ОДИННАДЦАТАЯ КАЗНЬ

 Одиннадцатая казнь.

Долгунов Эдуард

 

 - Ай, ай, Боже мой, - пожилой человек подскочил к лежащему на снегу седому мужчине,- Вы не ушиблись, можете встать? Как скользко! Безобразие, коммунальщики совершенно не чистят снег, хотя-бы на тротуарах.

 

 - Нога,- застонал лежащий,- что-то хрустнуло в бедре и встать я не могу. 

 

Скорая помощь приехала быстро. 

 

 -Вы можете отвести его в 3-ю городскую больницу,- попросил  врача пожилой,- мой внук там врачом работает, он быстро все организует.

 

 - Перелом бедра,- посмотрев рентгеновский снимок, заключил травматолог,- со смещением. Это надолго. 

 

 - Сначала его положат в травматологию, где наладят систему вытяжения, - внук обнял деда за плечи,- а потом наложат гипс и пока не сформируется «костная мозоль», ему придётся лежать дома. К сожалению, все это надолго, очень надолго, а учитывая его возраст... У него есть родные?

 

 - Понятия не имею,- пожал плечами дед,- я с ним не знаком. Проходил мимо, увидел как он поскользнулся и упал. Ты уж распорядись внучок, что-бы меня пускали его навещать. Может у него никого нет, а как не помочь пожилому человеку?

 

  - Сделаем, конечно,- улыбнулся доктор,- ты сам-то ходи осторожно, видишь как бывает.

 

 

 

 - Ну, как вы тут?- посетитель поздоровался с пациентом, лежащим на кровати, - как вижу, не скучаете,- показал на ногу, фиксированной на металической конструкции и пропущенной через колено спицей с прикрепленным  грузом. Потом положил на тумбочку «авоську» с двумя яблоками и бумажным пакетом, добавил,- я вам тут бутерброды с колбаской принёс и витамины.

 

 - Благодарю,- кивнул головой больной,- так это вы меня вчера привезли сюда? Так сказать, спаситель. А мы ведь даже не знакомы. Матвей Васильевич Бычков,- и протянул  руку,- а вас как величать?

 

 - Будем знакомы, Яков Семёнович,- и пожав руку, добавил,- можно без фамилии. Как вы?

 

 -Да вот, лежу. Врачи сказали, что это надолго. 

 

 - Родных оповестили?- поинтересовался посетитель,- дайте номера телефонов, я позвоню. 

 

 - У меня только сын,- сказал Матвей Васильевич,- ему уже звонили. Должен приехать.

 

 - Ну и хорошо,- кивнул головой Яков Семёнович,- если что нужно, вы скажите, принесу. Я, знаете ли, один сейчас живу. Жена умерла, но слава Б-гу, у меня тоже, сын и внук. У них свои семьи, но меня не бросают, грех жаловаться. Я литературовед, так сказать, специалист, изучающий художественную литературу, как явление человеческой культуры, преподавал раньше в институте. Но, мне уже 68 лет и я сейчас на пенсии, хотя, до сих пор консультирую на своей кафедре. А вы, позвольте спросить, чем занимаетесь?

 

 - У нас с вами много общего. Мне, тоже, 68 и я, тоже, пенсионер,- пожал плечами лежащий,- пенсионер МВД. Подполковник в отставке,- добавил он,- так что, консультировать мне некого. Я своё отслужил. 

 

 - Ясно,- вздохнул посетитель,- скажите, я могу вас навещать? Все таки, я чувствую за собой некоторую ответственность за вас.

 

 - Буду рад,- кивнул головой Матвей Васильевич,- я тоже вдовец, а молодежь, вы знаете, всегда занята своими делами, так что, рассчитывать на их посещения..,- и махнув рукой, добавил,- приходите.

 

 

 

 - Дед,- внук покрутил пуговицу на пальто Яков Семеновича, -тут мне медсестра, по секрету, сказала, что к твоему «protege» сын приходил и очень с ним ругался. Речь шла о какой-то «гробнице фараонов», мумиях, медсестра так и не поняла о чем, но сын грозился, что если отец не уничтожит какой-то «Склеп дьявола», он опубликует  компроментирующий материал о его прошлом. Ты о своём знакомце  что-нибудь знаешь?

 

 - Ровным счетом ничего,- пожал плечами дед.

