воскресенье, 24 января 2021 г.

ЕВРЕЙСКОЕ ЯДРО АТОМНОЙ ДРАМЫ

 

Еврейское ядро атомной драмы

0

Истинный заговор «сионских мудрецов»

Александр Я. ГОРДОН

 

Философ-марксист Дьердь Лукач не любил Запад и западную цивилизацию. Он любил вопрошать:

«Кто спасет нас от западной цивилизации?»

Но западная цивилизация сама позаботилась о своем спасении путем создания американской атомной бомбы. В «операцию по спасению» внес вклад европейский, в частности, венгерский антисемитизм, разжиганию которого содействовал Лукач своим активным участием в правительстве Венгерской советской республики. Народный комиссар Лукач проводил политику, названную позже «культурным террором». Коммунистический режим Советской Венгерской республики устроил «красный террор» по образцу Советской России. Из 49 наркомов нового правительства 31 оказались евреями, а из 202 высокопоставленных чиновников евреями были 161 человек. Во главе Венгерского коммунистического правительства стоял еврей Бела Кун. После поражения Венгерской советской республики, страна погрузилась в пучину белого террора, который оказался не менее кровавым и принял антисемитский характер. Венгерская советская республика просуществовала 133 дня. Население воспринимало советскую власть в стране как власть евреев. Восстание против коммунистов было яростным и кровопролитным и носило антисемитский характер. Хотя жертвами революционных репрессий были и евреи, от белого террора и погромов пострадали многие тысячи безвинных.

Еврейские погромы в Венгрии, начавшиеся после поражения революции, продолжались до 1921 года: венгры мстили простым евреям, не имевшим отношения к революционным событиям, за деяния коммунистического правительства. От антисемитизма в Венгрии, вспыхнувшего после поражения революции 1919 года, бежали выдающиеся физики, выходцы из обеспеченных семей — Юджин Вигнер, Джон фон Нейман, Лео Силлард и Эдвард Теллер, внесшие большой вклад в успех Лос-Аламосского проекта создания американской атомной бомбы. Вигнер и фон Нейман ходили в одну и ту же лютеранскую гимназию с Лукачем. Много лет спустя лауреат Нобелевской премии по физике Юджин Вигнер рассказал мне, молодому физику, которого встретил в форме солдата израильской армии с автоматом во время увольнительной в хайфском Технионе, Израильском технологическом институте, о том, что США обязаны Беле Куну своим успехом в создании ядерного оружия. Без его революционной деятельности и последующих за ней погромов венгерские евреи не оказались бы в США и не уговорили бы Эйнштейна подписать письмо к президенту США Рузвельту от 2 августа 1939 года, приведшего к созданию ядерного проекта.

«Распространение еврейского народа, на котором основано его существование во все времена, – писал Гитлер в «Майн Кампф», — показано самым великолепным образом в «Протоколах сионских мудрецов», которые евреи так ненавидят». Нацисты подхватили легенду об опасности еврейского засилья, унесшую жизни сотен тысяч евреев. События Второй мировой войны показали небольшой группе физиков-евреев, что мощь нацистов может резко возрасти благодаря великому научному открытию. Евреи, работавшие над проектом, описанном в этом очерке, стремились предотвратить продолжение Катастрофы. «Протоколы» этих атомных мудрецов не написаны. Ответ прозвучал не на бумаге, а на деле.

Во время Второй мировой войны США сбросили две атомные бомбы на Японию. Бомбы предполагалось сбросить на Германию, но война с последней окончилась раньше, чем изготовление бомб. Конец Второй мировой войны был отмечен не только изготовлением американских ядерных бомб, но и не изготовлением ядерной бомбы нацистами. Если бы немцы добились успеха в военном ядерном проекте, Гитлер продолжал бы властвовать в Германии и Европе. Но Германия, в которой во время войны были выдающиеся физики-ядерщики во главе с Вернером Гейзенбергом, не смогла сконструировать ядерную бомбу.

