The American Conservative (США): пришло время перечитать «Анну Каренину»
Этот роман Толстого учит, что сексуальная свобода на самом деле порабощает женщин.
Кармел Ричардсон (Carmel Richardson)
«При наших неразумных учреждениях жизнь честной женщины есть беспрерывная борьба против самой себя, и справедливо, чтобы этот пол разделял тягость бедствий, которые он нам причинил». (Жан-Жак Руссо, «Эмиль»)
Теперь, когда, попав в третьею волну феминизма, мы погружаемся все глубже, на самое дно позднего капитализма, мы часто не можем понять, какие средства исцеления у нас остались, если они вообще остались. Какое наполненное здравым смыслом слово может помочь нам отойти от края пропасти, коим является, к примеру, нормализация педофилии, когда тот склон, который все искренне считали нескользким, в действительности привел нас к трансгендерному безумию и прославлению самых разнообразных сексуальных извращений?
Хотя, возможно, существуют и другие способы замедлить темпы распространения постмодернистских сексуальных нравов, я бы предположила, что один из эффективных способов сделать это – взять в руки хорошо знакомую книгу, которой уже 145 лет, а именно роман Льва Толстого «Анна Каренина». Эта история о русской женщине благородного происхождения, которая жила в 19 веке и которая изменила своему мужу, представляет собой не просто занимательный роман, зачитавшись которым вы можете справиться с охватившими многих тревогой и неудовлетворенностью (хотя эта книга хорошо подойдет и для этого). «Анна Каренина» преподносит нам весьма поучительный урок о том, насколько порабощающей может оказаться сексуальная свобода, и в наше время этот урок как никогда актуален.
Но не только это. Анна уходит от мужа к Вронскому в поисках сексуальной свободы, автономии – Толстой выражает эту мысль через слова самой Анны, когда она перекладывает собственную вину на своего любовника: «Да, в нем было торжество тщеславного успеха. Разумеется, была и любовь, но бо́льшая доля была гордость успеха. Он хвастался мной». Угодив во все традиционные ловушки ревности, она винит всех вокруг, кроме себя самой.
В своей супружеской измене Анна стремится обрести силу – уверенность в том, что она все еще способна завоевывать сердца мужчин, потому что ее муж Каренин уже перестал поддаваться на ее уловки. Охватывающая ее жажда контроля гораздо сильнее ее влечения к Вронскому. Разумеется, Анна стала далеко не первой, кто совершил этот грех, – он был подробно описан еще в третьей главе Бытия, – и, хотя некоторое время Анне удается его избегать, ее все более истеричные попытки контролировать Вронского посредством эмоционального абьюза (насилия над чувствами мужчины) только отталкивают его, потому что он сам хочет управлять ей. Тем не менее, ее протофеминистское стремление к равенству не имеет ничего общего с равноправием полов, и полностью завязано на жажде власти – власти над мужчинами.
(Нет, Толстой не ненавидел женщин. Напротив, его отношение к прекрасному полу более чем прекрасно.)
Хотя физически Анна изменила мужу лишь с одним человеком, Толстой показывает, как она неустанно флиртует с множеством других мужчин, пытаясь воплотить свои желания в реальность. Хотя Анну действительно преследуют мысли о неверности Вронского, она испытывает невероятное волнение, флиртуя со всеми мужчинами, попадающимися у нее на пути, – даже с честным Левиным, чья супруга Китти когда-то привлекла внимание Вронского. Анна чувствует наслаждение, испытывая свою привлекательную внешность и обаяние на каждом ничего не подозревающем мужчине, устраивая игру из того, с какой легкостью она способна влюбить его в себя.
В сочетании с наслаждением от запретного плода этот коктейль из острых эмоций и эго заставляет любовников сделать то, что считалось совершенно неприемлемым в русском обществе того времени: они публично демонстрируют свою неверность, вместо того чтобы наслаждаться ей за закрытыми дверями. Это стало главной попыткой Анны заполучить контроль в свои руки. Излишне уверенная в своей способности подчинять людей своей воле, Анна надеется изменить общество, вместо того чтобы признать свой грех. То же самое происходит с современными активистами, которые требуют, чтобы мы приняли их версию реальности – вопреки биологии, морали и человеческой природе, которые требуют обратного.