 

 - Ты, вот что, - тихо сказал внук,- будь с новым знакомым поосторожней. Не нравится он мне, мутный какой-то.

 

 

 

 - Ну давайте я вам, хотя-бы, спину протру. Сколько дней лежите и не купались ещё. От вас уже запах исходит. Яков Семёнович,- увидев зашедшего в палату,- хоть вы ему скажите. Обтираться не хочет, а доктор мне «втык» сделает.

 

 - Матвей Васильевич, это приказ доктора, так что садитесь и не сопротивляйтесь. Делайте свою работу, сестра, а я помогу поднять пижаму. 

 

Влажной губкой девушка начала обтирать спину и грудь недовольного пациента. Яков Семёнович активно помогал ей, удерживая торс подполковника в вертикальном положении и вдруг увидел татуировку на левом плече. Увидев надпись, он похолодел. Ошибиться было невозможно. Он читал её не один раз. Он знал каждую буковку, каждую закорючку этого ужасного слова написанному на плече, она снилась ему сотни раз: «ЛЕДОРУБ». Яков Семёнович пристально посмотрел в глаза Матвея Васильевича и узнал! Узнал!! Не зря говорят, что глаза - это зеркало души. Сколько лет прошло, оболочка тела изменилась, постарела, а душа нет. И глаза нет! Эти страшные глаза! 

 

 - Как я мог это не заметить?- не замечая лютого мороза и спотыкаясь на каждом шагу, брёл домой Яков Семёнович, - как я мог не узнать эти глаза?

 

 

 

 - Дед! - голос внука в телефонной трубке звучал приглушено,- ты просил сообщить, когда придёт сын Бычкова. Так, он здесь, сидит у отца. Его зовут Олег. Можешь приходить.

 

 - Здравствуйте, Олег!- как бы случайно встретив его при выходе из больницы, сказал Яков Семёнович,- извините за моё любопытство, у меня вопрос к вам - вы в Омске, случайно, не жили? Уж очень вы похожи на одного моего студента. 

 

 - Нет, - покачал головой Олег,- я родился в Норильске, а когда отец вышел в отставку, мы переехали сюда, в Красноярск. В Омске я никогда не был. Простите, спешу.

 

 - Все сходится,- прошептал Яков Семёнович, заходя в палату, - ошибки быть не может.

 

 

 

 - Что, заболел? - участливо спросил лейтенант и приложил ладонь ко лбу заключённого,- ой, ой, и температура есть? Ну, конечно, на работу выйти не можешь. Что мы, не люди, не понимаем? Завтра оформим в «керосинку»( жарг. лагерная санчасть), а пока.. Приходько! - позвал он охранника,- приготовь больному  кровать, ему надо «сбить» температуру, а то горит весь.

 

Солдат молча принёс ведро воды, половину вылил на несчастного, другую на нары.

 

 - Отдыхай, болезный,- улыбнулся лейтенант и уложив заключённого в воду, пристегнул  наручниками к шконке. 

 

Потом открыл окно, вдохнул морозный воздух и весело сказал: На свободе -40, у тебя +40, итого - по нулям! Занятно, не правда ли! - потом участливо добавил,- чтобы тебе душно не было, я окошко прикрывать не буду. Ладно?

 

Отряд, вернувшийся с работ, заполнил барак в полной тишине. На «шконке» лежал кусок льда с человечьим обличием, вмёрзший в неструганные доски. Даже охранники с угрюмым ужасом отворачивали глаза, стараясь не смотреть на нары. 

 

 - Так, так, так, что тут у нас?- с любопытством спросил зашедший лейтенант,- О! Да у нас тут мумия лежит! Почти египетская, только во льду. Они бальзамировали 

 

по-египетски, а мы по-нашему, по-сибирски! Всем стоять,- приказал он,- я сейчас.

 

Через несколько минут лейтенант вернулся в странном одеянии. Внизу, как всегда, брюки с сапогами, а сверху, на голый торс, был надет кожаный фартук, как у сапожников. В одной руке он сжимал долото, в другой молоток.

 

 Подойдя к нарам, он с интересом осмотрел лежащего и со словами: «Изваяем-ка мы скульптуру и назовём её «Аменхотеп»,- начал вырубать тело из льда. Стоявший за его спиной з/к прочитал на левом плече лейтенанта татуировку: «Ледоруб». 

