пятница, 6 сентября 2024 г.

Спор о Б‑ге

 

Спор о Б‑ге

Аркадий Ковельман 5 сентября 2024
Поделиться20
 
Твитнуть
 
Поделиться

…ибо Г‑сподь, Б‑г твой, есть огонь поядающий, Б‑г ревнитель.

Второзаконие, 4:24

 

Тимофей Павлович Пнин, герой романа Набокова «Пнин», не верил в самодержавного Бога, а верил, хотя и смутно, в демократию духов, в то, что души умерших формируют комиссии, чтобы на длительных заседаниях помогать живым.

Пнин не был способен в ясном сознании понять и принять такой мир, в котором нежную хрупкую молодую женщину Миру Белкину — невесту, разлученную с ним революцией и Гражданской войной, убили инъекцией фенола в сердце, или сожгли заживо в яме, или отравили газом в бутафорском душе — детали остались невыясненными. И все это — в пяти милях от Веймара, в Бухенвальде, на месте парка, где когда‑то гуляли Гете, Шиллер, Гердер и неподражаемый Коцебу.

«Зачем нужно было строить лагерь так близко?» — возмущался профессор Хаген, на кафедре которого Пнин преподавал русский язык и литературу. Ведь Веймар — сердце немецкой культуры, средоточие «нации университетов», как назвал Германию президент колледжа в своей речи по поводу вручения дипломов выпускникам. В той же речи он похвалил Россию, «страну Толстого, Станиславского, Раскольникова и других великих и добрых людей».

Россию Тимофей покинул в 1919 году. С началом «войны Гитлера» он оставил Францию и переселился в США. Родители его умерли от тифа, школьного друга Ваню Бедняжкина красные расстреляли в Одессе за то, что Ванин отец был либералом.

Об «антикварном либерализме» самого Пнина с презрением отзывался Комаров, сотрудник кафедры изящных искусств. С точки зрения Комарова, идеальная Россия должна была соединять в себе монарха‑помазанника, колхозы и гидроэлектростанции. На стене банкетного зала Комаров изобразил Рихарда Вагнера, Достоевского и Конфуция, вручавших свитки президенту колледжа.

Будучи «антикварным либералом», Пнин не смог оценить по достоинству советский документальный фильм конца 1940‑х годов, демонстрация которого входила в культурную программу колледжа. Между тем, с точки зрения американских коллег, в фильме не было ни грана пропаганды — только чистое искусство и радость свободного труда. На весеннем празднике красивые девушки несли плакаты: «Руки прочь от Кореи», «Мир победит войну» (на немецком и испанском языках). С пастбища легендарной Осетии пастух докладывал республиканскому министру сельского хозяйства о рождении ягненка. Восемь тысяч работников Московского завода электрооборудования единогласно выдвигали Сталина кандидатом от Сталинского избирательного округа Москвы. Слезные железы Пнина выделяли горячую, детскую, неподконтрольную влагу.

Понятно, что карьера его в колледже должна была закончиться новым изгнанием, откуда он вынырнул в романе Набокова «Бледный огонь», возглавив кафедру русистики в одном из университетов Новой Англии. Чарльз Кинбот, главный персонаж романа, автор комментария к поэме «Бледный огонь», принадлежащей перу Джона Шейда, поэта и профессора английской литературы, был счастлив, что работает на другой кафедре, поскольку считал Пнина педантом. Поверим ему на слово.

*  *  *

Хотя на слово ему верить не стоит. В конце комментария (не имеющего к поэме никакого отношения) он раскрывает свое инкогнито и представляется Карлом II Возлюбленным — королем северной страны Зембла, бежавшим по подземному переходу из дворцового чулана, куда его заточили экстремисты, совершившие революцию в Зембле при поддержке могучей соседней державы.

На парашюте король приземляется рядом с университетским городком, где работает его любимый поэт Джон Шейд. Он арендует у профессора — правоведа и судьи дом по соседству с домом поэта. Рассказывает Шейду историю своего бегства, надеясь, что тот сделает ее темой будущей поэмы.

Когда же поэма готова, он приглашает поэта отпраздновать событие. Тут‑то на сцене и появляется присланный экстремистами неумелый убийца, Якоб Градус. Он стреляет в короля, но попадает в поэта. Безутешная вдова дарит королю право на издание последнего шедевра своего мужа.

Таков комментарий к поэме, в которой (к разочарованию Кинбота) нет ни слова о Зембле и ее короле. Но сквозь текст странного комментария просвечивает другая, менее романтическая история: Кинбот — вовсе не беглый король, его настоящая фамилия — Боткин, а Кинбот — анаграмма, результат перестановки слогов. Родина Боткина — Россия, а не мифическая Зембла (аллюзия на архипелаг Новая Земля). Убийцу звали не Градус, а Джон Грей, он был не экстремистом, а уголовником и целился не в Кинбота, а в поэта, которого принял за правоведа‑судью, засадившего его в психушку.

Все это не отменяет нашего интереса к спору, следы которого мы находим в поэме Шейда (а на самом деле Набокова) «Бледный огонь»: «Мой Бог умер молодым. Теолатрию (то есть поклонение богам. — А. К.) я счел / унизительной и безосновательной. / Свободный человек не нуждается в Боге; но был ли я свободен?»