В 1927 году двадцатишестилетний Гейзенберг стал профессором Лейпцигского университета и самым молодым профессором в истории Германии. В 1933 году он стал в 32 года самым молодым в мире Нобелевским лауреатом за формулировку принципа неопределенности и большой вклад в создание квантовой механики (он получил премию за 1932 год). Одна из гипотез неудачи немцев в атомном проекте: великий Гейзенберг совершил великую ошибку, неправильно рассчитав критическую массу ядерного горючего. Он определил ее в 15 тонн, в то время как она примерно в тысячу раз меньше: хиросимская бомба весила 56 килограммов. Сам Гейзенберг, в отличие от его многочисленных критиков и обвинителей в сотрудничестве с нацистами, отрицал, что производил расчет критической массы. Свои занятия расчетами критической массы и ошибку в них он признал в августе 1945 года, после бомбардировки Хиросимы, в беседе с автором открытия расщепления ядра, Нобелевским лауреатом (1944), немецким химиком Отто Ганном, записанной на магнитофон подслушивающим устройством, установленным английской разведкой в месте пребывания интернированных после войны немецких ядерщиков в Фарм-Холле в Англии.

Вернер Гейзенберг и Юджин Вигнер в 1928 году. Фото: Wikipedia / GFHund

8 мая 1924 года два немецких лауреата Нобелевской премии по физике Филипп Ленард (1905) и Иоганн Штарк (1919) поддержали в «Великогерманской газете» программу НСДАП Гитлера. Ленард и Штарк были членом группы, состоявшей из 30 физиков, выдвинувших концепцию «немецкой физики». Они отвергали новую квантовую физику и теорию относительности как догматические теории, не имеющие отношение к действительности. Они утверждали, что правильный подход к объяснению физических явлений должен быть основан на классической физике, которую теснят «ложные» теория относительности и квантовая механика, выдуманные евреями. Ленард и Штарк считали, что верное описание действительности дает анализ эксперимента в рамках наглядных представлений классической физики, подрываемой абстрактной «еврейской физикой». Они и их единомышленники считали, что «правильное классическое» понимание физики дается только арийцам. Группа Ленарда и Штарка называла себя «национальными исследователями». Квантовую механику и теорию относительности они именовали «мировым еврейским блефом». По их мнению, в физике сложился еврейский заговор против истины.

Австрийский журналист еврейского происхождения Роберт Юнг в книге «Ярче тысячи солнц» об истории создания американской ядерной бомбы (1958) писал:

«Ученый мир Веймарской республики не принимал всерьез экскурсы немногих из своих членов в туманные области демагогического расизма. Пока еще профессиональные достижения ценились больше, чем что-либо другое. Приверженцы «германской физики», превратившиеся в агитаторов, недолго привлекали к себе внимание, и их «несуразным выкрикам» не придавалось никакого значения».

Умные физики-евреи не обращали внимания на крикунов-националистов. Они были рационалистами. Они считали, что абсурд не может победить. Но абсурд победил: иррациональные нацисты захватили власть над разумом. 17 апреля 1933 года лауреат Нобелевской премии по физике (1925) еврейского происхождения Джеймс Франк, выходя в отставку, заметил: «Нас, немцев еврейского происхождения, рассматривают ныне как чужестранцев и как врагов в своей стране».

Полная эмансипация евреев в Веймарской республике была неокончательной: «немцы еврейского происхождения» оказались чужестранцами. Перед выходом в отставку Франк работал на должности директора Института экспериментальной физики университета Геттингена. После увольнения евреев из университета там произошел следующий случай с участием прославленного математика Давида Гильберта. О нем рассказывает Роберт Юнг в своей книге:

«Оставшиеся в Геттингене ученые, среди которых были выдающиеся исследователи, во время Третьего Рейха не сумели продолжить научную работу на высоком уровне двадцатых годов. Больше всех чувствовал это падение пожилой математик Гильберт. Примерно через год после «чистки» в Геттингене Гильберт сидел на одном из официальных празднеств на почетном месте рядом с новым министром образования Рустом. Руст неосторожно спросил старого ученого: «Правда ли, господин профессор, что вашему институту причинен большой вред после ухода евреев?» Острый на язык и как всегда откровенный, Гильберт ответил: «Большой вред? Никакой вред институту не причинен, господин министр, его уже просто нет!»