 

Кто-то из стоявших зеков упал в обморок.

 

 - Какие мы сентиментальные,- скривился «скульптор»,- может ещё кто-то заболел и не может работать? Вы только скажите. Но запомните, у нас только «Рамзесы» не работают, а «мумии» разные… Санитар!

 

 - Санитар Резников, статья 58-8,- тихо сказал стоявший за его спиной заключённый.

 

 - Поднять «Аменхотепа» и держать вертикально,- возбужденно сказал лейтенант и вытащив из кармана фотоаппарат, передал его одному из охранников и со словами,- теперь, фото для истории. Мы тоже бальзамировать умеем,- встал рядом с телом.

 

После того, как охранник сделал  пару снимков, приказал санитару:

 

 - На погост нашего «Аменхотепа», в «долину мумий», потом ко мне, доложишь об исполнении. Я пока документы оформлю. 

 

И вышел. 

 

 - Давайте, ребята, берём бедолагу,- сказал санитар,- похороним  по-людски, а то «Чабан»(жарг. начальник отряда в колонии), кивнул он в сторону вышедшего лейтенанта, совсем озверел. Ещё волкам скормит несчастного.

 

 

 

Зайдя в палату, Яков Семёнович подошёл к кровати и внимательно посмотрел на лицо спящего. Да, это был лейтенант, только очень постаревший. Глубокие морщины избороздили лицо, седые волосы с пролысинами, шершавые щёки. Но это, несомненно, был лейтенант, тот самый «Ледоруб»!

 

Неожиданно больной открыл глаза и присел на кровати.

 

 - О, привет! А я тут вздремнул немного и не заметил вашего прихода. Вы давно здесь?

 

 - Нет, «Чабан»,- глухо ответил Яков Семенович и пристально посмотрел ему  прямо в глаза, - только пришёл.

 

Матвей Васильевич изменился в лице.

 

 - Мы где-то в прошлом пересекались, так я понимаю? - облизнув губы, произнёс он,- и скорее всего на «зоне»?

 

 -«Норильлаг», гражданин начальник, 24 отряд, статья 58-6.

 

 - Служил я в «Норильлаге»,- нахмурился подполковник,- в 43 году, кажется, но отряд не помню и вас не припоминаю.

 

 - Конечно,- покачал головой Яков Семёнович,- всех не упомнишь. Сколько через ваши руки прошли, куда уж вспомнить какого-то санитара Резникова. Но «Аменхотепа»вы должны помнить!

 

 

 

 - Закончив школу НКВД, я был направлен на службу в Сибирский ИТЛ, или «Сибулон», что в районе Новосибирска. 

 

Но, буквально через пару недель после начала моей службы, во время рыбалки на реке Обь, я провалился в полынью. Меня вытащили, но я получил двустороннее воспаление лёгких  и был отправлен на лечение в медсанчасть нашего ИТЛ. Моим соседом по палате оказался профессор университета, специалист-египтолог, который был осуждён по 58 статье как враг народа. Но, так как сын начальника лагеря учился в университете на факультете с углублённым изучением французского языка, а «враг народа» владел им в совершенстве, отец определил профессора санитаром в медсанчасть, где тот проживал и периодически давал уроки французской словесности  его отпрыску. Профессор, лишенный связей с внешним миром, был рад нашему общению и длинными зимними вечерами погружал меня в загадочный мир древнего Египта.  Он так увлекался, что, иногда, лекции заканчивались под утро. Меня особенно увлекали рассказы о жизни фараонов, а когда профессор рассказал о «Десяти казнях египетских», описанных в «Пятикнижии» бедствиях, обрушившихся на египтян за отказ фараона освободить порабощенных сынов Израилевых, я потерял покой. Я понятия не имел, кто такие сыны Израилевы, но «десять казней» меня взволновали. «Казнь лягушками», «Нашествие мошек», «Травля дикими зверями»- чушь какая-то, дилетантство! Ну, что это за казни? И это прославлено в веках?! Обидно, прямо. И у меня возникла навязчивая идея придумать свою, одиннадцатую казнь. И я придумал! Подсказало мое «купание» в проруби! «Кокон» из обледеневшей одежды!  А? Чем не «мумии»?  Жаль, что профессор так и не узнал о моих «успехах». Я выписался из санчасти и только через какое-то время узнал, что он умер от сердечного приступа. Так сказать, прямо на рабочем месте, во время уборки. Ну, что тут скажешь, судьба, карающий меч правосудия… Хотя, так или иначе, у него был один конец. Враг народа!

