Роберт
Михайлович Слоним, в 1985 году, двадцати
пяти лет отроду, женился по любви на Розе Абрамовне Фильчиной. Роза Абрамовна
тоже страстно полюбила Слонима. Оба эти человека в браке были очень счастливы.
Так счастливы, что даже безнадежная бездетность не омрачала их радостного
существования в совместной жизни.
Профессиональная карьера Слонимов тоже
складывалась счастливо. Роберт Михайлович к тридцати пяти годам стал главным
инженерам крупного завода. А Роза Абрамовна нашла себя в бизнесе галерейном,
выставочном. Живопись русского авангарда была некогда темой ее кандидатской
диссертации. Авангард и стал предметом ее интересов в дальнейшем.
Затем,
к концу девяностых годов, жизнь этой пары совершенно разладилась. Розу
Абрамовну вытеснили на обочину конкуренты, завод Слонима, обанкротившись,
закрылся, да и здоровье Роберта Михайловича пошатнулось настолько, что встал
вопрос о необходимости лечения за границей.
Так и
состоялся переезд четы Слонимов в Израиль. Средства, после продажи недвижимости
в России, у них были и немалые.
Увы,
здоровье, как известно, за деньги не купишь. Болезнь Слонима прогрессировала так быстро, что стал
вопрос о срочной пересадке почки. Нужен был донор.
Слонимам
сообщили, что желательными для успешного исхода операции признаками
совместимости может обладать, в большинстве случаев, лишь почка прямого
родственника больного человека.
Роза
Абрамовна была готова отдать жизнь своему мужу, а не только почку, но такое
самопожертвование не могло спасти несчастного Слонима. Верная и красивая любовь
между этими людьми не обеспечила прямого, генетического родства. Братьев,
сестер и детей у Роберта Михайловича не было, а родителей он потерял за
несколько лет до переезда в Израиль.
Шансы
дождаться подходящего донора, даже с помощью диализа, очищения крови, были
мизерны. Супруги понимали это, как и то, что дни жизни больного подходят к
концу, и спасти его может только чудо.
В один
из печальных, прохладных и дождливых дней израильской зимы Слонимы оказались на
пустынном пляже города Тель-Авива. Они оба любили тихое море этого времени года
и пустынную полосу чистого песка между комфортабельной набережной и полосой прибоя.
Роза
Абрамовна и Роберт Михайлович сидели у самой воды, на легких раскладных стульях
и, как правило, вспоминали о счастливых годах, прожитых вместе.
-
Знаешь, -
сказал Слоним. – В то утро, когда мы познакомились, я чувствовал какой-то
особый подъем сил, какую-то совершенно беспричинную радость. Петь хотелось
марши, будто я предчувствовал, что встречу тебя.
-
На горе,
– вдруг сказала Роза Абрамовна. – На горе встретил. Другая родила бы тебе
ребенка. Ему бы было сейчас шестнадцать лет. Он бы дал тебе свою почку. И мы бы
все жили дальше счастливо. Это я во всем виновата, Роби …. И ты совершенно зря
в утро нашей встречи хотел петь марши.
-
Перестань!
– сказал Слоним. - Ты говоришь глупости. За все в жизни нужно платить. Мы были
очень счастливы все эти годы, слишком счастливы. Вот и пришел день расплаты.
Все просто.
И они
замолчали, сидя в легких, складных креслах на берегу тихого моря. Роза
Абрамовна не знала, что ответить на прямые и честные слова мужа, а Слоним в
последнее время старался, как можно больше молчать, и открывать рот только
в случае насущной необходимости.
Они
молчали, сидя рядом, не меньше часа.
-
За все
приходится платить, - вдруг повторил
свои прежние слова Слоним. – Ты знаешь, у меня есть ребенок. Есть сын…. Я даже
не знаю, как его зовут. Пусть он живет на свете с двумя почками, Если Бог дал
человеку две, Он знал, что делал. Верно?