В июле 1937 года в официальном органе СС газете «Черный корпус» Иоганн Штарк опубликовал статью «Белые евреи в физике». В ней проводилось деление на ошибочную еврейскую (теоретическую) и правильную арийскую (экспериментальную) физику. Теоретик (немец) Гейзенберг был одним из главных объектов критики. Штарк обвинил его в том, что тот не вступил в национал-социалистическую партию, отказался подписать составленный Штарком манифест ученых в поддержку Гитлера и пропагандировал теорию относительности Эйнштейна. Штарк писал:

«В 1933 году Гейзенберг одновременно с учениками Эйнштейна – Шредингером и Дираком – получил Нобелевскую премию. Это решение находящийся под еврейским влиянием Нобелевский комитет принял демонстративно, это прямой вызов национал-социалистической Германии. Гейзенберг принадлежит к наместникам еврейства в жизни немецкого духа. Эти люди должны исчезнуть так же, как и сами евреи». Гейзенберг был крайне обеспокоен статьей и в попытке оправдаться написал рейхсфюреру СС Гиммлеру письмо. Гейзенберга стали вызывать на допросы в берлинское отделение гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе. Следствие длилось почти год. Все обвинения были сняты. Вскоре Гейзенберг получил престижные назначения: он возглавил Институт физики общества имени кайзера Вильгельма и стал профессором Берлинского университета. Он мог свободно ездить по оккупированной Европе. Летом 1939 года ему было разрешено посетить США. Он возглавил немецкий ядерный проект. Все говорило о том, что он пользовался необычайным доверием нацистского руководства.

В 1941 году гитлеровские дивизии высадились в Северной Африке, захватили Югославию и Грецию и в сентябре 1941 года успешно наступали на Москву. Многие в Третьем рейхе считали, что победа близка. В этот момент Гейзенберг совершил поездку в оккупированный Копенгаген и встретился со своим учителем и главным коллегой по созданию квантовой механики Нильсом Бором.

После Второй мировой войны физика стала больше чем наукой. Создание ядерной бомбы дало физикам статус наибольшего благоприятствования, который получают люди, умеющие эффективно убивать. Умение тотально уничтожать пользуется огромным уважением тех, кого учили, учат и которые в молитвах повторяли и повторяют: «не убий»! В 1941 году физика еще была одной из областей знания, могущих взволновать своими проблемами лишь небольшое число ученых чудаков, но уже «зрели гроздья гнева». Некоторые понимали, какая огромная разрушительная сила таится в ядрах атомов. Но в 1941 году физики еще точно не знали, можно ли создать ядерную бомбу. Возникла сложная технологическая задача смертоносного использования ядерной энергии.

В 1941 году к этой загадке прибавилась новая: почему Гейзенберг приехал в оккупированный Копенгаген? Он не мог не понимать, что его встреча, его, представителя оккупантов и состоявшего у них на службе, с представителем оккупированной нации не обрадует его учителя. Какова была цель его миссии? Что произошло на встрече между Бором и Гейзенбергом? Ясно одно: после этой встречи от дружбы Бора и Гейзенберга не осталось ничего. Юнг так начинает описание встречи Бор-Гейзенберг:

«В то время Гейзенберг был приглашен в оккупированный Копенгаген прочитать ряд лекций. Понятно, что это была возможность встретиться с его учителем и другом Нильсом Бором. Несмотря на опасность, грозившую Бору как наполовину еврею, он остался в столице Дании, так как знал, что, кроме него, никто не защитит «неарийских» сотрудников его института».

В 1958 году, еще при жизни Бора (умершего в 1962 году) Юнг представил в книге немецких ядерщиков как противников изготовления бомбы Третьего Рейха:

«Он (Гейзенберг. – А.Г.) и ученые, приближенные к нему, стремились к контролю над атомным проектом, овладев институтом кайзера Вильгельма, так как опасались, что другие физики, обладающие низким уровнем морали, займутся атомным проектом на пользу Гитлеру. <…> Напротив, эти физики успешно отвлекли власти от такого бесчеловечного оружия».

Юнг представляет якобы антинацистскую позицию Гейзенберга и его немецких сотрудников по версии руководителя немецкого ядерного проекта и передает утверждение Гейзенберга о его мнимом сотрудничестве с правительством Третьего Рейха:

«Только, делающий вид сотрудника, может оказать реальное сопротивление».

Юнг полагается на свидетельства Гейзенберга, который, хотя не был осужден за сотрудничество с нацистами, но чувствовал осуждение физиков. Юнг представляет версию Гейзенберга следующим образом:

"К большому сожалению, важная беседа между Гейзенбергом и Бором с самого начала происходила неудачно. Бору стало известно, что на приеме, недавно устроенным в честь Гейзенберга, тот защищал немецкую оккупацию Польши".