Очевидно, перед нами заимствование из «Веселой науки» Ницше, где сказано буквально следующее: «По правде, мы, философы и “свободные духом” при вести о том, что “старый Бог умер”, чувствуем себя осиянными новой утренней зарей; наши сердца переполняются благодарностью, удивлением, предвкушением, ожиданием — наш горизонт наконец‑то снова свободен…» 

В устной беседе Кинбот возражает на слова поэта так:

 

…если мы отвергнем существование Высшего разума, планирующего нашу жизнь после смерти и управляющего ей, нам придется принять невыразимо страшное понятие Случая, уходящего в вечность… <…> Насколько разумнее, даже с точки зрения гордого безбожника, принять присутствие Бога — сначала слабую фосфоресценцию, бледный свет в сумраке земной жизни, а после — ослепительное сияние.

 

«Бледный свет в сумраке земной жизни»: здесь явный намек на «Бледный огонь», название поэмы Шейда. Может быть, вся поэма посвящена спору о Боге?

Кинботу такая мысль не приходит в голову, он не видит намека, зато выводит «бледный огонь» из пьесы Шекспира «Тимон Афинский», благо сам Шейд просит великого драматурга подсказать ему название поэмы. Действительно, в четвертом акте пьесы Тимон, «знатный афинянин», брошенный в беде теми, кого он облагодетельствовал, разгневавшись на целый мир, обвиняет луну в воровстве: она крадет свой «бледный огонь» у солнца.

Все же к поэме Шейда эта сердитая тирада не имеет отношения. Зато она перекликается со словами поэта, нахлебника Тимона. Речь идет о поэзии: «Наш нежный огонь / Воспламеняется из самого себя и, подобно летящему потоку, / Сметает границы». Очевидно, поэзия подобна Богу. Так в поэме Жуковского «Камоэнс» (1839): «Поэзия есть бог в святых мечтах земли». И это — настоящая тема Шейда.

Но мы знаем, что Б‑г Израиля — не «нежный огонь», не «бледный огонь», а «огонь поядающий, Б‑г ревнитель» (Втор., 4:24), тогда как поэзия пребывает «в мечтах» и, по словам У. Х. Одена, «не делает ничего» («Памяти Уильяма Батлера Йейтса», 1939).

Тимон отказывается от общества. Гравюра Исаака Тейлора по полотну Генри Говарда к трагедии Уильяма Шекспира «Тимон Афинский». Акт IV, сцена 1. 1803

*  *  *

Мы останавливаемся в недоумении. В мире, где бушуют «культурные войны», популярна такая фраза: «Культура ничего не значит». Поэзия в прямом смысле «не делает ничего». В таком мире зло легко может притвориться добром. Но есть книги, разоблачающие притворство зла.

Пастернак когда‑то заметил: «Эпохи революций / Возобновляют жизнь / Народа, где стрясутся, / В громах других отчизн» («Безвременно умершему», 1936).

Революции, гнавшие Набокова и его героев из страны в страну, возобновились в фантастическом мире Джоан Роулинг — она сама призналась в любви к русскому писателю. Критики заметили сходство сюжетных линий: бегство Гарри Поттера из дома на Тисовой улице, где он провел детство в чулане под лестницей, и бегство короля из дворцового чулана. Пожирателей смерти, пустившихся в погоню за Поттером, запутывают члены Ордена Феникса, принявшие облик Гарри, подобно тому, как карлисты принимают облик короля, одетого в красный свитер и красную вязаную шапочку с наушниками. Но нас волнует не совпадение деталей, а общее понимание родства добра со злом.

Зло представлено в «Бледном огне» группой экстремистов, называющих себя тенями, добро — карлистами, тайными сторонниками короля, «романтическими смельчаками». Тени, по словам Кинбота, действительно были тенями карлистов, близнецами карлистов. Можно было проследить рождение обеих групп из студенческих и военных братств, распознать у них общие ритуалы. Родные и даже двоюродные братья карлистов иногда принадлежали к теням. Точно так же Пожиратели смерти и члены Ордена Феникса учились в одной школе волшебников, те и другие стремились к победе над смертью, только цена разнилась и пути различались. Одни умирали ради жизни других, другие убивали ради бессмертия Темного Лорда. Для одних символ бессмертия — змея, выползающая из черепа, для других — птица Феникс, сгорающая и восстающая из пепла. Зло кажется нам двойником добра, обезьяной добра, тенью добра, как в сказке Андерсена или в пьесе Шварца. И не крикнешь: «Тень, знай свое место!» — потому что тень своего места не знает.

Взять хотя бы незадачливого убийцу. Его душой владела ненависть к несправедливости и лжи. Несправедливым и ложным он считал все, что отклонялось от стандарта и нормы. Математики и писатели были для него не лучше священников и королей: только и думали, как обмануть простых и честных людей. Из любви к равенству Градус стрелял в короля и убил поэта.

Вот почему так легко подменить добро злом и так трудно, так страшно заглянуть в конец истории. Кинбот, во всяком случае, был полон мрачных предчувствий. Он собирался продлить свое существование: или прятаться и стонать в сумасшедшем доме, или попытаться вернуть себе утраченное королевство, или, приняв другой облик, обернуться старым счастливым русским писателем в изгнании — без славы, без будущего, без читателей, наедине с искусством.

 

Но, что бы не случилось, какой бы ни была мизансцена, непременно где‑то кто‑то отправится в путь, уже отправился в путь, покупает билеты, садится в автобус, поднимается на борт корабля, спускается по трапу самолета, его встречает миллион фотографов, и сейчас он позвонит в мою дверь — более сильный, более уважаемый и компетентный Градус.

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..