 

Яков Семёнович съёжившись сидел на стуле и  с ужасом смотрел на рассказчика.

 

 - Ну, что ты смотришь на меня,- скривился подполковник,- а, санитар? Ненавидишь? Или ещё боишься? А-а-а!- он откинулся на подушку,- знаю, знаю! Отомстить хочешь. Думаешь, сейчас оболью его водой, открою окно и заморожу как мумию. Помню, помню я «Аменхотепа»! Тебя не помню, отряд не помню, а «Аменхотепа» помню. А знаешь почему помню?- усмехнулся он,- а потому, что вас, врагов народа, через меня прошло много, а «Фараонов» всего 12. Я их всех помню,- улыбнулся он,- да и фотографии у меня остались, так сказать, для истории. А убить ты меня не сможешь,- покачал головой подполковник,- кишка тонка. Кто ты у нас- литературовед? Специалист по человеческой культуре?Интеллигент несчастный! Человека убить легко, а вот решиться на это сложно. Тут характер нужен, запал, так сказать, кураж! А у таких как ты, гуманитариев…,- махнул он рукой.

 

 - За что статью получил?- вдруг жестко спросил он,- по какой сидел?

 

 - 58-6,- автоматически ответил Яков Семёнович. 

 

 - Шпионаж,- покачал головой лейтенант,- лет на 10 присел?

 

 - Я на фронте был, меня контузило, в плен попал,- выдохнул Яков Семёнович,- бежал, пробился к своим, а потом был осуждён как предатель Родины и шпион. Слава Богу после войны разобрались, реабилитировали.

 

 - Все вы так говорите,- усмехнулся «Ледоруб»,- я так думаю, зря реабилитировали. 

 

 - Послушайте,- срывающимся голосом сказал Яков Семёнович,- неужели вам не страшно? Неужели вам не снятся ваши жертвы? У вас сын, ведь он может узнать о ваших зверствах. Как вы смотрите ему в глаза?

 

 - Я боролся с врагами народа,- отчеканил подполковник,- и честно исполнял свой долг. У меня грудь в орденах, имею поощрения за безупречную службу. При выходе в отставку, от государства даже домик в деревне получил. За что мне должно быть страшно? Сплю я хорошо, а если мне и снятся сны, так только древний Египет. Правда, я никогда там не был, но посмотрю на фотографии своих «мумий» и представляю себе пирамиды, гробницы. А сына я правильно воспитал, по нашему, и он ещё гордится будет, когда узнаёт о вкладе своего отца в мировую историю и изобретённой им «Одиннадцатой казни». Мое имя останется в веках. А ты? Что сделал ты? Сначала Родину предал, а потом всю жизнь читал чужие стишки и перебирал никому не нужные бумажки? И всю жизнь прожил в страхе. Ты и сейчас боишься меня, потому что за мной сила, власть. Я «Рамзес», и мое место в «Пирамиде», а такие как ты, просто «мумии» и ваше место в «долине мумий», проще говоря, на погосте.

 

Так, ну все, устал я с тобой базарить, пошел вон. А мне мстить, даже не думай, не получится. Сам сдохнешь, сожрешь себя, а другого убить не сможешь. Знаю я вас, интеллигентов несчастных. Одно слово- «мумия»! Здесь «Рамзес» нужен, а ты…, как мне тебя назвать?… О!… «Яхмос»! Да, да,- возбужденно воскликнул он,- именно «Яхмос», из 18 династии, отец «Аменхотепа»! Мне профессор о нем рассказывал, у меня записано.

 

 

 

Яков Семёнович с трудом вышел из палаты. Голова кружилась, противная тошнота подступала к горлу, болела грудь, сердце отчаянно билось.

 

 - Он прав,- с тоской шептал старик,- он прав, я боюсь его. Я не могу смотреть на него, я не могу слышать его голоса. 