И действительно, чтобы скрыть свою точку зрения, Гейзенберг имел привычку публично представлять иную позицию, при этом он обычно так поступал за границей. Но фанатично правдивый Нильс Бор отказывался играть в эту двуличную игру, навязанную тоталитарной властью. С того момента как Гейзенберг приехал с визитом к Бору, тот принял своего бывшего любимого ученика настороженно и даже прохладно». Поскольку Гейзенберг осознавал, что «неудачное» проведение беседы недостаточно объясняет причину неудачи встречи с Бором, он снабдил Юнга более хитрыми аргументами:

"Сначала Гейзенберг пытался объяснить ему ситуацию принуждения, навязанную немецким физикам, и постепенно начал осторожно говорить об атомной бомбе. Но, к сожалению, он не сказал откровенно, что он и его группа сделают все от себя зависящее, чтобы предотвратить изготовление этого оружия, и было бы хорошо, если бы противная сторона повела себя так же. С излишней предосторожностью оба собеседника испытывали друг друга и промахнулись в главном. На вопрос Гейзенберга, верит ли он в возможность строительства такой бомбы, Бор уверенно ответил: «Нет!», так как с апреля 1940 года он ничего не слышал о прогрессе в ядерных исследованиях в Англии и США, поскольку их достижения держались в секрете. Гейзенберг старался убедить его, что, по его сведениям, можно изготовить это оружие и даже в ближайшем будущем, если за это дело взяться энергично». Бор прочел книгу Юнга, но молчал".

В 1998 году в Лондоне была поставлена пьеса английского драматурга Майкла Фрэйна «Копенгаген». В ней автор описывает встречу Бора и Гейзенберга в 1941 году. В 2000 году Фрэйн получил престижную премию за лучшее театральное произведение на английском языке. Резонанс пьесы был колоссальный. Появились многочисленные интерпретации происшедшего во время встречи и ее влияния на развитие немецкого атомного проекта. В пьесе вновь фигурирует гейзенберговская версия содержания встречи в Копенгагене – отрицание факта расчета им критической массы и предложение заключить международный союз физиков обеих воюющих сторон против создания ядерного оружия. Автор не настаивает на этой версии, в тексте звучит и другая интерпретация, но в описании встречи ощущается неопределенность. Успех пьесы был столь большим, что дети Бора решили опубликовать черновики писем, написанных, но не отправленных их отцом Гейзенбергу в 1958 году. Письма были заложены в экземпляре книги Юнга, прочитанной Бором. Архивы Бора должны были быть опубликованы в 2012 году, через 50 лет после смерти ученого. Пьеса Фрэйна ускорила публикацию архивов на 10 лет. Через 40 лет после смерти Бора и через 26 лет после смерти Гейзенберга (он умер в 1976 году) был пролит свет на содержание таинственного разговора двух коллег, друзей и врагов.

«Дорогой Гейзенберг! Я прочитал книгу Роберта Юнга «Ярче тысячи солнц». <…> И думаю, вынужден сказать вам, как глубоко я удивлен тем, насколько вам отказывает память. <…> Я лично помню каждое слово наших бесед, происходивших на фоне глубокой печали и напряжения для всех нас здесь, в Дании. В особенности сильное впечатление на меня и на Маргрет (супруга Бора. – А.Г.), как и на всех в институте, с кем вы с Вейцзекером (известный немецкий физик, ездивший тогда с Гейзенбергом в Копенгаген. – А.Г.) разговаривали, произвела ваша абсолютная убежденность в том, что Германия победит и что посему глупо с нашей стороны надеяться на другой исход войны и проявлять сдержанность по поводу германских предложений о сотрудничестве. Я также отчетливо помню нашу беседу у меня в кабинете в институте, в ходе которой вы в туманных выражениях говорили так, что ваша манера не давала мне повода усомниться: под вашим руководством в Германии делается все, чтобы создать атомную бомбу. <…> Я молча слушал вас, поскольку речь шла о важной для всего человечества проблеме, в которой, несмотря на нашу дружбу, нас следовало рассматривать как представителей двух противоположных сторон смертельной битвы…». В 1961 году, во время пребывания в Москве, Бор сказал академику Аркадию Мигдалу: «Я понял его отлично. Он предлагал мне сотрудничать с нацистами».

