Фото из Википедии
Алекс Тарн | Ты смеёшься и плачешь
И как тут не вспомнить историю одного израильского шлягера, написанного как раз о кибуце Гадот (на карте он тоже обозначен – внутри зеленого пятна).
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
А было так. В 1890 году на западном берегу Ярдена несколько еврейских семей заложили мошаву и назвали ее Мишмар Ха-Ярден. Среди отцов-основателей Мишмара числится, между прочим, некто Яаков-Цви Фейглин, пра-прадед нынешнего отца-основателя партии Зеут. Богатыри, не мы… Место выбрали рублевое – на дороге Цфат-Дамаск (ныне 91-е шоссе), в шести километрах от Рош-Пины, на южном краю долины Хула. Проблем, конечно, было множество (как и у других еврейских мошавов по всей Эрец-Исраэль): малярия, эпидемии, неумение, голод, а пуще всего – постоянные грабежи и нападения наших добрых соседей, особо обострявшиеся в периоды массовых арабских волнений.
В 30-е годы в мошаву приехала жить группа бейтаровской молодежи, сторонники Жаботинского, что сразу превратило Мишмар Ха-Ярден в идеологически нежелательный (с точки зрения господствовавшей в Стране мапайной клики) элемент. Среди прочего, бейтаристы рассчитывали превратить мошаву в базу для своих тренировок, что, конечно, выглядело наивно, учитывая традиции тесного сотрудничества социалистов с властями, когда дело касается ликвидации идеологических конкурентов. В итоге «фашисты Жаботинского» повторили судьбу НИЛИ, то есть были арестованы по доносу (хотя и не повешены, как герои НИЛИ Лишанский и Белкинд).
По условиям перемирия, заключенного год спустя между новорожденным Израилем и Сирией, территория мошавы возвращалась под израильский суверенитет. Сирийцы трактовали договор в том духе, что земля вдоль Ярдена становится необитаемой нейтральной полосой; наши – что евреи могут обрабатывать поля мошавы. Впрочем, вызволенные из плена (по тому же перемирию) мошавники-бейтаристы зря надеялись, что им вернут их законно приобретенные участки: бен-гурионовские соколы не собирались и дальше терпеть здесь бейтаровское гнездо. Так на развалинах мошавы Мишмар Ха-Ярден возник кибуц Гадот (до 1954 года – Говрим) с идеологически правильным населением.
Из-за отмеченной разницы в трактовках договора кибуцникам пришлось более чем нелегко. Сирийцы, чьи укрепленные позиции находились на Голанах, а также и в считанных метрах от реки, постоянно обстреливали Гадот. А когда Сирия приступила к работам по переброске вод Ярдена в иорданские водохранилища, что справедливо рассматривалось Израилем как casus belli, положение кибуца и вовсе стало аховым. В ответ на израильские бомбежки строительных работ сирийцы отвечали артиллерийским обстрелом Гадот. На территории кибуца были размещены бетонные трубы двухметрового диаметра, изготовленные специально для Всеизраильского водопровода, – в Гадоте они играли роль бомбоубежищ. От трубы к трубе передвигались по сети выкопанных в полный рост окопов.
Ну а в июне 67-го с этим было покончено – о чем, собственно, и говорит написанная тогда же песня. Автор слов, Йовав Кац, провел в Гадоте некоторое время, когда в 1958 году приезжал туда помочь коллегам-кибуцникам (сам-то он происходит из весьма благополучного и богатого кибуца Наан). Впечатления от жизни под постоянными обстрелами остались у него надолго. В Шестидневную войну Кац командовал разведротой танкового батальона в дивизии Ариэля Шарона. На Синайском фронте бои закончились в трехдневный срок, и дальше солдаты, прильнув к транзисторам, слушали, что происходит на севере. Узнав о захвате Голан, взволнованный Йовав Кац сел на землю в тени джипа и в течение получаса набросал слова песни, которая стала шлягером немедленно после первого исполнения. Другой такой удачи у него не было.
Последние взрывы ушли на восход,
накрыла долину истома…
и девочка вышла в руины Гадот
взглянуть на развалины дома.
Обрушилась крыша, и тополь прилёг…
Ах, мама, что всё это значит?
Ни дома, ни кукол, и папа далёк…
А мама смеётся и плачет:
Ах, дочка, на горы взгляни и поверь –
их облик не так уж неласков…
Там пушки по-прежнему есть, но теперь
они повернулись к Дамаску.
Базальт на Голанах, как раньше, седой,
но нынче там наша удача:
там знамя Давида сияет звездой,
там папа смеётся и плачет.
Когда он вернётся с победой домой,
всё будет, дочурка, иначе –
ни мин, ни снарядов, ни смерти самой…
Ну что ж ты смеёшься и плачешь?
Закаты красны и восходы нежны,
и свежи поля меж ручьями…
Они будут, дочка, вдвойне зелены
без пушек, нависших над нами.
Петляет Ярден, как подвыпивший дед,
он тоже смеётся и плачет…
И воды его наш враждебный сосед
уже не свернёт и не спрячет.
Ярден то припустит, как конь-исполин,
то встанет, как старая кляча…
Теперь он, дочурка, для наших долин…
Ну что ж ты смеёшься и плачешь?
Ну что ж ты смеёшься и плачешь?
(пер. с иврита Алекса Тарна)
(ссылка на песню в исполнении несравненной Хавы Альберштейн)
Комментариев нет:
Отправить комментарий