Сваха, сваха — теперь в эфире
Материал любезно предоставлен Tablet
Честно говоря, я терпеть не могу реалити‑шоу. И не потому, что считаю себя выше этого (хотя, конечно, считаю). Признаться, я и без того смотрю кучу всякой дряни. Просто я предпочитаю дрянь иного рода. А сюжетные условности большинства реалити‑шоу меня невыносимо раздражают. Их тщательно выписанная «реальность» существует в каком‑то загадочном пространстве между былью и небылицей. Я как зрительница чувствую себя в этом непонятном пространстве неловко и неуютно. Мне куда проще сопереживать фильму о том, как люди в космосе «реально» существуют бок о бок с человекоподобными рептилиями в некоей социалистической утопии («Звездный путь»), чем идиотской, эстетически отталкивающей «драме» об отношениях между людьми, которые в буквальном смысле живут на разных планетах. Одним словом, между кардассианцами и семейством Кардашьян я выберу понятно кого.
И от Jewish Matchmaking («Еврейское сватовство»), нового сериала Netflix, я ничего не ждала — по понятным причинам. В прошлом году, поддавшись на уговоры подруг, я заставила себя посмотреть целиком первый сезон совершенно чудовищного реалити‑шоу My Unorthodox Life («Моя неортодоксальная жизнь»), и эта оплошность до сих пор не дает мне покоя. Так что, стиснув зубы, я села и изготовилась посмотреть восемь серий пошлой драмы о сватовстве — исключительно «в исследовательских целях». Но к концу второй серии «Еврейского сватовства» я строчила, сама себе удивляясь, сообщения лучшей подруге: «Мне вроде нравится». Она уже посмотрела все серии и с восторгом соглашалась со мной.
Главная героиня «Еврейского сватовства», сваха Ализа Бен‑Шалом, американка, сделавшая тшуву, ныне живет в Израиле. Она сердечная, веселая и, как фольклорная сваха, знает массу забавных выражений вроде «Ходи на свидания, надоест — до свидания». Шоу отчасти привлекло меня отсутствием свойственных этому жанру шаблонов — например, слишком подробно прописанных диалогов, чересчур обрывочного монтажа и музыкальных сигналов, как в мультиках. Но я при этом не говорю, что в шоу нет сценария или что оно так или иначе существует за пределами жанра. Тем не менее тому, кому этот жанр вообще не нравится, «Еврейское сватовство» глядишь, и понравится.
Лейтмотив «Еврейского сватовства» как нельзя более очевиден. В мире, где найти любящего и честного партнера, не говоря уже о «родственной душе», мучительно непросто, быть может, все, что нам нужно, — это хорошая сваха, такая же изобретательная и заботливая, как Бен‑Шалом: благодаря ей ходить на свидания — а в 2023‑м это сущая пытка — проще простого. Она перемещается с места на место, со съемочной площадки на съемочную площадку, как еврейский Санта‑Клаус, с мешком холеных претендентов и претенденток, и все они, точно по волшебству, соответствуют заковыристым требованиям ее клиентов.
Но за образом свахи‑спасительницы, Шидех‑Клаус, на мой взгляд, скрывается кое‑что поинтереснее. Сама Бен‑Шалом живет в традиционной еврейской общине (соблюдает кашрут, шабат, покрывает голову и т. п.), однако она олицетворяет собой на диво всеприемлющий образ современного еврейства. Клиенты у нее самые разные — от ультрафрумов из Боро‑Парка до жителей Канзаса, причисляющих себя к евреям по культурным соображениям. Для меня основная мысль шоу заключается именно в этом: в удручающе разобщенном мире современных евреев, где складывается ощущение, будто разные части общемирового еврейства существуют исключительно для того, чтобы доказать несостоятельность друг друга, некто, представляющий «традиционный» иудаизм, просто появляется в кадре и доказывает безоговорочную состоятельность всех и каждого проявления современного еврейства. (Разумеется, при условии, что вы относительно обеспеченны и ищете гетеросексуального партнера. Насколько мне известно, гомосексуалам в «Еврейском сватовстве» пару не подбирают.)