 

В памяти предательски всплывали картины прошлого- ледяной лагерный барак, бесконечный голод, голый торс лейтенанта с татуировкой «Ледоруб» на плече, молотком и долотом вырубавшего человека из ледяной глыбы. Он помнил, он хорошо помнил лицо несчастного, его открытые незрячие глаза под ледяной коркой, стянутые губы.

 

 - Надо что-то делать,- тихо бормотал он,- надо…

 

 Сильный удар в грудь опрокинул Яков Семёновича и наступила темнота.

 

 

 

 - Ну, слава Богу, очнулся,- родное лицо внука,- как я рад. Ты дед, не дури, давай, возвращайся. Имей ввиду, я не дам тебе помереть. Теперь все будет хорошо. 

 

 - Борька,- Яков Семёнович посмотрел на внука,- что случилось? Где я и что это за трубки?

 

  - Дед, ты в реанимации,- и вздохнув добавил,- уже 2 недели. У тебя был инфаркт, но сейчас уже все в порядке. Ты выкрутишься. Хорошо, что все случилось прямо здесь, в больнице и мы не упустили драгоценное время. Помнишь, ты навещал своего приятеля, а когда выходил из палаты, упал. Ничего не хочешь мне рассказать, а, дед?

 

 - Потом, Борька, потом,- и взял внука за руку,- только запомни, он мне не приятель,- и глубоко вздохнув, добавил,- он «Ледоруб»!

 

 

 

 - Здравствуйте, уважаемый Яков Семёнович! Я очень надеюсь, что Вы уже находитесь в добром здравии и мое письмо негативно не отразиться на состоянии Вашего здоровья. Я знаю, чем рискую, но молчать более не могу. Вы оказались единственным человеком, сопричастным к моей судьбе и если по воле случая, через столько лет, вы встретились с моим отцом, я посчитал это знаком свыше. Мне 35 лет, и все эти годы я ношу в себе ненависть к нему. Хотя, отцом его назвать трудно. С моей матерью они встретились в лагере. Он охранник, лейтенант НКВД, она 17 летняя заключённая, дочь врага народа. Совершить над ней насилие, для него, не представляло никакого труда, но мать забеременела, а это уже была проблема. Связь офицера НКВД с заключённой была наказуема, поэтому в отцовстве обвинили какого-то заключённого из отряда моего отца и через короткое время появилась первая «мумия», которую он назвал «Тутмос1». Он добился, чтобы мать с ребёнком, то есть со мной, перевели в другой лагерь, где через 2 года, она скончалась от туберкулеза. Меня отправили в дом малютки, а потом в детский дом. Не знаю почему, но отец забрал меня оттуда и усыновил, дав свою фамилию, Бычков. И хотя он относился ко мне очень жестко, даже жестоко, я был благодарен ему, потому что в детском доме было ещё хуже. Однажды, у нас в школе, проходил плановый медосмотр и проводившая его медсестра, узнала меня по необычному родимому пятну на спине. Она сидела в одном лагере с моей матерью, у неё тоже был грудной ребёнок и когда у мамы пропало молоко, кормила меня своим. От неё я узнал всю правду. С тех пор, в моей душе поселилась ненависть к этому человеку, но я старался не проявлять свои чувства. Шли годы, отец продвигался по службе. Однажды, у нас дома, он с двумя сослуживцами, отмечал «День чекиста». Пили за Сталина, за Родину, за «родные органы». Напились они страшно, из-за шума я не мог уснуть и лежал у себя в комнате в постели с книгой. И вдруг, под хохот гостей, я услышал голос отца, рассказывающий о каких-то мумиях, Египте, фараонах. Я подглядел в дверную щель и увидел, что они рассматривали какие-то фотографии и весело смеялись. Потом я нашёл эти снимки у отца в столе. На одних он стоял и обнимал ледяные «человеческие статуи», на других они были сфотографированы без него. На каждой фотографии были какие-то надписи: «Ментухотеп», «Аменемхет», «Сенусерт» и другие. Я ничего не понимал,  мне стало плохо от увиденного, я долго вырывал. Только через какое-то время, учитель истории нашей школы, пояснил мне значение этих слов - это были имена египетских фараонов. С тех пор, я стал изучать историю Древнего Египта, сутками не вылезал из библиотеки, это стало целью моей жизни. Однажды, я, совершенно случайно, нашёл дневник своего отца, где он в подробностях описывал свои «опыты» над несчастными зеками, называя их «Одиннадцатой казнью Египетской»! Считая себя гениальным изобретателем, он в подробностях описывал свои «изыскания» по данной теме - время «застывания» тела, зависимость от температурного режима, движение воздуха в помещении и т.д. Описал все свои «мумии», с именами, которые им дал. Он мечтал построить «Пантеон», но не «Храм всем богам», а храм одного бога, как он себя назвал - «Рамзеса Сибирского», покой которого, должны охранять созданные им «мумии». Он хотел войти в мировую историю, чтобы ему поклонялись и «благодарные потомки» слагали песни. 