Впоследствии Гейзенберг не смог последовательно объяснить свой приезд в Копенгаген. Он звучал противоречиво и неопределенно. Ясно, что ученый был весьма озабочен. В июле 1941 года в стокгольмской газете было опубликовано известие об американском эксперименте по созданию ядерной бомбы. В газете Stockholms Tidningen было написано:

«По сообщениям из Лондона, в Соединенных Штатах проводятся эксперименты по созданию новой бомбы. В качестве материала в бомбе используется уран. При помощи энергии, содержащейся в этом химическом элементе, можно получить взрыв невиданной силы. Бомба весом 5 килограммов оставит кратер глубиной в один и радиусом 40 километров. Все сооружения на расстоянии 150 километров будут разрушены».

Гейзенберг был очень обеспокоен этим сообщением и обуреваем желанием узнать правду с помощью Бора.

Возможно, он решил выяснить, поддерживает ли Бор связь с английскими и американскими коллегами для конструирования бомбы. Не исключено, что он хотел понять, не придумал ли Бор способ создания ядерной бомбы, о котором Гейзенберг не знал. Он хотел привлечь Бора к сотрудничеству в атомном проекте. После войны родилась легенда о том, что Гейзенберг отправился к Бору за советом – допустимо ли участие физиков в создании смертоносного оружия. По словам немецкого ученого, Бор сказал, что применение ядерной энергии в военных целях неизбежно и оправданно. С годами Гейзенберг трансформировал свою версию и превратил ее в попытку организации международного заговора физиков против создания ядерного оружия. Он распространял легенду о сопротивлении немецких физиков Гитлеру, пересказанную им Юнгу. Но после выхода книги «Ярче тысячи солнц» Юнг изменил свое мнение и назвал версию о пассивном сопротивлении немецких физиков нацистам «мифом».

Американский биограф Гейзенберга Дэвид Кэссиди пишет:

«Взгляды Гейзенберга в этот период ничем не отличались от взглядов других патриотически настроенных немцев нееврейского происхождения в артистических, академических или военных кругах. Эти социальные группы горячо поддерживали политику Германии во имя немецкой нации. Когда немецкая армия победным маршем шла по Европе в первые годы войны, эти круги приветствовали сообщения о победах на фронтах».

Вполне возможно, что Гейзенберг считал, что, если война затянется, победу в ней можно одержать лишь с помощью ядерной бомбы, и этим объяснялся его визит в Копенгаген. Такую интерпретацию выдвинул сын Бора Оге, лауреат Нобелевской премии по физике (1975), в своем пересказе разговора с отцом:

«В частной беседе с моим отцом Гейзенберг поставил вопрос о военном использовании атомной энергии. Отец был очень сдержан и выразил свой скептицизм, учитывая огромные технические трудности, с которыми нужно было справиться. Но у него осталось впечатление, что Гейзенберг считал, что новые возможности могут предрешить исход войны, если она затянется».

Один из близких сотрудников Бора Стефан Розенталь, польский еврей, впоследствии датский ученый-ядерщик и специалист по квантовой механике, работавший в институте Бора во время визита Гейзенберга, вспоминал:

«Я запомнил лишь то, что Бор был в сильном возбуждении после беседы и что он примерно так цитировал слова Гейзенберга: «Вы должны понять, что, если я принимаю участие в проекте, то потому, что твердо убежден в его реальности».

Жена Гейзенберга Элизабет писала в воспоминаниях, что ее муж «постоянно изводил себя» мыслью о том, располагающие лучшими ресурсами союзники могут создать бомбу и применить ее против Германии. В 1943 году немецкий институт по созданию ядерной бомбы переехал из Берлина и исчез из поля зрения американской и английской разведок. Никто не знал, что делают Гейзенберг и его сотрудники на этом поприще и где они находятся. Лишь в мае 1944 года американская разведка узнала, что новая лаборатория Гейзенберга расположена близ города Хехинген на юге Германии и что немецкому урановому проекту выделены средства на строительство мощного циклотрона. Эта находка заставляет меня подумать еще об одной причине тогдашней встречи Гейзенберга и Бора.