Отдельные эпизоды сняты в таких еврейских городах, как Тель‑Авив и Нью‑Йорк, но действие также разворачивается в Майами, Лос‑Анджелесе, Канзасе и много где еще. Клиентами свахи становятся выходцы из самых разных еврейских общин, и этих общин больше, чем, как правило, показывает массовая поп‑культура: например, среди потенциальных кандидатов на брак — президент клуба сефардов Майами! И в следующем сезоне сериала клиентура свахи наверняка окажется еще разнообразнее. Но я, самая обычная белая ашкеназка из Нью‑Йорка, с захватывающим интересом — вот уж чего не ожидала — следила за историями о евреях, которые необязательно выглядят или живут в точности как я.
Сериал — совместное производство Америки и Израиля, и об этом заявлено во вступительных титрах: название шоу написано по‑английски «Еврейское сватовство», и на современном иврите, «Шадханут модернит» («Современное сватовство»). Между этими двумя названиями — интересное различие. «Еврейское сватовство», безусловно, продолжение реалити‑шоу Indian Matchmaking («Индийское сватовство»), пользовавшегося бешеным успехом: благодаря английскому названию эта связь становится очевидной. А вот ивритское название говорит совсем о другом. «Еврейское» подразумевается, поскольку использовано слово «шадханут», однако само это слово вызывает ассоциации с чем‑то старомодным, если не старосветским. Следовательно, возникает необходимость видоизменить его с помощью жизнеутверждающего эпитета «современный». Это вам не бабушкины шадхонес, говорят нам создатели шоу; но вовсе не в том смысле, который они, быть может, имели в виду.
В современном иврите словом «шадхен» обозначают и сваху, и степлер. И то, и другое соединяет. А вот в идише у этого слова одно‑единственное значение — сват. Шадхен у европейских евреев — настоящий профессионал, притом незаменимый. По данным энциклопедии Исследовательского института идиша, в эпоху до широкого распространения фотографии шадхен убеждал родителей потенциальных жениха и невесты дать согласие на брак «не с помощью карточек, а с помощью слов». Существовал особый язык сватовства. В идише мы редн а‑шидех, сговариваемся о браке. Свату дозволялось и приврать, о чем свидетельствует идишская пословица — пережиток дофотографических времен: «Б‑г не запрещает шадхену врать».
Склонность приуменьшать изъяны клиента — основное свойство шадхена: таковы образы классических сватов, особенно образы комические. И здесь я должна предупредить: все, о чем я расскажу далее, может кого‑то задеть. Это культура куда менее чувствительного времени, и тогда считалось нормальным смеяться над физическими и интеллектуальными недостатками.
Еще в 1940‑х годах популярный исполнитель Бенни Белл (впрочем, людям, далеким от идишской культуры, он вряд ли известен) записывал песни, обыгрывавшие вековые стереотипы о шадхенах. Одна из самых известных его записей — «Мойше Пипик»: в песне рекламируют услуги некоего мистера Пипика (фамилия переводится с идиша как «пупок»), а‑тайере шадхен, дорогого свата. А поскольку шадхен весьма удобно рифмуется с бадхен (свадебный тамада), Мойше Пипик предлагает две услуги заодно.
В песне Мойше Пипик расхваливает свой «товар» слушающим его юношам и мужчинам. «Товар» — 20‑летняя девица, дочка богача. Но вот незадача: девица шесть недель как швенгердик, то есть беременна. Ой! Другой невесте 25 лет, она голубоглазая блондинка, и на счете в банке у нее крупная сумма. (Именно то, что требуется очередному клиенту Ализы Бен‑Шалом.) Но вот незадача: у нее не хватает трех пальцев на левой руке, и она хромает на правую ногу. Ну и так далее.