 

Я мечтал о его смерти. Сотни раз я прокручивал в своей голове всевозможные варианты возмездия, но решиться на это я не мог. Как мне, неоднократно, внушал этот монстр: «Убить человека легко, а решиться на это трудно, нужен характер, кураж». 

 

Наверное, он был прав. Мне не хватало характера. Шло время и, по выслуге лет, в звании подполковника, он был отправлен на «заслуженный отдых». За «доблестную многолетнюю службу», в виде поощрения, руководство наградило его деревянным домиком в лесу, конфискованным ранее у какого-то «цеховика», отбывающему свой срок в «местах не столь отдаленных». По видимому, бизнесмену было что скрывать, поэтому сруб был построен в очень уединенном месте, вдали от посторонних глаз и цивилизации. Дом отапливался камином, свет обеспечивался керосиновыми лампами, а туалетом служила деревянная будка во дворе. Но, со слов отставного подполковника, бытовые удобства его мало волновали, так как он жил «духовной жизнью». Отец был замкнутым человеком, друзей и родных у него не было, даже я в этом доме был всего дважды. Но, однажды, он попал в больницу с острым аппендицитом, потребовались кое-какие документы и он попросил меня их привезти. Попав в дом, я ощутил необъяснимое волнение и страх. Но какие-то силы заставили меня обследовать помещение и я нашёл люк, открыв который попал в подвал. Я зажег керосиновую лампу и превозмогая какой-то мистический ужас спустился в подполье. От увиденного у меня закружилась голова.

 

Помещение представляло собой квадратную комнату с каменным полом, посреди которой, на возвышении, стояло шикарное кресло, с замысловатыми резными ножками и подлокотниками, обитое красным бархатом, на котором была красиво вышита надпись, похожая на арабскую вязь:

 

«РАМЗЕС СИБИРСКИЙ- ВЕЛИКИЙ».

 

Вокруг кресла, по периметру, были расположены небольшие надгробные камни, по три с каждой стороны, на которых были «впаяны» фотографии изможденных людей в ледяных глыбах и на каждом камне была надпись: «Ментухотеп», «Сенусерт» и другие, всего 12. Я уже видел эти фотографии, они  из «коллекции» отца. Лампа мерцала слабым огнём, отбрасывая мою тень на стены и надгробья и, вдруг мне показалось, что мертвецы стали оживать. В ужасе, я бросился вон из этого подземелья. Не помню, как вышел из этого страшного дома. Мои мысли путались, в мозгах все время крутилась только одна фраза: «Его надо остановить, его надо остановить!» 

 

И вдруг я понял, что сделать это смогу только я. Другого он к себе просто не подпустит. Но как? Кому рассказать, кто даст совет?

 

И тут, встреча с вами. Я, случайно, услышал разговор в палате и поняв, что Вы в курсе дела и знаете о нем все, хотел поделиться своими сомнениями, посоветоваться. Но, когда, после разговора с ним, у Вас случился инфаркт, я принял решение.  После снятия «скелетного вытяжения», ему наложили на ногу гипс, выписали из больницы и я, по его просьбе, отвёз в тот самый дом в лесу. С его слов, так как он довольно активно передвигался на костылях, запасы продуктов были достаточны и вполне мог прожить без посторонней помощи. 

 

Я заканчиваю своё письмо с благодарностью судьбе за то, что она дала мне возможность встречи с Вами. Мне было необходимо снять все сомнения, относящиеся к его прошлому, а Вы, живой свидетель его преступлений и человек, которому я могу исповедаться. С моей души упал большой камень, давивший  мне на сердце всю мою сознательную жизнь. 

 

Теперь, моя судьба в ваших руках и что будет со мной, решать Вам.