В 1941 году в Европе было только два циклотрона, устройства, позволяющего осуществить разделение изотопов и получить необходимый для бомбы уран 235. Один циклотрон находился в Парижском университете Сакле у лауреата Нобелевской премии по химии Фредерика Жолио-Кюри, второй – был в Институте Бора в Копенгагене. У немцев не было циклотрона. Однако им нужен был не только циклотрон, но и сохранение в строжайшем секрете урановых работ на нем. В Париже Гейзенберг не рассчитывал ни на сотрудничество, ни на соблюдение тайны. В Копенгагене работал его ближайший друг Нильс Бор. Гейзенберг надеялся убедить его присоединиться к немецкому проекту.

Гейзенберг ошибся не только в расчете критической массы, он ошибся в Боре, в оценке его несокрушимой антинацистской позиции. Недооценка Гейзенбергом критической позиции Бора по отношению к нацизму привела к кризису в отношениях между двумя старыми друзьями и коллегами и разрушило одно из самых плодотворных сотрудничеств в истории физики. Это была критическая встреча и для нацистского ядерного проекта. Гейзенберг потерял партнера, который мог бы изменить ход его исследований, а, может быть, и ход войны. После неудачи с Бором Гейзенберг потребовал от министра вооружений А.Шпеера денег на строительство циклотрона (об этом А.Шпеер написал в своих мемуарах), и в 1944 году стало ясно, что он эти деньги получил.

Гейзенберг был не единственным, кто ошибся в расчете критической массы и реальности быстрого создания ядерной бомбы. Гитлера увлекали и восхищали новые немецкие ракеты «Фау-1» и «Фау-2», которыми нацисты обстреливали Лондон. Вред, наносимый английской столице немецкими ракетами, был несравненно меньше того, который приносили английские бомбардировки немецким городам. Гитлер и его советники, в рядах которых, разумеется, не могло быть евреев, не поняли значения ядерного оружия для исхода войны. Фюрер совершил ошибку, возможно, равную по значению той, которую сделал Наполеон во время войны с Англией. Тогда к императору Франции пришел молодой американский изобретатель и предложил ему построить паровой флот, с помощью которого Наполеон мог бы высадиться в Англии, несмотря на неустойчивую погоду. Корабли без парусов? Это показалось императору невероятным, и он прогнал изобретателя парового флота Роберта Фултона. Англия была спасена. История XIX века могла бы развиваться иначе, если бы не недальновидность Наполеона. Рассказ об этом историческом эпизоде убедил американского президента Рузвельта начать ядерный проект.

Майкл Фрэйн отметил один нравственный парадокс: антифашист Бор впоследствии принял участие в манхэттенском ядерном проекте, повлекшем за собой гибель 120 тысяч человек в Хиросиме и Нагасаки, тогда как немец-патриот Гейзенберг, формально работавший на нацистскую военную машину, не сделал ничего, что бы привело к гибели хотя бы одного человека. Оба тезиса Фрэйна ошибочны. Он нашел симметрию там, где ее не может быть. Гейзенберг пытался изготовить бомбу, но потерпел неудачу. К тому же сотрудничество с Гитлером было не сравнимым ни с чем аморальным проступком. 14 декабря 1946 года Эйнштейн написал немецкому коллеге Арнольду Зоммерфельду:

«После того как немцы убили моих братьев-евреев в Европе, я не буду иметь с ними никаких отношений».

Работа над американским ядерным проектом была средством борьбы с нацизмом. Один из создателей квантовой механики, лауреат Нобелевской премии по физике (1954) Макс Борн, немецкий еврей писал:

«Изгнанные физики знали, что не будет никакого спасения, если немцам первым удастся создать атомную бомбу. Даже Эйнштейн, который всю свою жизнь был пацифистом, разделял этот страх и дал уговорить себя нескольким молодым венгерским физикам, просившим предупредить президента Рузвельта».

После войны многие ученые на международных конференциях сторонились Гейзенберга. Бор не согласился на сотрудничество со своим любимым учеником, коллегой и другом, ибо рассматривал его и себя «как представителей двух противоположных сторон смертельной битвы», битвы с нацизмом. Дух ненависти и презрения к немцам, не только к нацистам, чувствуется в письме Эйнштейна Отто Ганну от 28 января 1949 года:

«Преступление немцев – это самое отвратительное преступление, совершенное когда-либо в истории народов, называемых цивилизованными. Поведение немецких интеллектуалов – если смотреть на них как группу – не было лучше, чем поведение черни».