Песня изобилует комическими подробностями (пожалуй, даже чересчур), и большинство из них, несомненно, смутит современного слушателя. Мне же нравится вот что: песня была записана в начале 1940‑х годов в Нью‑Йорке, но при этом в ней использованы комические образы и приемы, восходящие, пожалуй, к 1880‑м, когда Авром Гольдфаден впервые представил публике комическую оперетту на идише «Ди цвей Куни‑Лемл» («Два Куни‑Лемла»). В этой пьесе классический шадхен, Калман‑шадхен, пытается выдать очень современную и достойную во всех отношениях Каролину за хромого одноглазого заику по имени Куни‑Лемл. Но Каролина влюблена в мудрого Макса, своего репетитора по немецкому, который — бывает же такое! — выглядит в точности как Куни‑Лемл. Разумеется, это фарс, что же еще.
В 1960‑х на израильской сцене «Куни‑Лемл» замечательно поставили на иврите, с текстами Моше Сакара и молодым Майком Берстином в главной роли. В 1966‑м вышла телепостановка, обе роли, Куни и Макса, исполнил Берстин. Он играет классического шадхена идишского театра. Главные детали образа шадхена, как напомнил мне мой друг Шейн Бейкер, — зонтик и саквояж. А что в саквояже? Карточки потенциальных клиентов и, разумеется, «товара». Еще бутылочка бронфн (алкоголя) и леках, медовой коврижки, чтобы сразу и отметить заключение выгодного шидеха.
«Куни‑Лемл» пользовался таким успехом, что стал важной частью израильской государственной мифологии, и каждый год в День независимости по телевизору показывают этот спектакль: этот факт сообщил мне сам Берстин. Подозреваю, реалити‑шоу назвали «Шадханут модернит» отчасти и потому, что в коллективном воображении определенного поколения израильтян благодаря «Куни‑Лемлу» еще жив образ шадхена прежнего образца.
Отметим, что ситуация, безусловно, меняется. В восьми сериях «Еврейского сватовства» знаменитый кинематографический шадхен упоминается не единожды. Но не Калман‑шадхен, а Ента из «Скрипача на крыше». Даже в самом Израиле считают, что по ней можно судить, как происходит сватовство. Такая перемена пола шадхена кажется мне нелепостью, если не удручающим сексизмом. У Шолом‑Алейхема в истории о Тевье сватовством занимался мужчина по имени Эфраим. Алиса Соломон, автор книги Wonder of Wonders («Чудо из чудес»), прекрасного культурологического исследования о «Скрипаче», пишет, что автор либретто «Скрипача» Джо Стайн для мюзикла придумал Енту, «превратив свата Эфраима… в более масштабный и знакомый образ: болтливую назойливую кумушку, которая то и дело смешно обнаруживает свои грешки (например, придя к Голде, прячет в сумку оставшиеся пироги) и противоречит сама себе». Еще досаднее читать, что «назвав сваху Ентой, Стайн сделал одну из немногих уступок идишу, которого авторы поклялись избегать, поскольку этот язык слишком сильно ассоциировался с дешевыми пьесками на потеху невзыскательному зрителю. Ента — имя достаточно распространенное, но со временем оно превратилось в нарицательное, стало означать докучливую сплетницу, и Стайн решил использовать этот образ болтливой старой карги».
С каким бы удовольствием я ни смотрела «Еврейское сватовство», я все же с невольной опаской жду манипуляций и спекуляций, свойственных реалити‑шоу. В шоу некогда рассуждать о неоднозначной истории или спорных сторонах своей тематики. Так, к примеру, в шоу ни словом не упомянули о стоимости услуг Бен‑Шалом, при том что прибыль по сей день — суть этого, в общем‑то, очень еврейского занятия. Кто может позволить себе чудеса Шидех‑Клаус, а кто нет? Я бы хотела, чтобы об этом упомянули во втором сезоне — вопреки сомнениям, я все же буду его смотреть.
Оригинальная публикация: Matchmaker, Matchmaker—Now Streaming
Комментариев нет:
Отправить комментарий