В конечном счете жажда Анны все контролировать берет над ней верх и толкает ее на самоубийство. Она задумывает этот акт как месть Вронскому за то, что он не любит ее так, как, с ее точки зрения, он должен любить, – то есть ему нельзя исправлять ее ошибки, нельзя идти против ее воли (последней каплей стало то, что Анна приходит в ярость, когда он предложил уехать из Москвы не в понедельник, а во вторник), и нельзя ничего от нее скрывать. Но ее падение в состояние самоуничтожения показательно. Именно Анна – а не Вронский – ломается под тем давлением, которое оказывает на нее их любовная связь. Она утрачивает способность контролировать и мужчин, и себя, и в конце концов у нее остается еще меньше свободы, чем у нее было, когда она жила с мужем. Ее самоубийство – в ловушке под колесами движущегося поезда – это гротескный, но легко узнаваемый символ ее порабощенного состояния.
«Несомненно, что никому не позволительно нарушать верность, и всякий неверный муж, лишающий свою жену единственной награды за выполнение строгих обязанностей ее пола, есть человек несправедливый и жестокосердный; но неверная жена делает больше: она разъединяет семью и сокрушает все природные связи; награждая мужчину детьми, ему не принадлежащими, она изменяет тем и другим и к неверности присоединяет вероломство. <…> Итак, важно, чтобы женщина не только была верной, но и считалась таковою со стороны мужа, родных ее, со стороны всего света; важно, чтобы она была скромной, внимательной, осторожной и чтобы в глазах других, как и в ее собственной совести, читалось признание ее добродетели».
История Анны Карениной – это проявление зацикленности на себе со стороны обоих ее участников, однако Анне она приносит гораздо больше несчастий. В конце концов Вронский все равно может появляться в обществе, тогда как Анну порицают во всех приличных домах. Пока Анна сходит с ума от ревности, Вронский посещает клубы и театры. Хотя сохранение репутации, возможно, уберегло бы Анну от этих бед, Толстому, очевидно, кажется, что ее разоблачение неизбежно, потому что Анна с самого начала согласилась связаться с Вронским, живя с Карениным. Правда всегда выходит наружу, и зачастую ее раскрывают те самые люди, которым следует тщательнее всего ее скрывать.
Вероятно, современные феминистки не захотят услышать послание Толстого: сексуальная свобода порабощает женщин. Мучительнее всего, что сексуальная свобода заточает женщин внутри их собственных тел – вопреки тому, что нам пытаются внушить клиники, занимающиеся абортами. Анна жаждет сексуальной свободы, но она получает абсолютную ее противоположность. Ближе к концу романа Анна признается Долли Облонской, что она не просто несчастна, а чувствует себя загнанной в ловушку. Ее инструменты контроля – ее физическая привлекательность и обаяние – хотя и оказывали сильное воздействие на каждую новую жертву, в конечном итоге не помогли ей обрести власть над Вронским. Она знает, что вне уз брака единственный способ удержать его – это ее тело, и то пока не найдется кто-то моложе и привлекательнее.
«В одиночестве потом передумывая этот взгляд, который выражал право [Вронского] на свободу, она пришла, как и всегда, к одному – к сознанию своего унижения. „Он имеет право уехать, когда и куда он хочет. Не только уехать, но оставить меня. Он имеет все права, я не имею никаких”. <…> Ей все-таки нечего было делать, нельзя было ни в чем изменить своих отношений к нему. Точно так же как прежде, одною любовью и привлекательностью она могла удержать его. И так же как прежде, занятиями днем и морфином по ночам она могла заглушать страшные мысли о том, что будет, если он разлюбит ее».
«Отчего же не потушить свечу, когда смотреть больше не на что, когда гадко смотреть на все это?» – думала она.
Первородный грех Анны заключается вовсе не в ее убеждении, что женщины должны быть свободны, и даже не в ее стремлении к свободе. Он заключается в ее убеждении, что она найдет больше свободы за пределами своего брака, нежели внутри него.
Ближе к концу романа друзья Анны замечают появившуюся у нее привычку щуриться каждый раз, когда разговор заходит о ее любовной связи, – как будто она старалась не видеть ту правду, которая постоянно всплывала перед глазами. Современный читатель тоже может начать щуриться, чтобы не видеть ту правду, которую ему раскрывает Толстой, а также катастрофические последствия сексуального греха. Но честные люди найдут в этом романе искренний призыв к верности – мотив, который проходит через все блестящие творения Толстого и к которому всем нам стоит прислушаться.
Комментариев нет:
Отправить комментарий