Как раз, месяца за три до эмиграции моих
друзей, в 1975 году, написал я повесть «Дело Бейлиса». Мне она показалась
первым, серьезным опытом в прозе. Читал
свою «еврейскую» книгу всем и повсюду. Естественно, прежде всего, своим лучшим
друзьям. Реакция оказалась странной: «Написано ловко, но зачем тебе все это
нужно - непонятно? К чему расчесывать старые раны? Мало тебя колотили за твой
еврейский нос, так ты еще раз решил себя подставить». Я тогда обиделся. Мы и
расстались, видимо, по этой причине холодно. Но вот недавно дочь моих давних
знакомых прислала из США два письма, датированных декабрем 1975 года. Первое было прислано мне
не по почте, а с оказией, второе ушло почти сразу в Чикаго с тем же случайным
человеком. Мы с ним встретились в сквере у Большого театра. Я зачем-то явился
на встречу с «дипломатом» - моей гордостью, идиотским, модным в те времена
портфелем, купленным за большие деньги. Я сидел на скамье рядом с гостем
столицы, плохо говорящим по-русски, и писал ответ, положив лист бумаги на
дипломат. Я торопился, вычеркивал, нервничал. Попросил меня извинить. «No
problem. I don't hurry», - ответил, лучезарно улыбнувшись, случайный человек.
Привожу то давнее письмо из
Чикаго с понятными сокращениями:
«Дорогой мой! Мы оставили тебя с обидой, что
печально. Не поняли твой эпохальный труд. Ты уж извини, но свою оценку менять
не собираюсь. Мы уже год в США и ты себе не представляешь, каким заблуждением
здесь, в центре мира, мне кажется твой упорный национализм. Ведь большая часть
бед рода человеческого связана именно с этим странным желанием: посадить себя в
тесную клетку своей расы, своего цвета кожи, своей религии. Моя Катя два месяца
назад вышла замуж за афроамериканца – и я счастлива. Он интеллигентный, умный
парень, работает над докторатом. Они любят друг друга. Надеюсь, судьба подарит
мне чудных внучек и внуков. Здесь есть еврейская община. Первое время меня
тянуло к этим людям, но потом стало невыразимо душно и скучно. Всю эту
затхлость устоев я не принимала и в России, но здесь она, на свободе,
превратилось в нечто чудовищное. Ты знаешь, что меня давно уже тяготит
вынужденное, биологическое начало, проклятье нашего рождения в чужом мире,
который не принимает и никогда не примет нас. Понимаешь, мы сегодня добиваемся
не совсем гражданства США. Мы становимся гражданами мира. Ты, конечно, был
прав, что наотрез отказался быть послушником отца Меня. Здесь мне и
христианство стало казаться узкой сектой, но и быть евреем или еврейкой!? Нет,
дорогой мой, будущее совсем за другой человеческой общностью, где останется
одна гордая графа в паспорте: ЧЕЛОВЕК. Обнимаем тебя Л.
Л. уже лет десять нет на свете. Спасибо, что
она сохранила мое ответное письмо:
« Мои дорогие! Попытки человека и завоевать
природу, и уйти от природы ничем хорошим, как мне кажется, не кончатся. Папа с
мамой и длинная, многовековая цепочка предков постарались сделать меня
тем, кем я родился. Почему я вдруг должен решить, что я чем-то отличаюсь от
них? Почему я должен от них отвернуться
и сказать, что они жили неправильно и были теми, кем им нравилось быть?
Мало того, мне кажется, что пронести через века гонений свое еврейство – сродни
подвигу, а отказаться от своего жестоковыйного рода и племени – сродни
малодушию, трусости, а то и предательству. Пафос в твоем письме громок и
красив, но не прячется ли за вашей новой «графой в паспорте» – обычное желание
уподобиться большинству, переродиться, не выделяться – вот и все. Проще говоря
– спрятаться от возможного погрома. Это у нас, увы, в крови. Думаю, вы и в США,
а не в Израиль, улетели по той же причине. Ты пишешь о «биологии», но как птица
может стать рыбой, мало того, как воробей может превратиться в синицу? На
мудрости бесконечности видов и природа держится. За единообразием, подобием –
пустота, вакуум, смерть. А потом, вам не кажется странным, что в очереди
желающих слиться с большинством первыми стоят евреи, а не русские, французы или
чукчи? Вы бежали от некоей общности, под фальшивым названием: советские люди,
не появилось ли у вас желания примкнуть к другой, столь же нереальной и,
извини, лицемерной, невозможной общности, под именем ЧЕЛОВЕК. Мы и так все
люди, но людьми, уверен в этом, остаемся только тогда, когда не разрываем
святости цепочки рода своего и племени. Обнимаю и люблю. Арк.
В электронном письме дочери моей московской
знакомой были подробности ее сегодняшней жизни в Чикаго: «С мужем мы давно в
разводе. Он принял ислам и живет в Пакистане. Мой сын назвал меня недавно
«грязной жидовкой». Я с ним всегда старалась говорить по-русски. У нас вышел
спор, за кого голосовать? Он – фанатик Обамы. Я же считаю, что худшего
президента не было в истории Америки. Получается, что нас и здесь достает
«гражданская война» из России. Написанное, не значит, что я согласна со всем в
вашем давнем письме. Думаю, что будущее человечества все-таки в некоем
единстве, если не физическом, то хотя бы в духовном. Я вновь связала свою жизнь
с мужчиной, рожденным в Мексике и не жалею об этом».
Мой ответ был краток: «Катя, дорогая моя, не
советую тебе учить нового мужа русскому языку, так как слишком долог и труден
путь рода людского к «духовной
общности», а жить нам приходится сегодня. Впрочем, не знаю – наверняка и в
испанском языке есть синоним слова «жидовка». Обнимаю, всегда буду помнить тебя
чудной девчонкой. Твой Арк.
Комментариев нет:
Отправить комментарий