Потрясенный тем, что явно отстававшим от немцев американцам удалось изготовить атомную бомбу, Гейзенберг не думал тогда о роли евреев в этом трагическом для него успехе. Он не понимал, что униженные, лишенные дома и работы, преследуемые и изгнанные его соотечественниками из оккупированной Европы, потерявшие свои семьи в нацистских лагерях смерти, евреи-ученые стали бродильным элементом, ферментом, движущей силой американского ядерного проекта. Гейзенберг, совершивший ошибку в расчете критической массы урана, недооценил значение критической массы евреев-физиков, скрывшихся от нацистских гонений в США и работавших против его страны из-за своих уничтоженных семей, загубленных карьер, растоптанного человеческого и профессионального достоинства, из-за людоедской доктрины его работодателей. Гейзенберг недооценил силы осуждаемой его коллегами-немцами, прежде всего Нобелевскими лауреатами Ф.Ленардом и И.Штарком, «еврейской физики». Знаменитые европейские физики-евреи Л.Силлард, А.Эйнштейн, Е.Вигнер, Э.Теллер, Д.Франк, С.А.Гоудсмит, Д. фон Нейман, Р.Пайерлс, О.Р.Фриш, В.Ф.Вайсскопф, Д.Бом, Ф.Блох, «евреи наполовину» Н.Бор и Г.Бете (в числе знаменитых американских евреев-участников проекта были Ю.Р.Оппенгеймер и Р.Фейнман) внесли огромный вклад в успех проекта. Среди них было семь Нобелевских лауреатов.

Немецкие физики-арийцы были уверены, что они намного превосходят американцев в развитии проекта ядерного оружия. Они недооценили «еврейскую опасность». Жена-еврейка одного из главных научных консультантов американского ядерного проекта Энрико Ферми Лаура в книге «Атомы у нас дома» (1954) заметила, что именно евреи-иммигранты из Европы, а не урожденные американцы, были его инициаторами:

«Вот почему первое предостережение президенту Рузвельту происходило от таких людей, как Эйнштейн, Силлард, Вигнер и Теллер, а физики, родившиеся и воспитанные в Америке, продолжали сидеть в своей «башне из слоновой кости». Эти чужеземцы знали и что такое военное государство, и что значит концентрация власти в одних руках, а американцы жили только своими представлениями о демократии и свободной инициативе».

Юнг в своей книге также пишет об этой иудейской заботе:

«Тревога, которую они ощущали, боясь, что Гитлер первым овладеет столь ужасным оружием, становится вполне понятной, если учесть, какие издевательства и преследования им пришлось вынести от нацистских студентов в 1932 и 1933 годах. Они никогда уже не могли оправиться от шока, полученного ими вследствие взрыва фанатизма, шока, которому предопределено было сделать историю».

Лео Силлард начал действовать первым: его письмо, подписанное А.Эйнштейном, было важнейшим звеном в усилиях убедить президента США организовать ядерный проект. Силлард был первым, кто написал письмо против использования ядерного оружия в 1945 году. С первого письма Силларда началось восстание «недочеловеков» — евреев, ученых-физиков, против «сверхчеловеков» — нацистов, «неполноценных» не арийцев против «расово чистых» германцев.

Лео Силлард. Фото: Wikipedia / U.S. Department of Energy, Historian’s Office.
This image is in the Public Domain.

«Арийская физика» потерпела поражение. В отличие от советских вождей, разгромивших генетику и кибернетику, нацистские руководители включили в ядерный проект настоящих физиков, а не физиков-расистов. Но было уже поздно. Их зоологическая ненависть к евреям вернулась к ним бумерангом. В Лос-Аламосе шла не упомянутая в истории битва евреев-физиков против нацизма. Пацифисты отбросили пацифизм, поняв, что с дьяволом борются дьявольским оружием. В работе над Манхэттенским проектом сложился единственный в истории настоящий еврейский заговор, заговор евреев против нацистов, сделавших коренных жителей Европы еврейского происхождения чужестранцами. Это был незамеченный, неописанный заговор «сионских мудрецов».

Фрагмент из тетралогии «Безродные патриоты», «Коренные чужаки», «Урожденные иноземцы» и «Посторонние»; приобретение книг по адресу algor.goral@gmail.com

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..