу. И мне бы
хотелось, чтобы у меня в зале висела "Молитва боксера", чтобы перед
началом тренировки или соревнований моли ребята могли прочесть эту молитву. И
рав составил ее текст. Он висит у нас в зале на самом видном месте. Перед
началом занятий мы произносим эту молитву. Там есть прекрасные слова. Мы просим
Всевышнего, чтобы он дал нам силу мышц и крепость, чтобы мы могли кулаком отразить атаку зла, и чтобы вместе с
тем дал нам Бог мир и любовь к ближнему".
За молитвой этой, за такими людьми, как Эли Люксембург
– один Израиль. Израиль борьбы и решимости отстоять себя. Иные религиозные
авторитеты, вроде упомянутого Иешаягу Лейбовича, убеждены: даже жизнь свою
защищая, не имеют евреи право на удар кулаком.Всегда, везде и всюду у еврея есть одно незыблемое право - на смерть. Нет, хватит!
барух даян а-эмет
ОтветитьУдалитьБрат — Григорий (Гершон) Люксембург, род. 1944, Фрунзе) — израильский русский поэт, автор-исполнитель песен, неоднократный чемпион Узбекистана и Израиля по боксу, победитель IX Маккабиады.
ОтветитьУдалить