Борис Клетинич писал роман-хронику почти четверть века. Текст завершают даты: 1995-2018. Сегодня это повествование включается в нашу общую работу по восстановлению исторической памяти.
Одно из ведущих направлений современной русской литературы, ее метажанр, если можно так сказать, - судьба предков, судьба семьи в трагических испытаниях ХХ века, рассказанная с разной степенью документальности, мемуарности и беллетризации: «Сахарный ребенок» Ольги Громовой, «Генерал и его семья» Тимура Кибирова, «Лестница Якова» Людмилы Улицкой, «Жуки с надкрылиями цвета речного ила летят за глазом динозавра» Светланы Кузнецовой, «Голомяное пламя» Дмитрия Новикова, «Памяти памяти» Марии Степановой, «Старый альбом. Хроники одной семьи» Анны Степанской, «Артистическая фотография» Анны Фуксон, «Tuska» Яны Жемойтелите, «Буриданы» Калле Каспера, «Стеклянный павлин» Татьяны Вольтской… и многие-многие другие.
«Мое частное бессмертие» - масштабная историческая семейная сага на материале событий, связанных прежде всего с драматической историей Румынии, Бессарабии и советской Молдавии. Но далеко не только.
В журнальном варианте роман вышел два года назад в журнале «Волга» (2017, №1-2).
Образ Кишинева и Бессарабии в поэтических мифах русской литературы связан с кишиневской ссылкой Пушкина, с оглядкой на которого Борис Клетинич создает волшебный и трагический образ Кишинева.
Построен роман своеобразно, сложно и увлекательно. Повествуют сами персонажи, автор же по преимуществу выступает как дирижер оркестра. Читатели знакомятся с хрониками, которые написаны или рассказаны героями: это может быть дневник, или внутренний монолог, или текст доносов, или ответ на вопросы стукача, причем мы, читатели, узнаем и о том, что герой сказал, и о том, о чем умолчал.
Такая манера повествования остановила внимание всех критиков, которые объясняли ее разнообразно, но всегда образно. «Общий характер квеста» представился Василию Костырко («Сетевая словесность», 28.03.2019), «медленный пазл» вообразился Ольге Бугославской («Лиterraтура», 23.04.2017), образ «разбегающихся борхесовских троп» увидел Александр Чанцев («Год литературы», 12.10.2019). А Галина Юзефович увидела «десятки сюжетных ниточек, которые тем не менее постепенно сплетаются в крепкие канаты, а те в свою очередь затягиваются в тугие узлы вокруг трех смысловых полюсов: присоединения Бессарабии, скандала с таинственной книгой и величайшего шахматного поединка ХХ века» («Медуза», 10.08.2019).
Начинается действие в 1931 году. Мы читаем дневник талантливой шестнадцатилетней девочки из еврейской семьи, которая мечтает, дружит, влюбляется и пытается закрыть свое сознание от ужасов прошлого, символом которых становится резня в Гусятине. «И хотя учебник истории твердил о бедствиях и разорениях, попалявших человечество в каждом веке… жизнь была благом даже с учетом Гусятина. Миръ был сотворен заподлицо со мной, и не раньше, чем я родилась. Я поступлю в докторскую школу. Я перееду в Кишинев. И… родюсь… рожусь там заново!»
Мечты сбываются, героиня поступает в докторскую школу в Кишиневе, а затем автор-дирижер сдвигает время: «Через 40 лет. Витя Пешков (ее внук). Кишинев. Утро было только-только с грядки, такое свежее».
Роман многонаселенный и многосюжетный. Читатель переносится из тридцатых годов в семидесятые и девяностые, из досоветского Кишинева - в блокадный Ленинград, из Москвы - в советский Кишинев, а потом в Багио на Филиппинах, где в 1978 году проходил матч на первенство мира по шахматам между «предателем» Корчным и «членом ЦК ВЛКСМ» Карповым.
Перед нами разворачиваются мытарства двух подружек, сбежавших по льду через Днестр из «боярской» Румынии в «счастливый» Советский Союз, и настоящая детективная история, закрутившаяся вокруг опасной рукописи, и любовь, и ревность, и взросление в застойные годы, и неотпускающее прошлое. «Потом Йоська-усатый с июня сорокового, так?.. - загнул палец. - Потом снова этот ваш фашистский кабинет… Гога Октавиан, маршал Антонеску, правильно?..»
И все эти тропы, нити, голоса (можно еще использовать образ мозаики) неизменно связаны с идеей личного бессмертия, которое, как я поняла, совпадает с личной ответственностью.
Роман можно назвать богоискательским.
Если каждый из нас может сказать себе: «Я-то знаю, что я есть», то «каждый из нас должен сказать себе: «Ради тебя был создан мир!», а значит, ты за него отвечаешь. Ты или губишь его своими прегрешениями, или спасаешь его, восстанавливая память и правду об ушедших.

Борис Клетинич. Мое частное бессмертие. Роман. - М. : ArsisBooks, 2019.