 

Уважаемый Яков Семёнович! Желаю Вам крепкого здоровья, любви родных и близких, а мне пожелайте…. 

 

 Пожелайте мне куражу!    

 

                        

 

 

 

 - Дед!- улыбнулся внук,- тебе опять письмо. Что за тайны Мадридского двора? Это женщина? Имей ввиду,- и погрозил пальцем,- тебе сейчас любовные волнения противопоказаны. Подумай о сердце. Это я тебе как врач говорю.

 

 - Борька,- положив письмо в карман пижамы, улыбнулся Яков Семёнович,- не болтай чепухи. Это от коллеги с кафедры, просит скорректировать статью. Я потом почитаю. Пошли чай пить.

 

Когда внук ушёл, он с волнением вскрыл конверт. В нем лежал газетный лист со статьей.

 

     Криминальная хроника.

 

Как стало известно редакции нашей газеты, Следственным комитетом прекращено дело по факту возгорания частного дома в лесополосе посёлка Солнечный. Напоминаем нашим читателям, что в январе текущего года, произошло возгорание дома гр. Бычкова М.В, проживавшего в нем на момент происшествия. Как установило следствие, в доме с печным отоплением, не было электричества и освещение помещения осуществлялось керосиновыми лампами. Гр. Бычков М.В., накануне, был выписан из больницы, где проходил лечение в связи с травмой. В доме он проживал один и на момент происшествия передвигался на костылях. Следствие пришло к заключению, что возгорание произошло в результате неосторожного обращения с огнем.  В связи с тем, что криминальной составляющей не выявлено, дело было прекращено в связи с отсутствием состава преступления. Интенсивность огня было такой силы, что дом выгорел до основания. Со слов следователя по особо важным делам, капитана  Нефедова Н.И., к сожалению, тело пострадавшего обгорело настолько сильно, что индентифицировать его не представляло возможности.

 

Тов. Бычков М.В. был жителем нашего города, подполковник ФСИН в отставке, награжденный орденами и медалями за безупречную службу и отдавший много лет Федеральной службе исполнения наказаний. Хочется отметить, что данная постройка была выделена подполковнику Бычкову М.В. ведомством ФСИН, за безупречную службу при выходе в отставку. Мы выражаем искреннее соболезнование сыну покойного, который, в свою очередь, решил дом не восстанавливать, а участок засадить деревьями.

 

 

 

 - Не понял,- подполковник поднял глаза на зашедшего в комнату мужчину,- и нахмурившись посмотрел на сына,- это кто такой? Как он попал в мой дом?

 

 - Познакомься,- Олег встал рядом с незнакомцем,- это мой «молочный» брат, Николай. Ты о нем ничего не знаешь, но мы с ним вскормлены одним молоком, молоком его матери. Когда у изнасилованной тобой девочки, моей мамы, пропало в лагере молоко,- прошептал он,- меня вскормила мама Николая, который как и я, родился в тюрьме. 

 

 - А мой отец,- вступил в разговор Николай,- вернувшийся с войны инвалидом и осуждённый по 58 статье за то, что три месяца был в плену, сгинул в лагере, где ты, «не щадя живота своего», боролся с «врагами народа». И я не исключаю, что 

 

он отбывал наказание в твоём отряде и ты превратил его в «мумию». А, «Ледоруб»? Ведь это твоё любимое занятие? «Одиннадцатая египетская казнь»?

 

 - Что?- задохнулся от гнева Бычков,- что ты сказал? Откуда…?

 

 - Да, «Чабан»,- нахмурился Олег,- уж извини, отцом я тебя называть не могу,- и вытащив из ящика комода тетрадь, бросил ее на стол,- я нашёл твои дневники. И тебе придётся за все ответить. 

 

 - Убью, суки,- захрипел подполковник и потряс костылем,- мало таких как вы сажали!  На кого замахнулись?  Вы, «черви навозные», презренные «мумии»! Что это?- задохнулся он, смотря в глубь комнаты,- это…это…

 

 - Ну, вот,- удовлетворенно сказал Николай, пристегивая Бычкова наручниками к резным подлокотникам красивого кресла, обитым красным бархатом, с вышитой надписью, похожей на арабскую вязь: 

 

«РАЗЕС СИБИРСКИЙ-ВЕЛИКИЙ».