Роза
Абрамовна поднялась. Она стояла перед мужем, и Слоним не видел, на фоне
сияющего, чистого неба, лица жены.
-
Какой
сын? – спросила Роза Абрамовна. – О чем ты говоришь? Где он?
-
Это
короткая и простая история, - сказал Слоним. – Прости, что не рассказал тебе ее
раньше. Я боялся, что это омрачит наши дни…. Мне было двадцать лет. Мы
проходили практику на фабрике, под Свердловском…. Там познакомился с девушкой,
ее Леной звали. Она работала кладовщицей в цехе. Мы были знакомы недолго, всего
две недели. Потом я уехал, а через девять месяцев получил письмо, что у меня
родился сын. Там еще была вложена фотография, но плохая, мутная, черно -
белая….
-
Ну, и что
дальше? – поторопила мужа Роза Слоним.
-
Ничего. Я
поступил, как подонок…. Я ничего не ответил, и больше писем не было. Я даже
подумал, что сообщение о рождении сына было обычным студенческим розыгрышем. Я
сам убедил себя в этом, успокоил совесть. Мы, люди, мастера по этой части.
Совесть лечиться легко, не то, что больные почки.
-
Ты
сможешь пожить без меня, хотя бы неделю, - спросила Роза Абрамовна. - Я найду
хорошего человека. Он позаботиться о тебе. Как звали тот город, под
Свердловском и фабрику, где ты проходил практику?
-
Ты с ума
сошла, - сказал Слоним. - Это был розыгрыш, обычный розыгрыш…. И сядь,
пожалуйста, я не вижу твоего лица.
Роза
Абрамовна продолжала стоять перед мужем.
-
Ну же, -
сказала она каким-то чужим, резким и требовательным голосом. – Я жду.
-
Не город,
поселок, - выдержав паузу, нехотя ответил Слоним. – Странное название – Кущи, а
фабрика?…. Там было всего одно предприятие по производству котлов.
На
поиски нужного человека по уходу за больным ушло два дня. На третий день Роза
Абрамовна вылетела в Москву. За эти сутки она изменилась даже внешне.
Тупое,
медленное и мучительно ожидание неизбежного конца сменилось возможностью
какой-то, пусть призрачной, но спасительной деятельности. Появилась, пусть
слабая, но надежда, что жизнь Роберта Михайловича удастся продлить. Возникла
возможность не тупо и пассивно ждать конца, а действовать, причем действовать в
исключительных, непредсказуемых обстоятельствах.
-
В стиле
авангарда, - сказала сама себе уже в
самолете Роза Слоним. – Роби будет жить! Я спасу его, попреки всему.
В
наступившей разлуке Роберт Михайлович казнил себя за малодушие. Милая, деловая,
немолодая женщина ухаживала за ним, готовила еду, возила Слонима на диализ, но
он постоянно и невольно сравнивал ее с Розой Абрамовной и думал, что они не
имели права расставаться в таком положении даже на один день. Как-то скрашивали
расставание телефонные звонки. Жена звонила Слониму при первой возможности.
-
Роби, -
говорила она в трубку. – Я в Москве, в Домодедово, через два часа вылетаю в
Свердловск. Скажи, ты добирался до этих Кущей электричкой или автобусом?
-
Девочка
моя, - говорил Роберт Михайлович. – Возвращайся. Мне плохо без тебя. Мне совсем
плохо.
-
Так на
чем ты ехал? – сухо повторяла вопрос Роза Абрамовна. – Автобус, электричка?
-
Автобус,
кажется, – еле слышно отвечал Слоним.
Он все
запомнил правильно. Но Роза Абрамовна не стала связываться с общественным
транспортом, а нашла пожилого таксиста, который согласился доставить ее в
районный центр. Цену при этом он заломил бешеную, так, по крайней мере, ему
самому казалось, но для Розы Абрамовны 20 долларов не были большой платой за
такое, дальнее путешествие. Шофер сказал, что от Свердловска до Кущей километров 120, не меньше.
Он не
ошибся и не мог ошибиться, потому что сам родился и вырос в этом старинном
городе. Минут через двадцать ухабистого пути Роза Слоним уже знала фамилию
обманутой ее мужем девушки, имя его сына и название улицы, где жили и живут
необходимые ей люди.
Улица
Зиганшина, оказалась тенистым тупиком у
болотистого пруда, на окраине Кущей. Домов здесь было немного, и Роза Абрамовна
без труда нашла в одном из них Елену Кузнецову и ее сына - Бориса.
Она их
нашла во дворе старого, добротного сруба. Анна и ее сын пилили дрова на зиму. В
этих краях много требовалось дров. Колол дрова маленький, кряжистый мужичок в
черных «семейных» трусах и майке странного, сиреневого цвета.
Мужичок
этот потом сказал Розе, что он благодарен Слониму. Он так и сказал, что
благодарен. Он сказал:
-
Стюдент
молодчик, что ее обрюхател, а то бы мне не в жисть таку бабу не видать.
И
правда, Лена была выше мужичка на целую голову, и весу в ней было килограммов
на сорок больше, чем в дровосеке.
Милая,
круглолицая женщина спокойно выслушала Розу Абрамовну, огорчилась, узнав о
смертельной болезни Слонима, а потом сказала, что не держит на давнего,
случайного любовника зла, потому что и до него «была с мужиками», а когда спала
с Робертом Михайловичем прекрасно понимала, что он «столичная штучка», у него
своя жизнь, и в этой жизни студенту залетному ни к чему какая-то кладовщица из
райцентра, пусть и с ребеночком от него самого.
«Ребеночка» не взяли в армию по причине заметной хромоты. Об этом, не
без удовольствия, рассказал Розе сам Борис. Он добавил, что охромел с детства:
попал в аварию автомобильную и сломав бедро. Нога не точно срослась, и вот
теперь он прихрамывает, но не очень печалится на эту тему, потому что девки его
любят и зовут цыганом. Вид у Бориса, и в самом деле, был совсем не здешний.
Роза Слоним сразу, с первого взгляда на этого парня, поняла, что удалось ее мужу оставить след за собой на
этой земле. И не было то давнее письмо с черно-белой фотографией обычным
розыгрышем.
Визиту
Розы Абрамовны эти люди не удивились, будто всегда были готовы к появлению
гостьи из далекой страны. Приняли ее радушно. Многим подаркам удивились и
обрадовались без меры. И не стали
уточнять, зачем все-таки прибыла в Кущи эта женщина из далекого Тель-Авива.
Утром
Лена, дровосек и Борис ушли на работу.
Фабрика, где проходил практику студент Слоним, теперь выпускала не
паровые котлы, а бытовые, душевые установки с газовыми подогревом.
Гостья
осталась одна. Дома ей не сиделось, и решила Роза Абрамовна совершить прогулку
по незнакомому городу, застроенному приземистыми, каменными домами, за высокими
заборами из почерневших от времени досок.
Она
бродила по плохо мощенным тротуарам, провожала взглядом редкие легковые машины:
ржавые и облупленные. Зашла даже в универмаг на центральной площади поселка. В
центре этой площади стоял постамент без памятника, а в самом универмаге были
товары, но какие-то странные, будто покрытые серой пылью или тяжелой патиной
времени.
Роза
Слоним, даже в Москве, не жила в подобном, будто заброшенном и забытом мире.
Роза понимала, нет ее вины в том, что такие города и такие люди есть на свете,
но ей вдруг стало неудобно в той чудовищной обыденности, с которой ее приняла
женщина, родившая от Роберта Слонима сына. И страшно, от того, что дровосек Федор, ее нынешний муж, был доволен грехом
своей жены и мирно жил с пасынком, и сам Борис не имел претензий к своему
родному отцу, и даже был благодарен ему за
нездешнюю внешность. Благодарен за то, что девки любят его нос с горбинкой и курчавые, черные
волосы.