 

 - Ты только не волнуйся, «Рамзес Великий», к утру мы вернём тебя вместе с креслом в «Бункер». Так, вроде всё, по твоему протоколу, а, «Ледоруб»? Ах, да, окна! Надо же учесть движение воздуха и температуру помещения, ведь все должно быть по правилам, по твоим правилам! Надо уважать изобретателя. 

 

Ой! - вздохнул Николай, открывая окна,- какой воздух. На улице - 40, а у тебя +36.6, почти столько же. Занятно, правда?

 

 - Вы не сможете этого сделать,- прохрипел подполковник,- кишка тонка. У вас….

 

 - Да, «Ледоруб»,- прошептал Олег,- ты оказался прав. У меня «кишка тонка», да и «куражу» не хватает. А вот он…

 

 - Кстати, позвольте представиться,- вступил в разговор Николай,- следователь по особо важным делам Следственного комитета, капитан Нефедов Николай Иванович, ветеран афганской войны. И что интересно,- кивнул он головой,- именно я буду вести дело по факту возгорания дома гр. Бычкова М.В., то есть, твоего дома, «Рамзес». И, следствием  будет установлен факт неосторожного обращения с огнём, поэтому дело, в связи с отсутствием состава преступления, я закрою. Разумеется, тебя, с надлежащими почестями, похоронят. Во всяком случае, я постараюсь, чтобы все так думали. Твоё тело так «сильно обгорит», что даже, экспертизу по идентификации произвести будет невозможно. И только мы с Олегом будем знать, что ты, «Рамзес Сибирский- Великий», будешь вечно сидеть в построенном тобой «Пантеоне-бункере», на красивом троне, в окружении ненавистных тебе «мумий». Ты же этого хотел? И когда ты встретишься с ними в «лучшем из миров», не думаю, что ваша встреча будет для тебя приятной.

 

А учитывая мою ненависть к тебе, поверь, «куражу» мне хватит. Благодаря нашему государству, у меня есть богатый афганский опыт. А сейчас я буду твоим судьей и в память о моем отце и других «мумий», буду судить тебя по человеческим законам. Ты хотел зайти в анналы истории как изобретатель «Одиннадцатой казни египетской»?- и взял ведро с водой,- ну, что же, заходи!

 

От всех нас, «мумий»…

 

 

 

 - Дед,- возмутился внук,- да что это такое? Что ты от меня скрываешь? Тебе опять письмо. Кто тебе все время пишет?

 

 - Борька, не болтай,- улыбнулся Яков Семёнович,- сходи лучше в магазин за колбаской, чего-то бутерброда захотелось.

 

 

 

Вскрыв конверт и увидев фотографию, старик вздрогнул.

 

На красивом кресле, обитом красным бархатом, сидел «Ледоруб» с голым торсом, облачённый в кожаный фартук и  сжимающий в одной руке молоток, в другой долото. Он смотрел через ледяную пленку открытыми незрячими глазами и, стянутым судорогой ртом, будто, что-то хотел сказать окружающим его кресло надгробным камням. 

 

 

 

 - Дед, ты чего это сжигаешь?- внук посмотрел на горстку пепла в пепельнице на столе,- статью коллеги?

 

 - Не приятель он мне, Борька,- вдруг, задумчиво произнёс  непонятную фразу Яков Семёнович,- и грустно посмотрев на пепел, добавил,- он «Ледоруб»!

 

 

 

Дорогой читатель! 

 

Хочу добавить несколько слов. Много лет тому назад, где-то в конце 70 годов, я работал хирургом в Кишиневе и один из пациентов, рассказал мне реальную историю, свидетелем которой он был. С его слов, он провёл в заключении в одном из сибирских лагерей 15 лет и у них был охранник, в звании лейтенанта (на тюремной фене- «Чабан»). Что-бы предотвратить, как он считал, симуляцию болезни с целью получения освобождения от работ, для «больных» из своего отряда применял особый «метод лечения». По его приказу, нары заливались водой и несчастному предлагался «постельный режим» на льду. Таких «пациентов» он называл «мумиями». Так что, конечно, в своем повествовании, я что-то домыслил, добавил кое-какие детали от себя, но по сути, описал правдивую историю. 

 

И последнее. Определенную роль, заставившую меня вспомнить эту печальную историю, сыграла нынешняя война в Украине.

 

                                                                                                          Автор.