Потом,
уже на улице, Розе Абрамовне показалось, что раньше и всегда, она жила в ясном,
пусть и условном, но плоскостном и линейном мире авангарда, а этот мир поселка
Кущи – совершенно безумен и страшен в своем неосознанном безумии, в покорности обстоятельствам
и в необратимости судеб.
Она
стояла у бассейна давно недействующего фонтана. Керамическая плитка внизу
отпала во многих местах, потрескалась. И вообще этот бассейн был теперь похож
на огромную траншею для мусора.
Роза
Абрамовна вдруг подумала, что она не сможет найти дорогу обратно, навсегда останется в этом поселке, и
поселится вон в том доме, больше похожим на каменный барак, в комнате с видом
на эту чудовищную траншею для мусора.
И она
быстро пошла по знакомым переулкам прочь от центра поселка. Роза Слоним знала,
что нет ее вины в том, что люди Кущей живут так, как они живут, но ей вдруг
показалось, будто она приехала сюда с одной целью: забрать то последнее, что
еще оставалось у этих людей. Это была дурацкая,
дикая мысль, но гостья никак не могла от нее отделаться.
Путь к
дому занял не больше 15 минут, но за это время Роза Абрамовна поняла, что не
сможет рассказать хозяйке и ее сыну, зачем она проделала долгий путь из
Тель-Авива в рабочий поселок Кущи.
Вечером
на вопрос Елены Роза Слоним ответила, что ее прислал в Кущи Роберт Михайлович.
Он очень сожалеет, так как не смог принять участие в воспитании сына, но любит
его. И теперь, когда жить Слониму, судя по всему, осталось недолго, он просит
Бориса простить его легкомысленный поступок, недостойный мужчины.
У
самого Роберта Михайловича теперь уже нет сил, чтобы посетить их город. Вот он
и послал самого близкого человека, чтобы
сказать все эти слова раскаяния и попросить прощение за все, за все.
-
Вот
глупости, - нахмурилась Елена. – Мне Федя помог сына поднять. Мы ни в чем не
нуждались. Он - мастер хороший, золотые руки. И пьет только по праздникам. Ты
передай студенту, что мы хорошо живем и ни в чем не нуждаемся, а сын его тоже
на хорошем счету, ценят Бориса на заводе. Вот только хромает, так в этом нет
вины Роберта.
Роза
Абрамовна уехала на следующий день, условившись с Борисом, что он обязательно
сделает себе заграничный паспорт и посетит отца. Она оставила семье Елены все
деньги, которые у нее были. Елена испугалась такому количеству долларов и не
хотела их брать, но Роза Слоним, почти насильно, вручила ей деньги, без конца
повторяя, что это лишь малая часть долга Роберта Михайловича ей и своему сыну.
Дома, в
Тель – Авиве, она показала мужу фотографии Бориса, и рассказала о том, как живут люди в поселке Кущи. Она не стала
говорить о самой цели ее визита на Урал, а Роберт Михайлович не решился
спросить жену об этом. Со временем, ему все стало ясно и без лишних слов.
-
Твой сын
тебя любит, - только и сказала Роза.
-
За что
ему меня любить? – усмехнулся Роберт Слоним.
-
За то,
что ты его отец. Вот и все, - улыбнулась Роза Абрамовна. - А еще он тебе
благодарен, что похож на цыгана, и девки по нему сохнут.
Роберт
Михайлович Слоним дождался подходящего донора, но умер в ходе самой операции
по пересадке почки. Его сын, Борис, как раз успел на похороны. Он все время был
рядом с Розой Абрамовной, и, словно одним своим присутствием, не дал ей сойти с
ума в горе.
Борис
пробыл в Еврейском государстве ровно две недели своего отпуска. Третью - он
решил посвятить осмотру Москвы. Перед самым отъездом гость сказал Розе Слоним,
что никогда бы не смог жить в Израиле, потому что в этой стране он похож на
всех мужиков, и шансов на любовь здешних девиц нет у него никаких, при хромоте
и незнании местной речи.
2003 г.
Из кииги "Рассказы о русском Израиле".
